Антони Троллоп - Барчестерские башни

Элинор почти шепотом обещала сделать это, а потом без дальнейших слов вышла из комнаты, тихонько спустилась с лестницы и сама открыла себе дверь, никого не встретив.

Трудно было бы объяснить чувства, обуревавшие Элинор, пока она шла домой. Этот разговор совсем ее ошеломил. Ей было неприятно, что в ее сердечных тайнах копалась посторонняя женщина, которая ей не нравилась и не могла понравиться. Она чувствовала себя униженной тем, что человек, которого она любит (себе она могла в этом признаться), скрыл свою любовь от нее и выдал эту любовь другой. Многое ранило ее гордость. И все же под всем этим пряталась окрылявшая ее радость. Она попробовала было убедить себя, что синьора Нерони сказала неправду — и не смогла. Нет, это правда! Конечно, это правда! Она не может, не хочет и не станет в этом сомневаться!

И одному совету синьоры она твердо решила последовать! Если когда-нибудь мистер Эйрбин задаст ей тот вопрос, который подразумевала синьора, ее “да” будет прямым и честным “да”. Ведь все ее горести кончатся, если она сможет откровенно рассказать ему о них, положив голову на его плечо.

На следующее утро синьора предстала во всей своей славе. Она облеклась в самый ослепительный свой наряд и принимала многочисленных гостей. В это солнечное октябрьское утро в Барчестер съехалось немало окрестных джентльменов, и те из них, кто имел доступ в дом доктора Стэнхоупа, собрались в малой гостиной у кушетки синьоры. Шарлотта и миссис Стэнхоуп сидели в большой гостиной, и те из поклонников красавицы, кому не удалось устроиться возле нее, вынуждены были расточать свое благоухание ее матери и сестре.

Первым пришел и последним ушел мистер Эйрбин. Это был уже второй его визит к синьоре после их беседы в Уллаторне. Он явился сюда, сам не зная зачем, чтобы говорить, сам не зная о чем. Дело в том, что владевшие им чувства были ему внове и он не умел в них разобраться. Может показаться странным, что он зачастил к синьоре Нерони потому, что был влюблен в миссис Болд. Но это было так, и если мистер Эйрбин не понимал себя, то синьора прекрасно его понимала.

Она была с ним очень ласкова, настаивала, чтобы он остался подольше — и он остался подольше. Когда они здоровались, она выразительно пожала ему руку; она усадила его подле себя; она шептала ему милые пустячки. А ее взгляд? Ясный, сверкающий, полный то веселости, то грусти, и всегда неотразимый. Какой человек с живыми чувствами, с горячей кровью и с сердцем, не закованным в тройную броню опыта, мог бы устоять перед этим взглядом? Правда, красавица не собиралась наносить ему смертельной раны и просто хотела немного подышать фимиамом, прежде чем передать курильницу другой. Насколько охотно миссис Болд уступила бы ей и такую малость — это другой вопрос.

Затем явился мистер Слоуп. Теперь уже весь свет знал, что он — кандидат в настоятели и считается фаворитом. А потому мистер Слоуп ступал по земле очень гордо. Он придал себе вид внушительной важности, которая подобает настоятелю, почти не разговаривал с другими священниками и избегал епископа. И тощий маленький пребендарий, и дородный канцлер, и младшие каноники, и священники, ведавшие хором, да и весь хор — как они притихли, присмирели и приуныли, прочитав статью в “Юпитере” или хотя бы услышав о ней! Приближались дни, когда им уже не удастся уберечь соборную кафедру от нечестивца. Это будет его кафедра. Регент, хор и ведавшие им священники могли повесить свои арфы на ивы. О, позор и поношение! Их обитель лишалась былой своей славы!

Мистер Слоуп, как ни велико было его грядущее величие, все еще бывал у синьоры. Его по-прежнему неудержимо влекло туда. Он постоянно мечтал об этой нежной ручке, которую так часто целовал, и о царственном челе, которого однажды коснулись его губы; кроме того, он мечтал и о дальнейших милостях.

Сидел в малой гостиной и мистер Торн. Это был его первый визит к синьоре, и он приготовился к нему со всей тщательностью. Мистер Торн всегда одевался с большой элегантностью и следил за собой, как подобает джентльмену. Седые волосы убирались из его бакенбард раз в месяц, а на голове они обретали прежний оттенок с помощью... нет-нет, не краски, а туалетной воды. Его портной жил на Сент-Джеймс-стрит, а сапожник — на углу этой улицы и Пиккадилли. В вопросе о перчатках он был строг и разборчив, а его рубашки доставляли прачкам Уллаторна много хлопот. Для этого же визита мистер Торн оделся особенно щеголевато к немалой тревоге своей сестры, которая без большого удовольствия отнеслась к его намерению пригласить синьору погостить в Уллаторне.

Были там и другие гости — молодые люди без определенных занятий, пренебрегшие даже и этими занятиями ради чар синьоры. Но все они отступили перед мистером Торном на задний план, так как богатые помещики вроде него пользуются в провинциальных городах статусом вельмож.

— Ах, мистер Торн, как это любезно с вашей стороны! — воскликнула синьора.— Вы обещали приехать, но, откровенно говоря, я вас не ждала. Ведь вы, деревенские джентльмены, никогда не исполняете подобных обещаний.

— Нет, отчего же, иногда исполняем,— несколько растерянно ответил мистер Торн и поклонился с излишней старомодностью.

— Значит, вы обманываете только этих... этих ваших... ну, как называются люди, которые носят вас в кресле и забрасывают яблоками и яйцами, когда выбирают вас в парламент?

— И еще порой друг друга, синьора,— вмешался мистер Слоуп с настоятельской улыбкой на лице.— Ведь деревенские джентльмены порой обманывают друг друга, не так ли, мистер Торн?

Мистер Торн бросил на мистера Слоупа взгляд, который на миг совлек с него настоятельское достоинство; но мистер Слоуп тут же вспомнил о своих великих ожиданиях, быстро оправился и поддержал свой будущий сан смехом по адресу мистера Торна.

— Во всяком случае, слово, данное даме, я всегда держал твердо,— сказал мистер Торн,— особенно когда меня побуждают к этому собственные мои желания, как в настоящем случае!

Мистер Торн еще некоторое время продолжал расточать допотопные ужимки и комплименты, которые он заимствовал у сэра Чарльза Грандисона, а синьора на каждую ужимку и на каждый поклон отвечала легкой улыбкой и легким поклоном. Однако мистер Торн был вынужден стоять в ногах кушетки, так как на почетном месте у столика сидел новый настоятель. Мистер Эйрбин стоял спиной к камину, закинув на руки фалды сюртука, и не спускал глаз с синьоры — и не напрасно, ибо время от времени в него метали огненные метеоры взглядов.

— Ах, мистер Торн, вы обещали познакомиться с моей дочуркой. Найдется ли у вас сейчас минута для нее?