Грэм Грин - Разрушители

— Не волнуйтесь, мистер Томас, мы не сделаем вам ничего худого, если только вы будете сидеть тихо.

Подперев голову руками, он погрузился в размышления. На стоянке — всего один грузовик; водитель, вернее всего, не появится до утра. С улицы его никто не услышит. По тропинке между изгородями мало кто ходит, а если и пройдет, значит, торопится и на его крики не обратит внимания: подумает, что это какой-нибудь пьяный. Да и вообще, если звать на помощь, кто отважится в праздничный вечер, когда кругом ни души, лезть сюда, выяснять, в чем дело? Так мистер Томас сидел в уборной и размышлял с горькой трезвостью человека, умудренного жизнью.

Вслушиваясь в тишину, он вдруг уловил какие-то слабые звуки, доносившиеся, как ему показалось, со стороны дома. Он встал, посмотрел в отдушину. В щель ставня был виден свет — но не свет от лампы, а блуждающий огонек, словно бы от свечи. Потом ему послышался стук молотка, какое-то пощелкивание, царапанье. Он подумал — не взломщики ли это; может быть, тот мальчишка у них наводчиком? Но с чего это взломщики вдруг возьмутся плотничать? А между тем звуки эти все больше и больше наводили его на мысль, что в доме тайком делают какую-то плотницкую работу. На всякий случай он покричал, но никто не отозвался. Даже враги не услышали его.

Майк пошел домой спать, но вся стая осталась. Кто будет вожаком, теперь уже никого не интересовало. Вооружившись зубилами, отвертками, гвоздями — словом, всем, что было под рукой острого, они медленно двигались вдоль внутренних стен, выковыривая известку между кирпичами. Это была долгая, изматывающая, нудная работа, но наконец справились и с ней. Выпотрошенный дом держался на тонком слое известки между кирпичной кладкой и гидроизоляцией. Теперь оставалось самое опасное — действовать надо было на улице, на краю пустыря. Саммерсу велели стоять на стреме. Мистер Томас отчетливо расслышал повизгивание пилы. Но звук явно шел не из дома, и это несколько успокоило его. Страхи его улеглись — может, и те, другие шумы тоже ничего худого не означают.

— Мистер Томас! — позвал его через отдушину чей-то голос.

— Выпусти меня! — сердито потребовал мистер Томас.

— Вот вам одеяло, — проговорил тот же голос, и из отдушины на голову мистера Томаса стала рывками спадать длинная серая кишка.

— Мы ничего против вас не имеем, — произнес голос. — Мы хотим, чтобы ночью вам было удобно.

— Ночью?.. — повторил мистер Томас, не веря своим ушам.

— Ловите, — сказал голос. — Тут булочки с изюмом, мы их намазали маслом, и пирожки с колбасным фаршем. Мы не хотим, чтобы вы голодали.

— Ну хватит, мальчик, пошутил — и будет! — отчаянно взмолился мистер Томас. — Выпусти меня, и я никому ни слова. Ведь у меня ревматизм. Я должен устроиться на ночь удобно.

— Но вам все равно не будет удобно, не сможете вы устроиться в доме. Никак не сможете.

— Как это понимать, мальчик?

Но шаги уже удалялись. Кругом молчание ночи, пилы больше не было слышно. Мистер Томас крикнул еще раз, наудачу, но ответом ему была укоряющая, гнетущая тишина. Вдалеке ухнула сова и опять пустилась в неслышный полет над безмолвным миром...

В семь утра на стоянку пришел водитель грузовика. Он сел в кабину и стал нажимать на стартер. До него долетел чей-то крик, но он не обратил на него никакого внимания. Наконец мотор заработал, грузовик прошел задним ходом несколько ярдов, пока не коснулся одной из больших деревянных подпорок, на которых держался дом мистера Томаса, — так можно было, не разворачиваясь, выбраться со стоянки на улицу. Водитель бросил машину вперед, но на какой-то момент она задержалась, словно что-то ее не пускало сзади, потом двинулась, и тотчас же раздался грохот и долгий оглушительный треск. Водитель оторопел: впереди посыпались кирпичи, по крыше кабины забарабанило что-то. Он с силой налег на тормоза. Когда он наконец вышел из кабины, то увидел, что привычный ландшафт неожиданно изменился: возле стоянки больше не было дома — только груда развалин. Он обошел машину, чтобы взглянуть, нет ли каких-нибудь повреждений сзади, и обнаружил привязанную к заднему борту веревку, другой конец которой все еще был обмотан вокруг деревянной подпорки. И тут снова раздался крик. Он доносился из маленького дощатого домика — единственного, что хоть сколько-нибудь напоминало о жилье среди этого хаотического нагромождения битого кирпича. Водитель перелез через обвалившуюся садовую ограду и отпер дверь уборной. Оттуда вышел мистер Томас в сером одеяле, облепленном хлебными крошками. Он громко всхлипнул.

— Мой дом! — закричал он. — Мой дом! Куда девался мой дом?

— А я почем знаю! — сказал водитель.

Увидев обломки ванны и остов кухонного шкафа, он рассмеялся. Больше от дома ничего не осталось.

— Как смеете вы хохотать! — воскликнул мистер Томас. — Ведь это же был мой дом. Мой дом.

— Извините, — сказал водитель, делая героические усилия, чтобы снова не засмеяться, но, вспомнив внезапную задержку грузовика и грохот падавших кирпичей, так и зашелся от смеха. Только что дом стоял на разбомбленной улице с этаким важным видом — ни дать ни взять господин в цилиндре, и вдруг — бум! трах! — и от него ничего не осталось, ну просто-таки ничего.

— Уж вы извините меня, мистер Томас, — сказал водитель. — Никак не могу удержаться. Я ничего против вас не имею, но согласитесь, это же страх как смешно.

В канун августовских выходных... — Имеется в виду сложившийся в Англии обычай устанавливать для служащих неприсутственные дни в последний понедельник августа (или первый понедельник сентября) и в предшествующее ему воскресенье.

Блиц — в годы второй мировой войны налеты немецкой авиации на Англию.

Рен Кристофер (1632—1723) — английский архитектор, математик, астроном. Построил в Лондоне знаменитый собор Св. Павла (1675—1710).

Слушайте, слушайте! — возглас, которым начинаются прения в английском парламенте.

Эстуарий — однорукавное, воронкообразное устье реки, расширяющееся к морю.