Мигель Астуриас - Глаза погребённых

Кайэтано Дуэнде стал караулить — лишь с этой стороны можно было попасть прямо в Пещеру Жизни. Чтобы добраться сюда через другие входы, нужно было пройти по бесчисленным подземным галереям, погруженным в темноту; голос и звук шагов здесь были слышны издалека, так что можно было успеть вовремя скрыться. Именно по одной из этих галерей чернильного мрака и провел ее Кайэтано. Они, разумеется, могли бы воспользоваться этим входом возле самого лагеря — здесь путь был легче, — но это было слишком рискованно. Поэтому Дуэнде и выбрал наиболее длинный и тяжелый, зато менее опасный путь. Они спустились в окрестностях Серропома — будто их поглотила земля, — прошли по узкому, зигзагообразному Пути Молнии, поднялись на вершину передохнуть и подышать свежим воздухом, затем Путем Водяной змеи спустились в подземелье. Сгорели лучины окоте. Последний переход был очень страшен — меж скалистой стеной и пропастью ни зги не видать.

— Ты знал, что я иду?

— Слышал твой голос.

— Я испугалась, когда мы остались в темноте…

— Первой моей мыслью было бежать к тебе на помощь, но я не мог уйти отсюда; я обещал Кайэтано Дуэнде ждать вас здесь и, кроме того, побоялся заблудиться в этом лабиринте.

— Мы опоздали…

— Да, задержались… Я все смотрел — не покажется ли где огонек окоте. Как-то не подумал, что он может погаснуть.

— Не хватило окоте…

— А мне не хватало слуха — в молчании этих благословенных гротов прислушиваться к звуку твоих шагов. Но ты уже здесь!..

Хуан Пабло целовал ее, сжимал в объятиях, кончиками лихорадочно горячих пальцев водил по ее лицу, пытаясь восстановить облик Малены — точеный нос, влажные, сверкающие миндалины глаз, губы с грустной складкой, шею амфоры, плечи индейской богини; вдыхая запах ее волос, он упивался свежим благоуханием шелковистого ливня и словно хотел проникнуть в ее мысли.

— Я не могла не прийти… Услышала от Кайэтано Дуэнде — Алые камели и , и сразу же пошла за ним, как под гипнозом…

— Ах, как я хочу увидеть тебя! А солнце сегодня, как назло, запаздывает. На заре сюда обычно проникает странный призрачный свет. Будто камни светятся.

— Как хорошо, что ты нашел это убежище! Не можешь себе представить, что было — ведь тебя искали по всему Серропому, обыскали дом за домом, всю округу; военные патрули, конная полиция и пешие полицейские искали непрерывно, днем и ночью. Обыскали церковь и обе школы… Я была у себя. Учителя Гирнальду перепугали насмерть…

— Он передал тебе камелии?

— Ах да, да! Об этом я тебе потом расскажу… Они обыскали церковь, дом священника… где только не искали… Пополука? Туда тоже несколько раз заглядывали под разными предлогами… Нет, не потому, что подозревали, будто ты скрываешься там… Нет, просто потому, что его лачуга стоит на окраине… Если его, боже упаси, арестуют, то старика будут пытать… Хорошо, что здесь тебя никто не видел…

— Только Кайэтано Дуэнде. Ну а сейчас скажи мне, скажи мне…

— Что?

— Ты сама знаешь…

— Да, да, да… — Она трижды поцеловала его. — Да, да…

Она снова целовала его, а камни уже начали излучать свой грустный бледный свет.

— Пополука, — продолжала свой рассказ Малена, — передал записку, которую ты оставил для меня. «A bientot, cherie!» Но я так мучилась, милый… Я уже перестала верить твоему обещанию, что мы скоро увидимся… Мне это казалось невозможным… По ночам я поднималась, бродила по школе, смотрела через оконную решетку на улицу, и как только слышала шаги, спешила к дверям, думая, что это, может быть, ты стучишься, ищешь пристанища; но шаги удалялись, исчезали в молчании ночи, и я понимала — это были те, кто искал тебя…

— Живым или мертвым… — Хуан Пабло прижал ее к сердцу. — Знаю, любовь моя, знаю…

После паузы он продолжал:

— Самое чудесное то, что они не застали меня в палатке; я ушел к тебе…

— Любовь моя, любовь…

— Чтобы избежать сплетен, я не поехал на джипе. Белая форма слишком заметна — и потому я надел штатский костюм.

— Ты даже прошел мимо солдат патруля, который тебя искал… Мне сказал Пополука…

— Я даже собирался подойти к ним и попросить у начальника патруля глоточек, страшно хотелось выпить. Он на моих глазах пил, а я продрог до костей. Но вовремя одумался. Дай-ка, подумал я, загляну к падре Сантосу и промочу горло…

— Обо всем этом со всеми подробностями мне рассказал Пополука. Я только не знаю, как ты добрался сюда, как узнал об этих пещерах, которых, по словам Кайэтано, почти никто не знает.

— Случайно. Возвращался в лагерь… да, от тебя. Вдруг мне пересек дорогу какой-то зверь, еле успел свернуть. Я остановил машину, выскочил и погнался за ним. Зверь ускользнул в кустарники — они тут такие густые, что я чуть не заблудился. Я уже собрался вернуться к машине, как вдруг заметил, что ветки раскачиваются, будто от ветра, хотя ветра никакого не было. «Эге! — сказал я себе, — надо выяснить, в чем дело» — и, проследив по движению листьев, куда бежал этот зверь, наткнулся на вход в подземелье. Там сейчас караулит Кайэтано Дуэнде.

Сквозь расщелину где-то высоко-высоко свет начал проникать в пещеру, проступали очертания каких-то бастионов, призрачных колонн и сводов, потонувшие во мгле готические нефы, шпили и ниши, какие-то купола без облицовки или сплошь покрытые летучими мышами. Свет разливался, а Малена, внезапно охваченная ужасом, не знала, куда отвести глаза. Неужели этот человек, выплывавший из мрака, Хуан Пабло Мондрагон? Не может быть! Кожа рыжевато-грязного цвета, зрачки какие-то кошачьи, неестественно большие, губы и уши распухли… Неужели это он?

Хуан Пабло заметил, что Малена поражена — с печальной улыбкой, обнажившей острые, очень белые зубы, он хотел было отойти. Но она не позволила. Это он!.. Это он!.. — твердила она, стараясь не думать о лице несчастного. Чувствуя себя потерянными в прозрачной пустоте, на дне пещеры, они молчали.

— Не узнаешь меня?.. — И, не дождавшись ответа, настойчиво переспросил: — Мален!.. Ты не узнаешь меня?..

Она тряхнула головой.

— Нет! Нет! Правда, нет!

— Ты не тревожься. Это не болезнь! Лицо деформировалось временно… это действие одного вида кактуса. Я жую его на ночь. Одет я под крестьянина-бедняка, и с таким лицом — может ли кто-нибудь узнать меня?

— Никто!.. — отчеканила Малена. — Я сама не уверена, ты ли это…

— Можно меня поздравить!

— А… а это не опасно?.. Страшно, если ты останешься таким!.. Страшно!.. — Поднеся руки к лицу, она закрыла глаза, застывшие, как кристаллы, перед этим ужасным видением. Затем, несколько успокоившись, спросила:

— Ты видел себя?

— Кайэтано обещал принести зеркало, но, должно быть, забыл.

— Подожди, у меня, кажется, в сумке есть, — она суетливо начала рыться, — возьми, оно, правда, небольшое, но разглядеть себя все-таки можно.