Джон Килленс - Молодая кровь

— Ну, что у вас сегодня? Подбираете материал для своей книги?

— Для какой книги?

— Я все старался сообразить, почему это вы, такой блестящий молодой человек, теряете время в наших краях, и пришел к заключению, что вы, по всей вероятности, собираете материалы для книги о неграх Джорджии. Если это так, то на Монро-террас вы действительно теряете время. Вам надо бывать в Рокингем-куотерсе, встречаться с рабочим людом Плезант-гроува и с молодежью, которую вы видите каждый день в своей школе. Это они с помощью господа бога добьются настоящих перемен! А мы что, мы тут на Монро-террас боимся собственной тени! — Он заметил вопросительный взгляд гостя и рассмеялся, точно вспомнил какой-то потешный эпизод. — Вот так, почтеннейший!

— Но почему? Ведь можно подумать — здесь народ более образованный…

— Почему? Почему? Да потому, что мы трусы! Боимся лишиться той капли обеспеченности, которую получили от белых в виде милости. Один преподает в школе, которая входит в систему народного образования белых. Другой разносит почту из почтовой конторы белых. Третий пишет для цветного населения в газете белых. Мы живем на мощеной улице. У нас хорошие квартиры с красивой мебелью. Мы медики, мы коммерсанты. Иногда мне кажется, что мы боимся негров из Рокингем-куотерса даже больше, чем белых. — Пастор нервно вскочил с места, и у Ричарда сердце сжалось, так он в эту секунду напомнил ему отца. Но Ледбеттер тут же снова сел и принял спокойный вид.

— Смотрите, даже само расположение Монро-террас говорит о многом. Наша улица занимает два квартала. На западе она граничит с Белым городом, на юге — с неграми, на севере примыкает к району белых богачей. Мы как раз посередине. А вы знаете, что значит быть посередине! — Он засмеялся, хлопнув себя руками по колену. — Вот так, сэр! Вы знаете…

— Но вы же… — начал было Ричард.

— Я единственный на этой улице человек, который хоть в какой то мере независим. Меня поддерживают люди с южной границы Монро-террас. Негр-священник находится в лучшем положении, чем любой негритянский интеллигент в Соединенных Штатах: он может более свободно служить своему народу. Мы отчитываемся перед двумя силами: перед своей паствой и перед всемогущим господом, а не перед белыми. Я всегда говорю нашим священникам, что они не должны бояться белых, они не имеют перед ними никаких обязательств, решительно никаких, — у них есть лишь обязательства перед богом и перед негритянским народом. — Ледбеттер заметил, что начал горячиться, виновато улыбнулся и продолжал потише. — Ладно, вы ведь не проповедь пришли сюда слушать. Если бы вам нравились мои проповеди, вы бы почаще заходили ко мне в церковь.

Помолчали. Ричард Майлз откашлялся.

— Мне хотелось побеседовать с вами относительно негритянских духовных песнопений и вечера песни.

— А в чем дело?

— Детям это не нравится. Им не нравится распевать религиозные песни перед белыми.

— Сын мой, негритянские религиозные песни совсем не так уж плохи. Это одни из самых прекрасных песен, когда-либо созданных человеком, и их сочиняли отнюдь не для услады белых, смею вас заверить.

— Это мне известно, — кивнул Ричард.

— Я понимаю, что наша модная публика, живущая на Монро-террас, стыдится своих религиозных песен, — сказал пастор. — Тут есть такие, которые стыдятся вообще всего негритянского. Что бы мы ни изобрели, что бы мы ни делали, им все кажется чепухой. Послушать их, так им и джаз плох — они выше этого, и духовные песни тоже для них пустой звук. Но молодежь надо воспитать так, чтобы она гордилась своими духовными песнями. И вы…

— Ваше преподобие, мы же не против духовных песен! Нам только не нравится, что заставляют петь их на вечерах. Мы хотим петь их по своему желанию. А не ради развлечения кучки белых, которые думают, что перед ними какие-то обезьяны. — Ричарду померещилось возбужденное лицо Роба Янгблада, в памяти возникли его злые слова.

— Неважно, что думают белые, — возразил пастор, — лишь бы мы сами понимали смысл и значение духовных песен; почему это мы вечно должны заботиться о том, что у белых на уме?

Ричард уставился в пол, застланный ковром. Может быть, он борется с ветряными мельницами? Может быть, они с Робом неправы?

— Видите ли, — сказал он, — видите ли, сами-то негры предпочли бы обойтись без вечера песни. Но этого требуют белые… отдел народного образования. Я был у мистера Блэйка, он говорит, что такие вечера устраивались до моего приезда ежегодно и отдел народного образования желает возобновить этот обычай. И никаких «если» и никаких «но». Мистер Блэйк говорит, что не он решает этот вопрос, хотя и сам он не видит тут никакого вреда.

Маленький священник пошел к письменному столу и вернулся, держа в руке увесистый том.

— Сын мой, вот книга. Вот книга. Это самая дорогая для меня книга после библии. Я ее считаю второй после священной библии. — Это была «Жизнь и эпоха Фредерика Дугласа». [19] Автобиография политического вождя негритянского народа Фредерика Дугласа. — Я прочел эту книгу ни больше ни меньше, как девять раз, от корки до корки. Ровно девять раз, и прочитаю еще столько же, если милостивый господь продлит мои годы. Эта книга — одно из величайших доказательств равенства людей и высоты человеческого духа. — Он взмахнул книгой. — Здесь увековечено право каждого человека на свободу. — Вдруг, со смехом прервав свою речь, он спросил, обращаясь к самому себе — Черт возьми, ваше преподобие, какое отношение это имеет к вечеру песни?

— Я эту книгу тоже читал, — сказал Ричард Майлз. Некоторое время они молчали. Священник весь ушел в свои думы, словно слушал голоса из иного мира.

— Фредерик Дуглас не стыдился негритянских духовных песен, — сказал он наконец, — и не стыдился негритянской религии; зато он ни в грош не ставил лицемерную религию белых.

— Никто и не стыдится религиозных песен. Ведь не сами же песни вызывают протест у детей. Просто они желают петь их при иных обстоятельствах.

Священник Ледбеттер держал тяжелую книгу на коленях, нервно поглаживая переплет ладонью. Heожиданно он хлопнул себя другой рукой по колену.

— Дети правы, — сказал он, словно размышляя вслух, — дети правы!

«Конечно правы!» — подумал Ричард.

Священник вскочил точно ужаленный, и снова Ричард с болезненной остротой вспомнил отца в далеком Бруклине. Потом Ледбеттер опять сел на свое место.

— Что ж, давайте исполним желание детей, — сказал он. — Устроим именно такой вечер песни, какой нам нужен. Настоящий вечер песни. Проведем его так, чтобы он навеки остался у белых в памяти. Пусть пожалеют, что им захотелось этих песен. Понятно? В наших религиозных песнях и не пахнет дядей Томом! Это же самые что ни на есть боевые песни, какие только известны людям. Мы расскажем, как они создавались. Постройте свою программу вокруг истории религиозных песен.