Фредерик Стендаль - Красное и чёрное

Госпожа де Реналь испугалась не на шутку холодной ярости своего мужа; её опять стала соблазнять страшная мысль о вдовстве, которую ей стоило такого труда отогнать от себя. Она заперлась с ним в его кабинете, где в течение нескольких часов уговаривала его без всякого результата: последнее анонимное письмо настроило его весьма решительно. Наконец ей всё-таки удалось добиться того, что его отважная решимость закатить оплеуху г-ну Вально перешла в не менее отважную решимость предложить Жюльену шестьсот франков, чтобы он мог внести за год в семинарию. Г-н де Реналь, в сотый раз проклиная тот день, когда ему пришла в голову злополучная идея взять гувернёра, забыл об анонимном письме.

Одна только мысль немного утешала его, но он не говорил о ней жене: он надеялся — если ему удастся проявить достаточно умения и воспользоваться как-нибудь в своих интересах романтическими бреднями этого юнца — убедить его отказаться от предложения г-на Вально и за меньшую сумму.

Госпоже де Реналь стоило немало труда втолковать Жюльену, что он идёт навстречу желаниям её мужа, отказываясь в угоду ему от места в восемьсот франков, которые ему при свидетелях предлагал директор дома призрения, и потому не имеет никаких оснований стыдиться и должен без всякого стеснения принять эти деньги.

— Но, подумайте, — упрямо твердил Жюльен, — у меня никогда и в мыслях не было соглашаться на его предложения. Вы меня так приучили к порядочной жизни, что я бы просто не вынес хамства этих людей.

Но жестокая необходимость железной рукой сломила волю Жюльена. Он тешил свою гордость надеждой, что примет эту сумму от верьерского мэра только в долг и даст ему расписку с обязательством выплатить этот долг с процентами в течение пяти лет.

У г-жи де Реналь всё ещё оставалось несколько тысяч франков, припрятанных в маленькой пещерке в горах. Она предложила их ему, замирая от страха, что он откажется и только рассердится на неё.

— Неужели вы хотите, — отвечал Жюльен, — чтобы воспоминание о нашей любви стало для меня отвратительным?

Наконец Жюльен уехал. Г-н де Реналь был безгранично счастлив, ибо в роковую минуту, когда он предложил ему деньги, это испытание оказалось свыше сил Жюльена. Он отказался наотрез. Г-н де Реналь со слезами на глазах бросился ему на шею. Жюльен попросил у него свидетельство о своём поведении, и у мэра от избытка чувств не нашлось достаточно пылких выражений, чтобы превознести все его достоинства. У нашего героя было прикоплено пять луидоров, и ещё столько же он рассчитывал занять у Фуке.

Он был сильно взволнован. Но, отойдя на лье от Верьера, где он оставлял всё, что любил, он уже больше ни о чём не думал и только представлял себе, какое счастье увидеть большой город, настоящую большую крепость, как Безансон.

Во время этой краткой, трёхдневной, разлуки г-жа де Реналь жила в ослеплении, поддавшись одному из самых жестоких обманов любви. Жизнь её была почти терпима, ибо между её теперешним состоянием и страшным горем впереди было ещё это последнее свидание с Жюльеном. Она считала часы и минуты, которые оставались до него. Наконец ночью на третьи сутки она услышала издали условный сигнал Жюльена. Преодолев тысячу опасностей, он явился к ней.

С этой минуты она могла думать только об одном: «Я вижу его в последний раз». Она не только не отвечала на бурные ласки своего милого, — она была как труп, в котором чуть теплится жизнь. Когда она принуждала себя сказать ему, что любит его, это звучало так натянуто, что можно было подумать обратное. Ничто не могло отвлечь её от страшной мысли о том, что они расстаются навеки. Жюльен со своей обычной подозрительностью чуть было не подумал, что он уже забыт. Но когда он отпустил какое-то язвительное замечание по этому поводу, она не ответила ни слова; только крупные слёзы покатились у неё по щекам, и рука её судорожно сжала его руку.

— Но боже мой! Да как же вы хотите, чтобы я вам верил, — отвечал Жюльен на скупые, неубедительные уверения своей возлюбленной. — Да вы бы выказали во сто раз больше дружеских чувств госпоже Дервиль или просто какой-нибудь вашей знакомой.

И помертвевшая г-жа де Реналь не знала, что отвечать.

— Сильнее этого страдать невозможно... Мне бы только умереть... Я чувствую, как у меня сердце стынет.

И это были её самые многословные ответы: больше он ничего не мог добиться.

Когда забрезживший рассвет напомнил, что ему пора уходить, слёзы г-жи де Реналь сразу высохли. Она молча смотрела, как он привязывает к окну верёвку с узлами, и не отвечала на его поцелуи. Напрасно он говорил ей:

— Ну, вот мы и достигли наконец того, чего вы так желали. Теперь уже вас не будут мучить угрызения совести. Не будет больше мерещиться, чуть только кто прихворнёт из детей, что вы их сведёте в могилу.

— Мне жаль, что вы не можете поцеловать Станислава, — холодно сказала она.

Жюльен наконец ушёл, глубоко потрясённый мертвенными объятиями этого живого трупа, и на протяжении многих лье ни о чём другом думать не мог. Сердце его разрывалось, и, пока он не перевалил через гору, пока ему ещё видна была верьерская колокольня, он то и дело оборачивался на ходу.

Наконец далеко впереди, на горе, показались чёрные стены — это была безансонская крепость. «Какая была бы великая разница, — сказал он со вздохом, — если бы я явился в эту благородную твердыню в качестве подпоручика одного из гарнизонных полков, оставленных здесь для её защиты!»

Безансон не только один из самых красивых городов Франции, — в нём можно встретить много умных и благородных людей. Но Жюльен был всего-навсего бедный деревенский паренёк, у которого не было возможности познакомиться с выдающимися людьми.

Он достал у Фуке простой штатский костюм и в этой одежде, в какой ходят все горожане, перешёл через подъёмные мосты. Он так много читал об осаде 1674 года {82} {82} Имеется в виду осада Безансона в ходе войны с Голландией 1672–1678 гг. , что ему захотелось, прежде чем похоронить себя в семинарии, осмотреть крепостные стены. Два или три раза его чуть не задержали часовые: он заглядывал в такие места, куда военная каста не пускает простых смертных, чтобы не лишиться возможности продавать на сторону сено и выручать за это двенадцать — пятнадцать тысяч франков в год.

Высоченные стены, глубочайшие рвы, грозные зевы пушек в течение нескольких часов поглощали всё его внимание, но вот, проходя по бульвару, он увидел перед собой большое кафе. Он остановился в восхищении: он несколько раз прочёл слово «Кафе», написанное гигантскими буквами над двумя огромными дверями, но никак не решался поверить собственным глазам. Наконец с большим трудом он преодолел свою робость и осмелился войти. Он очутился в длинной зале, в тридцать — сорок шагов длины, потолок которой возвышался по меньшей мере на двадцать футов над головой. Всё сегодня пленяло Жюльена своей чудесной новизной.