Дзюнъитиро Танидзаки - МЕЛКИЙ СНЕГ (Снежный пейзаж)

Неожиданно ей пришло в голову, что, просматривая почту, Юкико могла обратить внимание на конверт с почтовым штампом «Фото».

Если так, она, конечно же, догадалась, что от неё что-то скрывают. Сатико имела всё основания полагать, что неудачное сватовство не могло пройти для сестры бесследно, и поэтому решила повременить с разговором о предложении Номуры. Но ведь Юкико не знала, какими соображениями руководствуется сестра, и могла превратно истолковать её молчание. Сатико пришла к выводу, что необходимо как можно скорее показать Юкико фотографию Номуры и заодно посмотреть, какова будет её реакция, ведь в конечном счёте решать придётся именно ей.

Однажды, когда Сатико, намереваясь отправиться за покупками в Кобэ, одевалась у себя в комнате, к ней вошла Юкико.

— Послушай, Юкико, я получила фото… — Не дожидаясь вопроса сестры, Сатико выдвинула ящичек комода и достала фотографию Номуры. — Вот. Прочти, что написано на обороте.

Юкико молча взяла фотографию, мельком взглянула на неё, затем принялась читать.

— Кто это прислал?

— Помнишь госпожу Дзимба? Мы вместе учились в школе. Её девичья фамилия — Имаи…

— Да, помню.

— Как-то раз я встретила её в Осаке, мы разговорились, зашла речь о тебе, и я попросила её дать мне знать, если она услышит о какой-нибудь подходящей партии. Как видишь, она отнеслась к моей просьбе со вниманием.

Юкико молчала.

— С ответом нас никто не торопит. Честно говоря, я не собиралась сообщать тебе об этом предложении до того, как мы наведём всё необходимые справки, но мне не хотелось, чтобы ты думала, будто от тебя что-то скрывают. Вот я и решила тебе показать…

Юкико молча положила фотографию на полку и вышла на веранду.

— Не придавай этому большого значения, — сказала Сатико, глядя на стоявшую к ней спиной Юкико. — Если по фотографии этот человек тебе не нравится, давай считать, что сегодняшнего разговора между нами не было. Но навести соответствующие справки мне всё-таки придётся, чтобы не обидеть госпожу Дзимба.

— Сатико… — Юкико повернулась к сестре и попыталась улыбнуться. — Я прошу тебя впредь ничего от меня не утаивать. Мне гораздо легче, когда я знаю, что происходит…

— Хорошо.

— И ещё одна просьба… Пожалуйста, не назначайте смотрины до тех пор, пока о женихе не будет выяснено всё, всё до конца. Об остальном можешь не беспокоиться.

— Хорошо. Я рада, что всё-таки решилась поговорить с тобой.

Закончив сборы и пообещав вернуться к ужину, Сатико спустилась вниз. Юкико повесила домашнее кимоно сестры на вешалку, аккуратно сложила пояс и снова вышла на веранду. Облокотись о перила, она в глубокой задумчивости глядела в сад.

Ещё сравнительно недавно эта часть Асии была сплошь покрыта лесами и полями. Обживать эти края начали лишь в двадцатых годах. Сад рядом с долгом Сатико был хоть и невелик, но хранил следы первозданной красоты тех мест.

В нём, должно быть, ещё с незапамятных времён стояли три могучие сосны, а слева, поверх деревьев на соседнем участке, виднелись раскинувшиеся вдали горы Рокко. Всякий раз, возвращаясь из Осаки в Асию, Юкико ощущала себя словно заново родившейся. Веранда, откуда сейчас глядела Юкико, выходила на газон и цветочные клумбы, позади которых простирался искусственный сад, воспроизводящий в миниатюре горный пейзаж: [29] «…искусственный сад, воспроизводящий в миниатюре горный пейзаж…» — Декоративное садоводство как самостоятельный вид искусства первоначально было заимствовано японцами из Китая, но уже в средние века приобрело оригинальный характер. Создатели японских садов стремились воспроизвести в миниатюре естественный природный пейзаж — горы, скалы, водопады и т. п. по склону покрытой камнями горки стелились ветки кустарника кодэмари с мелкими белыми цветочками, спускаясь вниз к столь же миниатюрному пруду. Правый его берег украшали деревце сакуры и сиреневый куст.

Сакуру посадили года три назад по настоянию Сатико. Она не раз говорила: хорошо бы посадить хотя бы одно деревце сакуры, тогда можно будет любоваться её цветами [30] «…любоваться её (сакуры — И. Л. ) цветами…» — В середине апреля зацветает японская вишня — сакура, деревья которой культивируют исключительно ради цветов. Обычай любоваться цветущей сакурой зародился в далёкой древности, первоначально — в придворной среде, а затем, уже в средние века, широко распространился в городской и даже в крестьянской среде. В настоящее время обычай любования сакурой, цветущей недолго, всего три-четыре дня, стал общенародным, хотя и неофициальным праздником. прямо у себя в саду. Каждую весну Сатико неизменно ставила под этим деревцем складной стульчик или расстилала ковёр, но любоваться, в сущности, было нечем: деревце приживалось плохо и почти не давало цветов. Зато сирень неизменно радовала глаз пышными благоуханными кистями белоснежных соцветий. Чуть левее высились сандаловое дерево и платаны, ещё не одевшиеся листвой, а за ними тянулись кусты чубушника. Мадам Цукамото, француженка, у которой Юкико с сестрой брали уроки французского языка, как-то, гуляя в саду, остановилась перед чубушником и сказала, что у неё такое чувство, будто она вдруг очутилась на родине. По её словам, чубушник очень распространён во Франции, но в Японии это большая редкость. Чубушник зацветал в одно время с кустарником ямабуки, [31] Кустарник ямабуки — невысокий (примерно в 1 м высотой), обильно цветущий мелкими жёлтыми цветами, неоднократно воспет в японской поэзии. посаженным возле флигеля, где помещался кабинет Тэйноскэ, — уже после того, как отцветала сирень, но пока на нём едва-едва начали проклёвываться первые листочки.

Позади зарослей чубушника тянулась проволочная сетка, отгораживающая участок Штольцев, вдоль которой росло несколько платанов. Под одним из них на залитой неяркими лучами вечернего солнца траве играли Эцуко с Роземари. Со второго этажа Юкико могла без труда разглядеть их кукол и игрушечную мебель — кроватку, шкафчик, стулья, стол. Увлечённые игрой, девочки не подозревали, что на них кто-то смотрит. Юкико отчётливо слышала их голоса.

— Это папа, — сказала Роземари, беря в руки куклу, одетую в брюки и курточку. — А это — мама.

Девочка прижала кукол друг к другу и громко чмокнула губами. Юкико хоть и не сразу, но всё же догадалась: это означало, что папа с мамой поцеловались.

— Ребёночек родился! Ребёночек родился! — весело закричала Роземари, извлекая из-под юбки «мамы» куколку поменьше.

Юкико слышала, что у европейцев принято говорить детям, будто младенцев приносит в клюве аист и оставляет на ветке дерева. Но Роземари, как видно, этому не верила. С трудом удерживая улыбку, Юкико украдкой наблюдала за игрой девочек.