Фредерик Стендаль - Красное и чёрное

Через четверть часа, которые ему показались сутками, зловещая физиономия привратника появилась в дверях в противоположном конце комнаты; он молча кивнул Жюльену, приглашая следовать за ним. Жюльен вошёл в другую комнату; она была больше первой, и в ней было почти совсем темно. Стены были также выбелены, но они были совсем голые. Только в углу, около двери, Жюльен, проходя, заметил кровать некрашеного дерева, два плетёных стула и небольшое кресло, сколоченное из еловых досок и необитое. На другом конце комнаты, у маленького оконца с пожелтевшими стёклами и заставленным грязными цветочными банками подоконником, он увидел человека в поношенной сутане, сидевшего за столом; казалось, он был чем-то сильно рассержен; он брал из лежавшей перед ним кипы маленькие четвертушки бумаги, надписывал на каждой по несколько слов и раскладывал их перед собой на столе. Он не замечал Жюльена. А тот стоял неподвижно посреди комнаты, на том самом месте, где его оставил привратник, который вышел и закрыл за собой дверь.

Так прошло минут десять; плохо одетый человек за столом всё писал и писал. Жюльен был до того взволнован и напуган, что едва держался на ногах; ему казалось, он вот-вот упадёт. Какой-нибудь философ, наверно, сказал бы (но, возможно, он был бы и не прав): «Таково страшное действие уродливого на душу, наделённую любовью к прекрасному».

Человек, который писал за столом, поднял голову; Жюльен заметил это не сразу, но даже и после того, как заметил, он продолжал стоять неподвижно, словно поражённый насмерть устремлённым на него страшным взглядом. Затуманенный взор Жюльена с трудом различал длинное лицо, всё покрытое красными пятнами; их не было только на лбу, который выделялся своей мертвенной бледностью. Между багровыми щёками и белым лбом сверкали маленькие чёрные глазки, способные устрашить любого храбреца. Густые, чёрные, как смоль, волосы гладко облегали этот огромный лоб.

— Подойдите сюда. Вы слышите или нет? — нетерпеливо промолвил наконец этот человек.

Жюльен, едва владея ногами, шагнул раз, другой и, наконец, чуть не падая и побелев, как мел, остановился в трёх шагах от маленького столика некрашеного дерева, покрытого четвертушками бумаги.

— Ближе! — произнёс человек в сутане.

Жюльен шагнул ещё, протянув вперёд руку, словно ища, на что бы опереться.

— Имя?

— Жюльен Сорель.

— Вы сильно опоздали, — произнёс тот, снова пронизывая его своим страшным взглядом.

Жюльен не мог вынести этого взгляда: вытянув руку, словно пытаясь схватиться за что-то, он тяжело грохнулся на пол.

Человек позвонил в колокольчик; Жюльен не совсем потерял сознание, но он ничего не видел и не мог пошевелиться. Однако он услыхал приближающиеся шаги.

Его подняли, усадили на креслице некрашеного дерева. Он услыхал, как страшный человек сказал привратнику:

— У него, должно быть, падучая. Этого ещё не хватало!

Когда Жюльен смог наконец открыть глаза, человек с красным лицом сидел, как прежде, и писал; привратник исчез. «Надо найти в себе мужество, — сказал себе наш юный герой, — а главное, постараться скрыть то, что я сейчас испытываю (он чувствовал сильнейшую тошноту). Если со мной что-нибудь случится, они бог знает что обо мне подумают». Наконец человек перестал писать и покосился на Жюльена.

— Способны вы отвечать на мои вопросы?

— Да, сударь, — с трудом вымолвил Жюльен.

— А! Рад слышать.

Чёрный человек, привстав, со скрипом выдвинул ящик своего елового стола и стал нетерпеливо шарить в нём, разыскивая что-то. Наконец он нашёл какое-то письмо, медленно уселся и снова впился в Жюльена таким взглядом, будто хотел отнять у него последние остатки жизни.

— Вас рекомендует мне господин Шелан. Это был лучший приходский священник во всей епархии, человек истинной добродетели и друг мой уж тридцать лет.

— Значит, я имею честь беседовать с господином Пираром? — произнёс Жюльен чуть слышно.

— Очевидно, — отрезал ректор семинарии, глядя на него с неудовольствием.

Его маленькие глазки засверкали ещё сильней, и углы рта сами собой задёргались. Это было очень похоже на пасть тигра, который предвкушает удовольствие пожрать свою добычу.

— Шелан пишет кратко, — промолвил он, словно разговаривая сам с собой. — Intelligenti pauca [84] [84] Для понимающего нужно немного (лат.) . . В наше время любое письмо слишком длинно.

Он стал читать вслух:

— «Посылаю к вам Жюльена Сореля из нашего прихода, которого я окрестил почти двадцать лет тому назад; он сын богатого плотника, но отец ему ничего не даёт. Жюльен будет отменным трудолюбцем в вертограде господнем. Память и понятливость — всё есть у него, есть и разумение. Но долговременно ли его призвание? Искренне ли оно?»

— Искренне? — повторил аббат Пирар удивлённым тоном и поглядел на Жюльена; но теперь взгляд аббата был уже не до такой степени лишён всего человеческого. — Искренне? — снова повторил он, понизив голос и принимаясь читать дальше: — «Прошу у вас стипендии для Жюльена Сореля: он будет достоин её, если сдаст все необходимые экзамены. Я обучил его немного теологии, старинной прекрасной теологии Боссюэ, Арно и Флери {85} {85} Боссюэ , Жак Бенинь (1627–1704) — епископ, теолог, автор «Проповедей» и «Надгробных речей» (1669), наставник сына Людовика XIV, дофина Людовика, для которого написал «Рассуждение о всеобщей истории» (1681). В «Политике, извлечённой из священного писания» (1709) Боссюэ проповедовал идеи божественного происхождения власти государя и рассматривал историю как результат божественного провидения. Будучи противником протестантов, он поддерживал религиозную политику Людовика XVI и был вдохновителем декларации 1682 г. о свободах галликанской церкви. Арно , Антуан, прозванный Великим (1612–1694) — знаменитый теолог-янсенист из Пор-Рояля, автор трактата «О частом причастии». Флери — см. примеч. {11} {11} Флери , Клод (1640–1723) — священнослужитель, исповедник Людовика XV, автор «Истории церкви», которую высоко ценил дед Стендаля. . . Если такой стипендиат вам не подходит, отошлите его ко мне обратно; директор дома призрения, которого вы хорошо знаете, берёт его на восемьсот франков наставником к своим детям. Душа моя спокойна, благодарение господу. Начинаю привыкать к постигшему меня тяжкому удару. Vale et me ama».

Аббат Пирар приостановился, дойдя до подписи, и со вздохом выговорил слово «Шелан».

— Душа его спокойна, — промолвил он. — Добродетель его заслужила сию награду. Пошлёт ли и мне её господь бог наш, когда придёт мой час?

Он устремил очи к небу и перекрестился. Жюльен, увидев это святое знамение, почувствовал, как у него понемножку начинает проходить леденящий ужас, который охватил его с той самой минуты, как он вошёл в этот дом.