Теодор Драйзер - Выбор

А длинные мучительные дни, когда он не показывался неделю, даже две! Ожидание и томление, блуждание по магазину и дома по квартире. За работой она иногда делала ошибки, которые ей ставили на вид, но она не могла освободиться от мысли о нем: и по вечерам дома она бывала такой рассеянной, что отец и мать обращали на это внимание. Ее родители заметили (она в этом не сомневалась), что Артур больше не приходил или приходил гораздо реже, чем прежде, и поэтому она говорила, что идет куда-нибудь с ним, на самом деле уходя к Мейбл Гоув; заметили они, конечно, что и Бартон покинул ее: после того, как она оттолкнула его своим равнодушием, он перестал бывать и, очевидно, никогда не вернется, если только она сама не позовет его.

Тогда ей пришла в голову мысль спасти положение, снова вернувшись к Бартону, воспользовавшись им и его любовью, доверчивостью и, если хотите, бесцветностью, для разрешения стоявшей перед ней задачи.

Но сначала следовало послать Артуру любезное письмо с просьбой вернуть те несколько записок, которые она ему писала, и по ответу решить, нет ли хоть проблеска надежды. Она не видела его почти месяц, а в последнее их свидание он сказал, что, может быть, скоро вынужден будет на время покинуть ее, так как уедет на работу в Питсбург. И вот теперь она держала в руке его ответ из Питсбурга! Это ужасно! Будущее без него!

Но если она вернется к Бартону, тот никогда не узнает, что произошло в действительности. Несмотря на все восхитительные часы, проведенные с Артуром, она, без сомнения, сможет позвать назад своего поклонника. Она никогда окончательно не порывала с ним, и он это знал. Иногда ей бывало бесконечно скучно, когда он являлся — в дни, не занятые Артуром, — с цветами или конфетами или с тем и другим и, сидя на крыльце, рассказывал о железнодорожных делах или каких-нибудь их старых друзьях. Временами она думала, что стыдно обманывать такого терпеливого, добродушного, ни секунды не сомневавшегося в ней человека, как Бартон, обманывать ей, так страдавшей по вине другого. При этом она не сомневалась, что родители все видят и понимают, но как она могла поступить иначе?

— Я дрянная девчонка, — часто повторяла она себе. — Я испорчена до мозга костей. Какое право я имею предлагать Бартону то, что осталось? — И все же она знала, что Бартон, если она решит выказать ему расположение, будет только благодарен даже и за это. И теперь ей стоит лишь поманить его пальцем, и он будет ее. Он такой простой, добрый и наивный, такой рассудительный, такой непохожий на Артура, которого (и при этой мысли она не могла удержаться от улыбки) она сейчас любила почти так же, как Бартон любил ее, — рабски, безнадежно.

Дни проходили, а после того короткого письма от Артура она больше ничего не получала. Шерли вначале ужасно страдала, потом в порыве немого отчаяния сделала до некоторой степени мужественную попытку приспособиться к своему новому положению.

К чему отчаиваться? К чему умирать от тоски, когда есть столько мужчин — и среди них Бартон, — которые могли бы вздыхать по ней? Она молода, красива, многие говорили, что очень красива. При желании она могла казаться веселой, хотя и не чувствовала никакого веселья. Почему она должна сносить жестокость, не думая об отплате? Почему бы ей не избрать путь веселья, завязать одновременно дюжину флиртов, танцевать до упаду и в вихре увлечений подавить всякую мысль об Артуре? Ведь так много молодых людей обращают на нее внимание. Стоя за прилавком в аптекарском магазине, она много дней размышляла над этим, но становилась в тупик при мысли о том, с кого начать. После пережитой ею любви все казались такими бесцветными, сейчас, во всяком случае.

А затем... затем был кроткий, доверчивый Бартон, с которым она так плохо обошлась, хотя пользовалась его услугами, и который ей все еще в сущности... нравился. При воспоминании о нем ее охватывало недовольство собой. Он, конечно, знал, видел, как неприветливо она относилась к нему все это время, и все же приходил и прекратил свои посещения только после того, как она открыто поссорилась с ним, заставив понять, что дело совершенно безнадежно. Она не могла выкинуть из головы, особенно теперь, и своей скорби, мысли о том, что он обожал ее. Он совсем не показывался — своим равнодушием она окончательно оттолкнула его, но одно слово, одно только слово... Вопреки очевидности надеясь, она выжидала дни, недели, а затем...

Расположение конторы Большой восточной железнодорожной компании, где служил Бартон, давало Шерли легкую возможность перекинуться с ним несколькими ласковыми словами, когда она проходила, как это часто случалось, по железнодорожной станции. Он сидел на первом этаже в конторе помощника диспетчера, и она всегда могла увидеть его, заглянув туда по дороге на платформу или с платформы, от которой отправлялся пригородный поезд, служивший иногда более быстрым средством сообщения, чем автобус. Правда, она почти год старательно избегала Бартона. Если она, наконец, примет решение, она может подойти к окошку телеграфа в той же комнате, где он сидел, попросить бланк для телеграммы; при этом она может повысить голос, как часто делала в прошлом, и тогда он, наверно, узнает ее, если не увидит еще раньше. А услышав ее голос, он встанет и подойдет — в этом она уверена, он никогда не мог устоять перед искушением побыть с ней. Шерли применяла эту уловку и в прежние дни.

После месяца раздумья она почувствовала, что должна действовать: ее положение покинутой оказалось слишком тяжелым. Она больше не в силах его переносить, не в силах выносить хотя бы взгляды матери.

Однажды вечером в четверть седьмого она вышла из магазина, в котором служила, и печальная направилась домой. На сердце она чувствовала гнетущую тяжесть; ее лицо было бледно и осунулось. Перед тем, как выйти на улицу, она остановилась в комнатке за магазином, чтобы поправить прическу и при помощи пудры и румян приукрасить себя сколько возможно.

Она не сомневалась, что снова привлечь прежнего поклонника не составит особого труда, но вдруг это окажется не так просто... Что если он нашел другую? Но она не могла себе этого представить. Ведь еще так немного времени прошло с его последней попытки увидеться с ней, а к тому же он действительно ее очень, очень любил и верил в нее. Он слишком медлителен и постоянен в своем выборе — таким он был и с нею. И все же кто знает?

С этой мыслью она пошла по залитой вечерними огнями улице, впервые испытывая стыд и боль от задуманного обмана, скорбь отречения от мечты, отчаяние, являющееся к тому, кто вынужден унизиться и решиться на то, о чем и не помышлял в лучшие, более счастливые дни. Виною этого был Артур. Когда Шерли добралась до станции, там, как обычно в это время, уже была масса народу. Мимо нее проходило много пар, смеявшихся и словно куда-то торопившихся, как когда-то она с Артуром. Взглянув прежде всего в маленькое зеркало на лестнице, чтобы проверить, не утеряла ли она прежнего очарования, Шерли вышла на платформу, задумчиво остановилась у киоска с цветами и купила за несколько пенни крошечный букетик фиалок. Затем снова вошла внутрь, подошла к окошку телеграфа и украдкой заглянула в него, чтобы узнать, сидит ли Бартон на своем месте. Он был там. Она видела его освещенное зеленым абажуром наивное, симпатичное лицо, склоненное над работой. Отступив на мгновение назад, чтобы еще раз подумать, она снова решительно подошла и громко спросила: