Уильям Теккерей - Базар житейской суеты. Часть 3

Полковникъ Кроли раскраснѣлся и вздохнулъ.

— Да, сэръ, я зналъ его очень хорошо, сказалъ онъ. Гдѣ теперь его бѣдная, прекрасная вдова?.. Какъ она поживаетъ, сэръ?

— Она дочь моя, сэръ, сказалъ старый джентльменъ, опуская мальчика на землю, и вынимая съ великою торжественностью визитную карточку изъ своего кармана.

Карта очутилась въ рукахъ полковника, и онъ прочелъ на ней слѣдующія слова:

«Господинъ Седли, Единственный Агентъ Чорнаго Алмаза и Коммиссіонеръ Компаніи Противу Пепельнаго Угля, на Набережной Бонкера, въ улицѣ Темзы, по Западной Фольгемской Дорогѣ, на Виллахъ Аделаиды, Анна-Марія тожь.»

Джорджинька между-тѣмъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ по направленію къ миньятюрному пони.

— Не хотите ли и вы прокатиться на моей лошадкѣ? спросилъ Родонъ-младшій, рисуясь на сѣдлѣ.

— Хочу, сказалъ маленькій Джорджъ.

Полковникъ, смотрѣвшій все это время не безъ участія на хорошенькаго мальчика, поднялъ его и посадилъ на сѣдло позади юнаго Родона.

— Держись крѣпче, Джорджинька, сказалъ онъ, — ухватись за моего мальчугана… его зовутъ Родономъ.

Оба мальчика засмѣялись.

— Въ этотъ день, сэръ, я думаю, не увидать вамъ парочки милѣе и красивѣе этихъ птенцовъ, сказалъ добродушный капралъ.

И затѣмъ полковникъ Кроли, капралъ Клинкъ и старикъ Седли — Единственный Агентъ и проч., и проч., двинулись съ мѣста, и продолжали свою прогулку подлѣ дѣтей.

Юный Джорджъ Осборнъ поскакалъ, если не ошибаемся, отъ Рыцарскаго моста въ Фольгемъ, но западной дорогѣ; пріостановимся и мы въ этомъ живописномъ предмѣстьи, и постараемся навести необходимыя справки относительно пріятелей и пріятельницъ, оставленныхъ нами на Аделаидиныхъ Виллахъ.

Что сталось съ мистриссъ Эмми послѣ ватерлооскаго погрома? Живетъ ли она? Цвѣтетъ или увядаетъ? Куда дѣвался майоръ Доббинъ, котораго кабріолетъ еще такъ недавно стоялъ у воротъ скромной дачи? Нѣтъ ли каимхъ новостей о сборщикѣ податей и пошлинъ въ Богли-Уолла?

Какъ не быть? Есть. Достойный нашъ другъ и пріятель, Джозефъ Седли воротился въ Индію весьма скоро послѣ своего бѣгства изъ бельгійской столицы. Въ ту пору, кажется, уже окончился срокъ его отпуска, или, очень могло статься, жирный толстякъ боялся не совсѣмъ пріятной встрѣчи съ нѣкоторыми свидѣтелями его ватерлооскаго побѣга. Какъ бы то ни было, Джозефъ Седли отправился къ своей должности въ Бенгалію, вскорѣ послѣ того; какъ Наполеонъ занялъ свого резиденцію на островѣ Св. Елены, гдѣ сборщикъ податей и пошлинъ имѣлъ удовольствіе видѣть его собственными глазами.

Изъ расказовъ мистера Седли на бордѣ купеческаго корабля, становилось очевиднымъ для всѣхъ и каждаго, что онъ уже не первый разъ въ своей жизни встрѣчался съ знаменитымъ Корсиканцемъ; и что онъ даже чуть не взялъ его въ плѣнъ при горѣ Сен-Джона. У него вертѣлись на языкѣ тысячи военныхъ анекдотовъ. Онъ зналъ позицію каждаго полка, и взаимныя потери обѣихъ армій. Онъ не думалъ запираться, и даже утверждалъ положительно, что самъ принималъ весьма дѣятельное участіе въ этихъ побѣдахъ, потому-что находился безотлучно при англійскомъ войскѣ, и привозилъ депеши для герцога Веллингтона. Онъ описывалъ, что герцогъ дѣлалъ и говорилъ въ каждый моментъ критическаго дня ватерлооской битвы, съ такимъ точнымъ и яснымъ знаніемъ всѣхъ мыслей, чувствъ и поступковъ его свѣтлости, что не могло быть и тѣни сомнѣнія, что мистеръ Джой присутствовалъ лично въ тотъ день при особѣ знаменитаго вождя. Имя его, правда, никогда не упомналось въ публичныхъ документахъ, относившихся къ побѣдѣ, но это собственно произошло оттого, что его, какъ довѣренную особу при герцогѣ, не допустили въ ту пору дѣйствовать съ оружіемъ въ рукахъ. Продолжая такимъ-образомъ расказывать обо всѣхъ этихъ подробностяхъ, мистеръ Джозефъ Седли уже самъ начиналъ вѣрить искренно, душевно, что онъ былъ однимъ изъ первостатейныхъ героевъ на поляхъ Ватерлоо. Неизбѣжнымъ слѣдствіемъ такой самоувѣренности было то, что онъ производилъ нѣкоторое время оглушающее впечатлѣніе на всѣхъ своихъ слушателей въ Калькуттѣ, и его называли не иначе, какъ ватерлооскимъ Седли, впродолженіе всего его пребыванія въ Бенгаліи.

Векселя, данные Ребеккѣ за покупку двухъ несчастныхъ рысаковъ, были выплачены сполна, и безъ всякихъ отговорокъ, агентомъ мистера Джоя. Онъ никогда не заикался ни полсловомъ объ этомъ знаменитомъ торгѣ, и никто не знаетъ заподлинно, что сталось съ этими лошадьми, и какимъ-образомъ мистеръ Джой отвязался отъ нихъ, или отъ мосье Исидора, своего бельгійскаго слуги. Мы знаемъ однакожь, что мосье Исидоръ осенью 1815 года продалъ на валеньенскомъ рынкѣ сѣрую лошадку, принадлежавшую вѣроятно Джою.

Лондонскіе агенты Джоя получили приказаніе выдавать ежегодно родителямъ его, въ Фольгемѣ, по сту-двадцати фунтовъ, и эта сумма составила главнѣйшій источникъ дохода для несчастныхъ стариковъ. Мистеръ Седли, повидимому, не падалъ духомъ; но всѣ его спекуляціи и расчеты послѣ банкротства рѣшительно неудавались. Онъ пробовалъ торговать виномъ, углями, дѣлался комиссіонеромъ разныхъ обществъ; но ни угли, ни вино, ни комиссіи не поправляли разстроенныхъ дѣлъ. Предпринимая какую-нибудь новую торговлю, мистеръ Седли печаталъ великолѣпныя объявленія, разсылалъ ко всѣмъ друзьямъ и знакомымъ блистательныя программы, заказывалъ новую мѣдную дощечку для своихъ дверей, и говорилъ въ пышныхъ выраженіяхъ о несомнѣнной надеждѣ скораго обогащенія. Но фортуна уже никогда не возвращалась къ слабому старику. Старинные пріятели и друзья, одинъ за другимъ, оставили банкрота Седли, и никто не обнаруживалъ особаго желанія покупать у него дорогіе угли и прескверное вино. Каждое утро продолжалъ онъ ходить въ Сити; но изъ всѣхъ существъ въ мірѣ, одна только жена его еще вѣрила, что у него тамъ важныя дѣла на биржѣ. Къ обѣду возвращался онъ домой, и по-вечерамъ неизбѣжно отправлялся въ клубъ или трактиръ разсуждать на досугѣ о ежегодномъ бюджетѣ Трехъ Соединенныхъ Королевствъ. Весело было слушать, какъ старикъ ворочалъ тысячами мильйоновъ, сводилъ дисконты, ажіо, и говорилъ о томъ, что подѣлываетъ баронъ Ротшильдъ, и какъ идутъ дѣлишки у братьевъ Берингъ. И обо всѣхъ этихъ вещахъ разсуждалъ съ такою удивительною смѣлостью, что всѣ обычные посѣтители клуба (аптекарь, гробовщикъ, обойщикъ, архитекторъ, приходскій писарь и мистеръ Клеппъ, старинный нашъ знакомый) начинали питать невольное уваженіе къ старому джентльмену.

— Да, господа, бывали на моей улицѣ праздники — да еще какіе! неизбѣжно говорилъ онъ всѣмъ и каждому, кто присутствовалъ въ общей залѣ. Оно, впрочемъ, если сказать правду, мы знаемъ и теперь; гдѣ раки то зимуютъ. Сынъ мой, судари мои, президентствуетъ, въ настоящую минуту, въ Бенгаліи, въ качествѣ главнаго судьи при Рамгунгѣ, и получаетъ, съ вашего позволенія, четыре тысячи рупій ежемѣсячнаго дохода. Дочь моя ужь давно бы могла быть полковницей, если бы захотѣла. Мнѣ стоитъ только присѣсть, да настрочить векселёкъ отъ имени моего сына, бенгальскаго судьи, судари мои, и Ротшильдъ завтра же пришлетъ мнѣ десять тысячь фунтовъ чистаганомъ. Но я не хочу этого. Да и незачѣмъ. Надлежитъ, судари мои, хранить фамильную гордость.