Дэвид Лоуренс - Сыновья и любовники

Около десяти он сказал невесте:

— Ты не устала?

— Пожалуй, — ответила она, сразу перейдя на совсем особый тон и склонив голову набок.

— Я зажгу ей свечу, мама, — сказал он.

— Хорошо, — ответила мать.

Мисс Уэстерн встала, протянула руку хозяйке дома.

— Спокойной ночи, миссис Морел, — сказала она.

Пол подсел к кипятильнику, налил воды в глиняную бутыль из-под пива. Энни закутала бутыль в старую шахтерскую рубашку из фланели и на прощанье поцеловала мать. Ей предстояло делить комнату с гостьей — другого места в доме не оказалось.

— Обожди минутку, — сказала миссис Морел дочери. И Энни села, держа в обнимку бутыль с горячей водой. Ко всеобщему смущенью, мисс Уэстерн каждому пожала руку и лишь после этого ушла, следуя за Уильямом. Через пять минут он уже снова был внизу. Он как-то приуныл, а почему — и сам не знал. Пока все, кроме него и матери, не пошли спать, он почти не разговаривал. А теперь он встал на каминный коврик, привычно расставил ноги и нерешительно произнес:

— Ну, мам?

— Ну, сын?

Мать села в кресло-качалку, ощущая непонятную обиду за него и унижение.

— Она тебе нравится?

— Да, — не вдруг ответила миссис Морел.

— Она пока стесняется, мам. Ей непривычно. Здесь ведь не так, как у ее тетушки.

— Конечно, мой мальчик, и ей, должно быть, нелегко.

— Ну да. — Он вдруг нахмурился. — Хоть бы она так ужасно не важничала!

— Это только поначалу, мой мальчик. От неловкости. Это пройдет.

— Верно, мама, — с благодарностью согласился Уильям. Но чувствовалось, он все еще озабочен. — Знаешь, мам, она ведь не такая, как ты. Она несерьезная и думать не умеет.

— Она молода, мой мальчик.

— Да, и у ней не было хорошего примера. Ее мать умерла, когда она была совсем ребенком. С тех пор она живет с теткой, которую терпеть не может. А отец у нее гуляка. Никто ее не любил.

— Вот как! Что ж, тем больше ей нужна твоя любовь.

— А значит… придется ей многое прощать.

— Что ж такого ей надо прощать, мой мальчик?

— Не знаю я. Иногда она кажется пустой, но ведь надо помнить, некому было развить то хорошее, что в ней заложено глубже. И потом она от меня без ума.

— Это всякий видит.

— Но знаешь, мама… она… она не такая, как мы. Эти люди, среди которых она живет… у них, по-моему, другие устои.

— Не надо судить слишком поспешно, — сказала миссис Морел.

Но ему, видно, было неспокойно.

Однако утром он распевал и весело носился по дому.

— Привет! — крикнул он, сидя на лестнице. — Ты встаешь?

— Да, — слабо донесся ее голосок.

— Веселого Рождества! — прокричал он ей.

Из спальни донесся ее милый, звенящий смех. Но и через полчаса она еще не сошла вниз.

— Она тогда правда встала, когда сказала? — спросил Уильям сестру.

— Да, встала, — ответила Энни.

Он подождал немного, потом опять подошел к лестнице.

— Счастливого нового года, — сказал он.

— Спасибо, милый! — донесся издалека смеющийся голос.

— Поживей! — взмолился он.

Был уже почти час дня, а он все ждал ее. Морел, который всегда вставал еще до шести, глянул на часы.

— Ну и чудеса! — воскликнул он.

Все, кроме Уильяма, позавтракали. Опять он подошел к лестнице.

— Может, тебе послать туда пасхальное яичко? — крикнул он довольно сердито. Она в ответ лишь рассмеялась. Все ждали, что после столь долгих приготовлений их взорам предстанет нечто волшебное. Наконец она появилась, в блузке и юбке, и выглядела в этом наряде очень мило.

— Неужели ты и впрямь столько времени прихорашивалась? — спросил Уильям.

— Мордастик, милый, такие вопросы не задают, правда, миссис Морел?

Поначалу она строила из себя важную даму. Когда она пошла с Уильямом в церковь, он в сюртуке и шелковом цилиндре, она в сшитом в Лондоне костюме и с мехом, Пол, Артур и Энни думали, что каждый в восхищенье станет кланяться до земли. А Морел стоял на дороге в своем выходном костюме, смотрел на эту щегольскую пару и чувствовал себя отцом принца и принцессы.

И, однако, не такая уж важная персона она была. Уже год она служила в одной лондонской фирме то ли секретаршей, то ли конторщицей. Но у Морелов она разыгрывала из себя королеву. Она сидела и позволяла Полу и Энни, точно слугам, всячески ей угождать. С миссис Морел она обходилась довольно бойко, а с Морелом покровительственно. Но через день-другой она сбавила тон.

Уильям всегда приглашал Пола и Энни, когда шел прогуливаться со своей невестой. Так было гораздо интересней. А Пол и вправду искренне восхищался Цыганкой; мать даже с трудом прощала ему его постоянное стремленье услужить девушке.

На второй день, когда Лили сказала: «Ох, Энни, ты не знаешь, куда я подевала свою муфту?», Уильям заметил:

— Ты же знаешь, она в спальне. Зачем спрашивать Энни?

И, сердито поджав губы, Лили сама пошла в спальню. Но Уильяма возмущало, что она превращает его сестру в служанку.

На третий вечер Уильям и Лили сидели вдвоем в гостиной у камина, не зажигая света. Без четверти одиннадцать они услышали, что миссис Морел разгребает кочергой уголь в плите. Уильям вышел в кухню, за ним его любимая.

— Уже так поздно, ма? — спросил он. Мать сидела одна.

— Нет, не слишком поздно, мой мальчик, но обычно я поздней не засиживаюсь.

— Тогда, может, ты пойдешь спать? — предложил он.

— И оставлю вас вдвоем? Нет, мой мальчик, это не в моих правилах.

— Ты нам не доверяешь, ма?

— Доверяю или нет, а я вас не оставлю. Если хотите, можете посидеть до одиннадцати, а я почитаю.

— Иди ложись, Лили, — сказал Уильям своей нареченной. — Нельзя заставлять маму ждать.

— Энни не погасила свечу, Лили, — сказала миссис Морел. — Я думаю, вам будет видно.

— Да, благодарю вас. Спокойной ночи, миссис Морел.

У лестницы Уильям поцеловал свою возлюбленную, и она пошла наверх. А он вернулся в кухню.

— Ты нам не доверяешь, мам? — повторил он не без обиды.

— Мальчик мой, говорю тебе, не в моих правилах оставлять молодого человека с девушкой одних внизу, когда все остальные уже спят.

И пришлось ему удовольствоваться этим ответом. Он поцеловал мать и пожелал ей спокойной ночи.

На Пасху он приехал один. И уж тогда без конца толковал с матерью о своей возлюбленной.

— Знаешь, мам, когда я не с ней, я про нее и не вспоминаю. И если б никогда больше не увидел ее, то и не вспомнил бы. Но вот вечерами если я с ней, я от нее без ума.

— Странная любовь для женитьбы, — сказала миссис Морел, — если только так она тебя и держит.

— И вправду чудно! — воскликнул Уильям. Его самого это тревожило и озадачивало. — Но все-таки… нас теперь так много связывает, не могу я от нее отказаться.

— Тебе лучше знать, — сказала миссис Морел. — Но если все так, как ты говоришь, я б не назвала это любовью… во всяком случае, не очень-то это похоже на любовь.