Пэлем Вудхауз - Том 4. М-р Маллинер и другие

— Кто это? — испуганно спросила Салли. — Бог?

— Нет, Вера Далримпл.

— Да, да, конечно. Как-то я брала у нее интервью…

— Я бы попросила! — донеслось со сцены.

— Кажется, мы тут лишние, — сказала Салли. — Пойдемте отсюда, посидим в фойе.

Когда дверь за ними закрылась, она спросила:

— Нравится вам эта звезда? Только честно, я никому не скажу.

На это ответить он мог, и ответил сразу:

— Вероятно, мать ее любит.

— Но не вы.

— Не я.

— Очень пылкая?

— Да.

— Склочная?

— Именно.

— В общем, плохой характер?

— Как у беса.

— А в остальном ничего?

— Чего. Крадет реплики.

— Простите?

— Крадет реплики у других актеров. Естественно, все съезжает набок. Вот сейчас — весь сюжет держится на том, что главный — мужчина. Но ей-то что! Что ей сюжет, если смех достанется партнеру? Двадцать раз переписывал, пока угодил. Все подгребла под себя, гадюка.

— Да, мне говорили, что она себя очень любит.

— Мягко сказано!

— А нельзя ей все выложить и утопиться в пруду?

— Нельзя. Может эфиопский раб выложить все Клеопатре и утопиться в Ниле?

— Что-то вы не очень похожи на эфиопского раба!

— Волосы посветлее, а так — один к одному.

— Она замужем?

— Не знаю.

— Если замужем, жаль ее мужа.

— Да, не повезло человеку.

— Ему уже не помочь. Вернемся к интервью.

— Зачем? Я не люблю говорить о себе.

— Приходится, в том интервью и состоит.

— На что я вашей газете? Не такая уж я персона.

— И мы не такая уж газета. Есть у вас хорошее хобби? Вы ведь боксер?

— Кто вам сказал?

— Редакторша. Обожает бокс. Она говорит, вы выиграли матч.

— Любительский. В среднем весе.

— Наверное, она видела.

— Странно, что она смотрит бокс. Сама не боксирует?

— С нее станется. Перейдем от боксера к драматургу. Джо заерзал. Ему очень не хотелось говорить об этом неувлекательном созданье.

— Ну, пишу по вечерам, после службы…

— Я тоже. А где вы служите?

— В юридической конторе.

— Да, тоска. Почему вы это выбрали?

— Я не выбирал. Я хотел стать адвокатом, но денег не хватило, пришлось служить.

Салли помолчала дольше, чем обычно, потом произнесла:

— Какая жалость!

— Да, нелегко.

— Как же вы ходите на репетиции?

— Отпускают.

— А, вон что! Скучаете на службе?

— Вообще-то да. Зарабатывать надо, а то бы все время писал.

— Вот и я так.

— Что вы пишете?

— Это я беру интервью!

— Мне бы хотелось узнать побольше о вас.

— Ну ладно. Родилась в Вустершире, дочь священника. Сбежала из резервации. Служила то там, то сям. Долго была секретаршей у Летиции Карберри. Слышали о ней?

— Вроде бы нет.

— Очень известная дама. Борется против курения.

— Хорошо, что я ее не знаю. Я таких видел. Толстые, склочные…

— А вот и нет! Тоненькая и ласковая. Правда, не слишком умная.

— Конечно, если вас выгнала.

— Почему выгнала?

— Вы же у нее не служите.

— Это очень трудная работа, мужская. Конечно, я могла бы войти в компанию, но Летиция решила поехать в Южную Америку, а мне не хотелось уезжать. Наверное, ей донесли, что там много курят. Расстались мы в самых лучших отношениях, прощались, как мать с дочерью или как тетка с племянницей, хотя не знаю, как прощаются тетки.

— Примерно так же, как дяди с племянниками.

— Потом я нашла нынешнюю работу.

— Счастливый конец?

— Да. Я ее люблю. А теперь, ради Бога, отвечайте вы. Эта пьеса много для вас значит?

— Очень много.

— Что ж, желаю удачи.

— Спасибо. Вы пьес не писали?

— Все, все, все! — сказала Салли. — Спрашиваю я. Вам показалось, что вы пишете мою биографию?

Когда она ушла, на его взгляд — слишком скоро, Джо пришло в голову, что надо помириться с мисс Далримпл. Он перехватил ее у выхода и пригласил в кафе. Она была довольно приветлива, но в кафе шла и так, с мистером Лльюэлином, известным киномагнатом.

Привратник актерского входа сидел в своей клетушке и сильно страдал — не потому, что он хотел курить, а это ему не разрешалось, но потому, что за дверью, слева, кончала свой путь «Кузина Анджела», и это его огорчало.

Лично он, мистер Мак, не имел к ней ни малейшего отношения. Он сам любил подчеркивать, что его не касаются никакие дела за дверью. Что бы там ни творилось; он оставался, как несменяемые чиновники министерства иностранных дел. Но за короткие недели знакомства он привязался к автору и теперь его жалел. Одна только мысль обо всех недоумках, чьи пьесы шли по году с лишним, убеждала в том, что судьба серьезно ошиблась, попустив «Кузине Анджеле» лишь шестнадцать представлений.

Поделиться этой мыслью было не с кем, разве что с солидным мужчиной, стоявшим у стены. Глаза его были закрыты, лицо кое-как освещала сонная улыбка. Нельзя сказать, что голову венчали виноградные листья, но даже менее опытный диагност определил бы, что он, как говорится, выпил. Признав в нем американца, Мак привычно удивился, как это граждане этой страны ухитряются стоять на такой стадии опьянения.

Но уж обмениваться мыслями или, как сказал бы Шекспир, искусно обручать свой ум с другим, [34] искусно обручать свой ум с другим — перифраза строки из 116 сонета У.Шекспира. он явно не смог бы, и Мак решил было подумать о скачках, когда с улицы вошел значительно более презентабельный джентльмен. Собственно, мы могли бы назвать его красивым — в эфирном, хрупком духе, вроде Шелли, но такая внешность привлекает скорее женщин, чем мужчин, и Мака она не привлекла.

— Мистер Пикеринг здесь? — спросил новоприбывший.

Мак ответил: «Да», — и эфирный гость исчез, но тут же, уже из театра, вышел Джо Пикеринг.

— Здравствуйте, мистер Пикеринг, — сказал Мак.

— Здравствуйте, Мак. То есть до свиданья.

— Очень мне жалко, мистер Пикеринг. Нехорошо получилось.

— Да, скорее плохо.

Человек у стены захрипел. Джо поглядел на него.

— Надрался? — тихо сказал он.

— А то!

— Вообще-то он прав. Пойду и я надерусь.

— Ну-ну, мистер Пикеринг!

— Не одобряете эту идею?

— Вы не очень горюйте, мистер Пикеринг, с кем не бывает!

— Я надеялся, что со мной не будет. Рекомендуете презреть? Как тот мотылек?

— Э?

— Жабе, попавшей под борону, [35] жабе, попавшей под борону… — строка из стихотворения Р.Киплинга «Педжет, член парламента» трудно это терпеть, хотя мотылек в густой траве советует все презреть. Киплинг. Что вам, мотыльку? Сидите тут, забот не знаете.

— Не так уж тут хорошо, мистер Пикеринг. Когда я отслужил, только эта работа и нашлась. А лучше бы мне маленький кабачок… или там банк возглавить, хо-хо!

Красноречие его тронуло несчастного автора. Он понимающе кивнул.

— Понятно, Мак. Каюсь. Пить не стану. Не стану и жалеть себя.