Дзюнъитиро Танидзаки - МЕЛКИЙ СНЕГ (Снежный пейзаж)

Много лет назад, во время свадебного путешествия в Хаконэ, Тэйноскэ, помнится, весело рассмеялся, когда на его вопрос, какую рыбу Сатико любит больше всего, она сказала: «Морского окуня». Ему показалось забавным, что вкус жены не отличается оригинальностью. Но Сатико возразила, что и по виду, и по вкусу это самая японская из всех рыб и, если японец не любит окуня, он попросту не японец. Сатико явно гордилась своим кансайским происхождением: [32] «…гордилась своим кансайским происхождением…» — На протяжении многих веков район Кансай был культурным центром страны, вся же остальная Япония воспринималась жителями этого столичного региона как «дикий край». Жители Кансая считались образованными, интеллектуальными людьми, а женщины Кансая — утончёнными красавицами. лучших окуней, как известно, вылавливают у берегов Осаки и, если следовать её логике, этот город служит воплощением всего истинно японского. Точно так же, когда речь зашла о её любимом цветке, Сатико не раздумывая назвала сакуру.

Начиная с времён «Кокинсю» [33] «Кокинсю» (полное название «Кокинвака-сю», букв.: «Собрание старых и новых японских песен») — так называется антология классической японской поэзии (X в.), в которой собрано свыше тысячи коротких стихотворений жанра танка. поэты сочинили несметное множество стихотворений, воспевающих цветущую сакуру. Из века в век поэты писали, в сущности, об одном и том же — о взволнованном ожидании первых цветов и о грусти при виде того, как они осыпаются. В юности эти стихотворения оставляли Сатико равнодушной, даже докучали ей своим однообразием. Но с годами чувства, запечатлённые в старинных пятистишиях, перестали казаться ей пустой поэтической фантазией и всякий раз пробуждали живой отклик в её душе.

Вот уже который год Сатико с мужем, дочерью и сёстрами отправляются весной в Киото любоваться цветущей сакурой. Эти поездки стали своеобразной традицией в их семье. Иной раз, правда, Тэйноскэ или Эцуко по той или иной причине не удавалось поехать вместе со всеми, но пока ещё не было случая, чтобы хоть одна из сестёр осталась дома.

Зрелище цветущей сакуры всегда томило Сатико смутной печалью, рождая мысли о недолговечной красоте цветов и об уходящей юности своих сестёр. И с каждым разом она всё чаще ловила себя на мысли, что, может статься, это её последняя поездка с ними — Юкико на будущий год наверняка уже не будет рядом… Судя по всему, сходные чувства испытывали и её сёстры. Хотя созерцание цветущей сакуры не приводило их в такой трепет, как Сатико, они получали большое, удовольствие от самой поездки и начинали готовиться к ней чуть ли не за месяц, ещё с праздника Омидзутори, [34] Праздник Омидзутори (букв.: «Брать воду») — древний храмовый праздник, справляемый ежегодно 13 марта в храме Тодайдзи (см. прим. 113). В этот день на рассвете жрецы храма черпают воду из находящегося при храме колодца, сопровождая этот обряд молитвами. обсуждая, какое кимоно, какой пояс и какое хаори наденет каждая из них.

Но вот подходило время, и в доме Сатико все с нетерпением ждали сообщения из Киото о предполагаемом начале цветения сакуры. Для удобства Тэйноскэ и Эцуко поездку нужно было приурочить непременно к субботе и воскресенью, и всякий раз сестёр охватывало беспокойство: не опадут ли к тому времени цветы? Стоило подуть ветру или пройти дождю, как они испытывали те самые чувства, которые некогда казались Сатико пустой поэтической фантазией.

Впрочем, чтобы полюбоваться сакурой, совсем не обязательно ехать в Киото. С таким же успехом это можно было сделать в Асии или, уж если на то пошло, сидя у окна в идущей в Осаку электричке. Но Сатико и в голову не могло прийти такое. В своих пристрастиях она была бескомпромиссна: если уж лакомиться окунями, считала она то только теми, что выловлены в бухте Акаси, если уж наслаждаться красотой сакуры, то только в Киото.

В прошлом году Тэйноскэ взбунтовался: скучно-де каждый год ездить в одно и то же место — и повёз их к мосту Кинтайкё, но Сатико осталась недовольна — у неё было такое чувство, будто она забыла сделать что-то очень важное. Она не переставала сетовать по этому поводу до тех пор, пока не уговорила Тэйноскэ поехать в Киото, надеясь застать хотя бы цветение поздней сакуры в Омуро.

По обыкновению, приехав в Киото в субботу вечером, они отправлялись ужинать в ресторан «Хётэй» неподалёку от храма Нандзэндзи, [35] Храм Нандзэндзи — Храм построен в 1291 г., славится богатым собранием произведений искусства, живописью школы Кано (XVI в.), монохромной живописью, скульптурой и т. п. затем, поглядев на весенние танцы гейш (этого зрелища они никогда не пропускали), шли любоваться цветами сакуры при свете фонарей в парке храма Гион, [36] Храм Гион — знаменитый синтоистский храм в Киото. Храмовый праздник храма Гион отмечается ежегодно 17 июля. после чего возвращались в гостиницу на улице Фуя-тё.

На следующий день они совершали прогулку от Саги до Арасиямы, там, облюбовав какой-нибудь чайный домик, съедали захваченный с собой завтрак и после полудня возвращались в город, чтобы успеть полюбоваться сакурой в парке храма Хэйан. На этом, собственно, их путешествие и заканчивалось, правда, иногда Сатико и Тэйноскэ, отправив сестёр и Эцуко домой, задерживались в Киото ещё на день.

Посещение храма Хэйан они всегда откладывали напоследок, потому что тамошняя сакура была самой великолепной во всём Киото. Теперь, когда знаменитая плакучая сакура у храма Гион состарилась и цветы на ней год от года становились всё более блёклыми, увидеть киотоскую весну во всей её красе можно было, пожалуй, лишь в парке храма Хэйан.

Макиока приходили сюда к вечеру, в тот час, когда солнце заходит, на землю опускаются сумерки и когда особенно остро ощущается грусть расставания с чем-то особенно тебе дорогим. Утомлённые за день, они тем не менее долго бродили по парку, не пропуская ни одного цветущего дерева на берегу пруда, у моста, на повороте дорожки, перед галереей. Впечатлений от этой поездки им хватало на весь год, до наступления следующей весны, стоило закрыть глаза, и они как бы снова воочию видели нежный цвет лепестков и причудливый изгиб ветвей…

Вот и в нынешнем году Макиока отправились в Киото в одну из суббот в середине апреля. На Эцуко было прошлогоднее нарядное кимоно из узорчатого шёлка с длинными рукавами. Привыкшая к европейской одежде, девочка чувствовала себя в нём не очень удобно, тем более что с прошлого года она заметно выросла. Точно так же стесняли её и лакированные сандалии. Она старалась ступать осторожно, чтобы сандалии не соскакивали при ходьбе, а подол кимоно не отгибался. Лицо девочки, слегка подкрашенное по случаю праздника, выражало крайнюю сосредоточенность. Однако во время ужина в ресторане «Хётэй», когда семейство расположилось в отдельном кабинете с верандой, девочка забылась, и из распахнувшегося кимоно выглянули её голые коленки. «Поглядите на Эцуко, — улыбнулся кто-то из взрослых, — не девочка, а настоящая разбойница!»