Владимир Орлов - Солёный арбуз

Букварь видел их и почему-то сторонился. Его, Виталия, Спиркина, Николая и Ольгу освободили от работы, и Букварь бродил по солнечным кошурниковским улицам и старался думать о солнце или о Суздале. Но мысли были однообразные, крутились навязчиво: «Почему солнце сегодня так светит? Лучше бы уж сегодня оно сидело за тучами! Лучше бы!..»

— Букварь!

Он обернулся. Сзади шла Ольга.

— Знаешь, есть одно дело...

Ольга была строгая и взрослая, такой он ее никогда не видел.

— Приехала Дашка... Ты ведь знаешь Дашу?

— Знаю...

— Она не может все это видеть... Похороны и все это... Ты понимаешь?.. Ее нужно увести куда-нибудь... На это время... Я бы сама... Но я не могу сегодня...

— Ладно, — сказал Букварь.

Он шел за Ольгой и пытался вспомнить Дашу такой, какой он видел ее на Тринадцатом километре в тот день, после Кешкиной бани. Он запомнил ее улыбчивой, пышногрудой, с толстой русой косой и почувствовал вдруг запах медового кваса и теплых шанежек, почувствовал вкус рассола, который он тогда пил с Кешкой из деревянного жбана. Он подумал о том, что весь сегодняшний день ему придется успокаивать Дашу и видеть женские слезы, а он их не умеет переносить. Но теперь не надо было идти со всеми на кладбище, и он испытывал облегчение, хотя и не хотел признаваться себе в этом.

Даша сидела на крыльце общежития.

Она была в темно-синем платье, выцветшем, старушечьем, сидела сгорбившись, сложив руки на коленях.

— Здравствуй, Даша, — сказал Букварь.

— Здравствуй, Букварь. — Она даже не обернулась в его сторону, не отрывала глаз от желтой земли и чахлых травинок на ней.

— А я вот... — начал Букварь и запнулся.

Он понял, что Даша находится сейчас не здесь, а далеко отсюда, в своей, особой стране, страна эта отрезана от всего, что вокруг Даши, и Даша не слышит его, не видит этих чахлых травинок на земле прямо перед ней. Букварь посмотрел на Ольгу.

— Понимаешь, Букварь, мне нужно идти...

— Ну, иди, — сказал Букварь.

Ольга уходила. Он знал, куда она уходит. Вот и ее надо было успокаивать. «Нет, — подумал Букварь, — не может этого быть. Не может Николай уехать сегодня в Аскиз. Он ведь командир...»

— Солнце, — сказала вдруг Даша, — сегодня такое яркое солнце!

— Ага, — кивнул Букварь, — солнце...

Солнце сегодня было просто праздничным, словно начистилось асидолом. Словно сверху не видело ничего сослепу или было ему на все наплевать, как скале под названием «Тарелка».

— Это первый двухэтажный дом, — показал Букварь, — а здесь будет клуб. Повырубим деревья, раскорчуем и поставим клуб.

Над первым двухэтажным домом постоянного поселка плескался на ветру маленький красный флаг, водруженный здесь, как над только что взятым городом. Дом стоял внизу, и к нему надо было спускаться по крутому зеленому склону, заросшему кустарником и березками-дошкольницами. Спускались медленно, хотя удобнее было сбежать вниз, к светло-коричневым стенам дома.

— Здесь поставим столовую. Здесь будет школа. Здесь — магазин. Здесь — площадь... А здесь будет памятник Кощурникову... Это наш любимый герой.

Букварь вдруг увидел, что Даша резко повернулась, увидел, как стали вздрагивать ее плечи. Она, наверное, плакала или пыталась сдержать слезы.

— Здесь...

«Дурак! — подумал Букварь. — Будет, будет, будет! А Кешки не будет! Это же все должен был строить Кешка! А Кешки-то уже не будет!..»

— Здесь очень густая трава. Дожди были, и вон она какая вымахала.

Плечи Даши все еще вздрагивали.

— Знаешь, — сказал Букварь, — отсюда очень легко пройти в Лесной городок. Через мост, а там пару километров. Хочешь в Лесной?

Она кивнула.

Шли медленно и долго. Шли молча. Молча стояли у дороги деревья, молча смотрели вслед двоим в две чуть ссутулившиеся спины. И вдруг шумом, звоном металла, музыкой встретили Букваря и Дашу улицы Лесного, площадь с небольшим тополевым сквером и пятаком асфальта в углу Над пятаком ее столба, потрескивая, кричал серебряный колокол динамика. Принарядившиеся парни и девушки шуршали подошвами по серому нагретому асфальту.

— Танцы, — сказал Букварь, — а я думал, откуда музыка... Оказывается, танцы... Пойдем к ручью?

— Нет. Постоим здесь. Посмотрим.

— Посмотрим.

Букварь подумал вдруг, что слова им обоим нужны сейчас как костыли, помогающие шагать. Внутри них теснятся сейчас мысли и чувства, а слова произносятся тихие, ничего не значащие.

Ветер, западный, из-за огородов, раскачивал, трепал музыку, иногда уносил ее к ручью, словно шептал ей временами: «Тише!» Пары танцевали медленно. Букварь смотрел на длинного парня в серой кепочке с помятым козырьком. Парень почти совсем не двигал ногами, почти стоял на месте, отвернувшись от своей партнерши, курносой девчонки в платье горошком, стоял со скучным, кислым лицом, словно ему осточертели и это танго, и эта девица и он ждет не дождется, когда динамик замолкнет.

Динамик замолк, похрипел, потрещал и снова завел то же самое танго, снова длинный парень стал топтаться на асфальте с девчонкой в платье горошком.

— Пригласи меня, — сказала Даша.

— Я плохо танцую, — растерялся Букварь.

— Я тоже не очень... Ты пригласи...

Танцевали медленно, как все. Букварь держал руку на талии Даши и иногда ощущал мягкое прикосновение Дашиной косы. «А почему у них танцы во вторник?.. Ну да, здесь живут рабочие лесозавода... По вторникам им не дают электроэнергию... По вторникам у них выходной...»

— Ну вот, — улыбнулся Букварь, — а я хотел увести тебя от людей.

И тут же пришла резкая, злая мысль: «Как ты можешь, как ты смеешь улыбаться, слушать музыку, танцевать в те минуты, в те самые минуты, когда...»

— Букварь, — остановилась Даша, — пойдем к ручью. Пойдем.

Она повернулась и побежала вдруг по асфальтовому пятаку мимо танцующих пар. Букварь рванулся за ней, пролетело перед ним скучное, кислое лицо парня в серой кепочке с помятым козырьком, чьи-то удивленные глаза проводили его. Букварь выскочил на пыльную мостовую, поймал Дашин локоть...

— Подожди!

Даша перестала бежать, но шла быстро, упрямо наклонив голову, и Букварь с трудом поспевал за ней.

Мелькали деревянные домики с палисадниками, с резными наличниками и цветами у заборов. Потом улица оборвалась, уткнулась в узкий бревенчатый мост, переброшенный через ручей.

Даша остановилась. Она смотрела на двух девчонок с косичками, игравших в мяч у деревянных перил. Мяч покатился в сторону Даши, и Даша ударила его ногой.

— Тетенька, это наш! — взвизгнули косички.

— Смешные девчонки! — улыбнулась Даша.

— Смешные, — повторил Букварь.

— И косички...

— Даша! Ну что ты! Не надо, Даша... Вот, возьми мой платок... Не надо, Даша!.. Слезы, они...

Поддерживая за локоть, он отвел Дашу в сторону, к ручью, к теплым коричневым камням, усадил ее, плачущую, беспомощную, на эти камни, говорил слова, которые должны были ее успокаивать, а сам думал: «Пусть плачет, пусть не сдерживает себя, ей станет только легче. Мне бы тоже, может быть, стало легче, только я мужчина...»