Эдвард Бульвер-Литтон - Пелэм, или приключения джентльмена

Месье, — ответил я, — вы поймете, если я скажу, что это — тайна, которую я, дорожа честью некоей особы, j должен свято хранить.

— Сэр, — воскликнул француз, побагровев, — я видел их не раз — короче говоря, они мои!

Я улыбнулся — француз пришел в ярость.

— Oui, monsieur, [397] Да, месье (франц.). — продолжал он скороговоркой, сильно повысив голос, — они мои! Я настаиваю на том, чтобы вы либо немедленно вернули их мне, либо силою оружия отстояли свои права на них.

— На ваше предложение, месье, возможен лишь один ответ, — сказал я. — Я сей же час разыщу кого-нибудь из моих друзей, и он без промедления явится к вам. Разрешите узнать ваш адрес.

Француз, крайне взволнованный, вручил мне свою визитную карточку. Мы раскланялись и разошлись в разные стороны.

Бегло взглянув на карточку, я едва успел прочесть на ней В. d'Azimart, rue de Bourbon, №…, [398] Барон д'Азимар, улица Бурбон, №… (франц.). как над моим ухом раздались слова:

Ты узнаешь меня? Ведь ты Алонзо!

Даже не оглянувшись, я понял, что это лорд Винсент.

— Как я рад вас видеть, дорогой мой! — воскликнул я и тотчас шепотом рассказал ему о том, что произошло. Выслушав мой рассказ с явным интересом, лорд Винсент

без всякой аффектации изъявил готовность исполнить мою просьбу и сожаление о том, что я обращаюсь к нему по такому поводу.

— Ба! — сказал я. — Дуэль во Франции — совсем не то, что в Англии; во Франции дуэль — обычное дело. Пустячное происшествие, случающееся едва ли не каждый день. Не переводя дыхания, человек принимает вызов и приглашение на обед. Не то в Англии! Там на дуэль смотрят серьезно и обставляют ее торжественно, строят постные физиономии — встают спозаранку — пишут завещание. Прошу вас, постарайтесь покончить с этим делом как можно скорее, так чтобы мы успели потом пообедать в Роше де Канкаль.

— Ладно, дражайший Пелэм, — сказал Винсент. — Я не могу отказать вам в этой дружеской услуге. Вероятнее всего, месье д'Азимар предложит драться на шпагах, и, зная, как вы искусны в фехтовании, я уверен, что исход будет благоприятен для вас. Я впервые принимаю участие в такого рода деле, но надеюсь, что с честью выполню свои обязанности.

Nobilis ornatur lauro collega secundo, [399] Его благородный сотоварищ увенчивается второю наградой (лат) [400] Nobilis ornatur lauro collega secundo (лат.) — «Его знатный сотоварищ увенчивается второй наградой». Игра слов: secundus (лат.) — второй, следующий; second (англ.) — секундант.

как говорит Ювенал. Au revoir. [401] До свиданья (франц.). — С этими словами лорд Винсент ушел, в своей отеческой радости по поводу удачно примененной цитаты едва не забыв тревогу о моей жизни.

Из всех каламбуристов, которых я знаю, лорд Винсент— единственный, у которого доброе сердце. Вообще говоря, для этой породы людей в целом на свете нет ничего важнее игры слов; и укоренившаяся в них жестокая привычка беспощадно расправляться с фразами делает их равнодушными к смерти близкого друга. Дожидаясь его возвращения, я ходил взад и вперед по всем аллеям, какие только имеются в Тюильрийском саду, и усталость уже начинала меня одолевать, когда вернулся Винсент. Вид у него был весьма серьезный, и я сразу понял, что противник предложил самые тяжелые условия. В Булонском лесу — на пистолетах— через час, вот то главное, что он мне сообщил.

— На пистолетах! — воскликнул я. — Ну что ж, пусть так! Я предпочел бы драться на шпагах, как в интересах юнца, так и в моих собственных; но на дистанции в тринадцать шагов, целясь твердой рукой, я тоже не сплошаю. Сегодня, Винсент, мы разопьем бутылочку Шамбертена.

На лице каламбуриста появилась какая-то жалкая улыбка, и в первый раз в жизни он не нашелся что ответить. Мы неспешно, с сосредоточенным видом пошли ко мне домой за пистолетами, а затем молча, как подобает христианам, отправились в условленное место.

Француз и его секундант уже дожидались нас. Я заметил, что противник бледен и неспокоен — мне думалось, не от страха, а от ярости. Когда мы стали по местам, Винсент подошел ко мне и тихо сказал:

— Бога ради, позвольте мне уладить дело миром, если только возможно!

— Это не в нашей власти, — ответил я.

Он подал мне пистолет. Я посмотрел на д'Азимара в упор и прицелился. Его пистолет выстрелил на секунду раньше, чем он ожидал, — вероятно, у него дрогнула рука — пуля задела мою шляпу. Я целился вернее и ранил его в плечо — именно туда, куда хотел. Он, шатаясь, сделал несколько шагов, но не упал.

Мы подбежали к нему; когда я приблизился, его лицо покрылось мертвенной бледностью, он пробормотал сквозь сжатые зубы какие-то проклятья и повернулся к своему секунданту.

— Благоволите спросить, считает ли себя месье д'Азимар удовлетворенным, — сказал я Винсенту и отошел в сторону.

— Секундант, — сообщил Винсент (обменявшись с ним несколькими словами), — сказал, в ответ на мой вопрос, что рана, полученная месье д'Азимаром, не позволяет ему в настоящий момент продолжить дуэль.

— От всей души поздравляю вас с исходом поединка, — сказал мне Винсент. — Месье де М. (секундант д'Азимара) сообщил мне, когда я был у него, что ваш противник один из самых знаменитых стрелков Парижа и что некая дама, в которую он давно уже влюблен, поставила условием своей милости смерть того, кто носит цепочку с кольцом. Ваше счастье, дорогой мой, что у него дрогнула рука. Но я не знал, что вы такой отменный стрелок.

— Как сказать, — ответил я. — Конечно, я не чудо-стрелок, как их обычно называют. Мне не расплющить пулю о лезвие перочинного ножа; но вообще я без промаха попадаю в мишень поменьше человека и на дуэли целюсь

так же уверенно, как на стрельбище.

— Le sentiment de nos forces les augmente, [402] Сознание нашей силы удваивает ее (франц.). — заключил Винсент. — Так что же, сказать кучеру, чтобы он повез нас в Роше?

Vous pouvez bien juger que je

n'aurais pas grande peine a me consoler

d' une chose dont je me suis déjà consolé

tant de fois.

Leitres de Boileau [404] Вы сами понимаете, что мне нетрудно будет утешиться в том, в чем я уже столько раз утешался. (Письма Буало.)

В сопровождении Винсента я возвращался с улицы Монторгейль к себе домой. Когда мы свернули на улицу Сент-Оноре, я увидел, что впереди нас идут двое мужчин: высокий рост и благородная осанка одного из них были слишком памятны мне, чтобы я мог ошибиться. Они остановились перед особняком, дверь которого им открыли так я бесшумно, как это умеют одни только парижские привратники. Когда я подоспел, она уже захлопнулась за ними, но я мельком еще различил черные кудри и бледное лицо орбертона, а затем нечаянно взглянул на номер дома.