Пэлем Вудхауз - Том 11. Монти Бодкин и другие

— Не смей говорить со мной в таком тоне!

— А вот и посмею, — откликнулся Реджи сурово, но на всякий случай отступил за огромный саквояж. — Я-то, признаться, когда шел сюда, надеялся, что ты пораскинула мозгами и одумалась. Но что я слышу? Ты заявляешь стюарду, что не желаешь разговаривать с бедным Монти. Гертрудхен, ты выводишь меня из себя.

— Убирайся вон!

— Никуда я не уберусь. И не говори мне, что два дня и две ночи не спала, думала, взвешивала «за» и «против» и все равно не веришь, что я сказал тебе правду. Ты посмотри, как все замечательно сходится — помнишь, мы в школе проходили про фатализм в греческой трагедии, ну, как одно событие проистекает из другого. Фуксия выкрадывает у Монти мышь… Чтобы выманить ее из каюты, пока я буду проводить обыск, он назначает ей свидание на палубе второго класса…

— Я уже это слышала.

— Так за чем же дело стало?

— Я не верю ни единому слову.

Реджи Теннисон набрал полную грудь воздуха и выдохнул.

— Гертрудхен, — произнес он, — твое счастье, что ты дама. Поэтому я не дам тебе в глаз, хотя ты на это напрашиваешься буквально каждым своим словом. Знаешь что? Пожалуй, я натравлю на тебя Амброза. Может, ты его хоть послушаешь.

— Не послушаю.

— Это тебе так кажется, — поправил ее Реджи. — Спорим на что угодно. Стой здесь, и ни шагу с места.

— Не буду я здесь стоять.

— А куда ты денешься без таможни? Ты, мой друг, в западне! Некоторое время после ухода Реджи Гертруда испускала слабые стоны, вперив невидящее око в спину мистера Биллингтона-Тодда, который беззлобно пререкался с инспектором по поводу коробки сигар. Время, ей казалось, обратилось вспять. Она вновь чувствовала себя ребенком, готовым лопнуть от злобы, совсем как в те далекие времена, когда у них с Реджи была общая детская и он постоянно побивал ее б подушечных боях. Подобно вспышкам молнии на грозовом небе, в ее сознании проносились горькие и справедливые упреки, которые она могла бы высказать ему, если бы они вовремя пришли ей на ум.

Очнувшись, она обнаружила рядом с собой свою подругу мисс Пассенджер. На добродушном лице мисс Пассенджер было серьезное и озабоченное выражение, а в мускулистой руке — бумажный пакет.

— Привет, Баттервик.

— Здравствуй, Джейн.

В голосе Гертруды не звенели приветственные колокола. Она неплохо относилась к мисс Пассенджер, уважала ее как капитана и лихого правого крайнего нападающего, но в данный момент ее общество было в тягость. Она опасалась…

— Твой молодой человек, Баттервик…

Ровно этого Гертруда и опасалась — что мисс Пассенджер полоснет ей ножом по сердцу, заведя разговор о Монти. Когда-то по беспечности она поведала капитану английской хоккейной команды историю своей загубленной любви, и с тех пор та завела дурную манеру, когда они оставались наедине, сворачивать беседу на эту малоприятную тему.

— Ах, Джейн!

— Я только что с ним говорила. Шла к тебе справиться, как дела, и он перехватил меня по дороге. Сказал, ты не хочешь с ним разговаривать.

— Да, не хочу.

Мисс Пассенджер вздохнула. Под ее грубоватой наружностью таилось отзывчивое сердце, и как частное лицо и капитана хоккейной команды, ее огорчала разлука двух юных сердец. Как частное лицо, она дорожила дружбой с Гертрудой, зародившейся еще в добрые школьные времена за чашкой какао в дортуаре, и ей было горько видеть подругу несчастной. Как капитан хоккейной команды, она боялась, что из-за роковой страсти та потеряет спортивную форму.

Это был уже не первый случай в ее практике. Еще свежи были воспоминания о первенстве графства, когда за три минуты до конца матча при счете 1:0 ее вратарь, которая незадолго перед тем поссорилась со своим избранником, вдруг, закрыв лицо руками, разрыдалась в момент атаки на ворота и пропустила гол.

— Ты совершаешь ошибку, Баттервик.

— Ах, Джейн!

— Вот именно, ошибку.

— Давай не будем об этом.

Мисс Пассенджер снова вздохнула.

— Как знаешь, — произнесла она с сожалением. — Я только хочу сказать, что твой Бодкин прислал тебе этот сверток. По-моему, там этот Микки Маус.

При известии, что в бумажном свертке скрывается пресловутая мышь, Гертруда вздрогнула от отвращения:

— Мне он не нужен! К тому же он не мой, а мистера Бодкина. Ему и отдай.

— Он ушел.

— А ты его догони.

— Это уж слишком! — возмутилась мисс Пассенджер. Ей хотелось казаться учтивой, но всему есть пределы. — Я не собираюсь гоняться за молодыми людьми под носом у таможенников. Жизнь слишком коротка.

— Уж не думаешь ли ты, что я оставлю его у себя?

— Другого выхода нет. Гертруда прикусила губу.

— Слушай, Джейн, возьми его себе, а?

— Нет, — отрубила мисс Пассенджер. — Нет, Баттервик, даже не заикайся.

Через толпу пробирался Альберт Пизмарч, лицо его выражало готовность прийти на выручку.

— Пизмарч! — позвала Гертруда.

— Да, мисс.

— Вам нужна мышь?

— Нет, мисс.

— Тогда, может, вы знаете, в какую гостиницу поехал мистер Бодкин?

— В «Пьяццу». По моей рекомендации. Прекрасный современный отель со всеми бытовыми удобствами, неподалеку от театров и прочих мест публичных увеселений.

— Спасибо.

— Не за что. Могу еще быть чем-то полезен?

— Нет, спасибо.

— Отлично, мисс, — сказал Альберт Пизмарч и отправился дальше протягивать руку помощи.

— Джейн, — сказала Гертруда. — Я не поеду в гостиницу вместе с командой. Мне нужно в «Пьяццу».

— Зачем?

— Там остановился мистер Бодкин, и я намерена вернуть ему Микки Мауса, даже если ради этого придется запихнуть эту мышь ему в глотку.

Уже в третий раз с начала беседы мисс Пассенджер не сумела подавить вздоха.

— Не глупи, Баттервик.

— Я не глуплю.

— Нет, глупишь. И я прекрасно тебя понимаю. Ты считаешь себя обиженной и по-своему абсолютно права. Но, как говорится, что было, то прошло. Мы, женщины, злопамятны и не умеем прощать, а потом всегда сожалеем. Я раньше тебе не рассказывала, у меня был жених — славный, замечательный парень, а какой правый полусредний — закачаешься, и я с ним порвала. Дело в том, что однажды у нас была смешанная игра в провинции, и он сам вел все мячи, вместо того, чтобы пасовать мне на фланг. Помнится, я обозвала его самовлюбленным негодяем и вернула кольцо. На следующий день, разумеется, я пожалела об этом, но из-за глупого упрямства не предложила мириться; так мы расстались, а через пару месяцев он женился на левом полузащитнике из «Гиртона». И потому прошу тебя, старушка, будь благоразумной. Не ломай себе график. Прости Бодкина!

— Ни за что!

— Ты обязана!

— Нет!

— Баттервик, ты моя близкая подруга, но, прости за откровенность, ты ведешь себя как салага.

— Никакая я не салага!

— Ты себе льстишь, — раздался голос Реджи Теннисона. — Ты самая обыкновенная салага с разбитой физиономией. Гертруда, — продолжал Реджи, — я притащил Амброза, сейчас он проведет с тобой разъяснительную беседу.