Пэлем Вудхауз - Том 13. Салли и другие

и в шапке набекрень»,

как поется в песне. Неудивительно, что это ее потрясло, я думаю, до самого корсета.

В тишине, установившейся после того, как Л.Дж. Троттер откликнулся на ультиматум своей мадам, — если не ошибаюсь, он ответил ей: «Ладно», — на пороге опять возник Сеппингс.

В руках он держал серебряный поднос, и на этом серебряном подносе покоилось жемчужное ожерелье.

В кругах, где вращается Бертрам Вустер, почти всем известно, что он не из тех, кто легко бросает на ринг полотенце и признает поражение. Под ударами этой… как ее?.. ну, в общем, беды… он будет стоять, если только погодные условия благоприятствуют, не склонив окровавленной головы, и пусть пращи и стрелы яростной судьбы норовят подорвать его гордый дух, [58] …и пусть пращи и стрелы яростной судьбы… — Помимо монолога Гамлета «Быть или не быть», здесь цитируется стихотворение У.Э. Хенли «Invictus» («Непобежденный») (1888). им для этого придется подтянуть носки и хорошенько потрудиться.

Однако, признаюсь, что ослабленный ранним подъемом к завтраку, я при виде этой картины определенно дрогнул. Сердце у меня ушло в пятки, и в глазах, как вчера у Спода, потемнело. Сквозь черный туман я с трудом различил дворецкого-негра, протягивающего угольный поднос мамаше Троттер, которая походила на замыкающего участника негритянского джаз-банда.

Пол у меня под ногами вздыбился, словно началось особенно мощное землетрясение. Мой взор блуждал меж небом и землей, и встретив взор тети Далии, я увидел, что и ее взор блуждает в тех же направлениях.

Но все-таки она, как всегда, бросилась в бой:

— Вот спасибо, Сеппингс! — весело сказала она. — А мы тут как раз гадали, куда подевалось это ожерелье? Оно ведь ваше, миссис Троттер, не правда ли?

Мамаша Троттер рассматривала драгоценность сквозь лорнет.

— Мое-то оно мое, — подтвердила она. — Но хотелось бы знать, каким образом оно попало в руки этому человеку?

Тетя Далия продолжала борьбу за спасение:

— Вы, наверное, нашли его, Сеппингс, на полу в холле, где лорд Сидкап выронил его, когда упал в обморок?

Вот здорово придумано, подумал я. И действительно, такое объяснение вполне бы сошло, не вздумай Спод, осел несчастный, влезть со своим особым мнением.

— Не вижу, как это могло произойти, миссис Трэверс, — произнес он в своей всегдашней надменной манере, из-за которой его все вокруг терпеть не могут. — Ожерелье, находившееся у меня в руках в тот момент, когда я лишился чувств, принадлежало вам. То, которое принадлежало миссис Троттер, предположительно находилось в сейфе.

— Вот именно, — подхватила мамаша Троттер, — а жемчужные ожерелья сами из сейфов не выпрыгивают. Пожалуй, я отойду к телефону и позвоню в полицию.

Тетя Далия гордо вздернула брови. Наверное, это ей было нелегко, но она все-таки вздернула.

— Я вас не понимаю, миссис Троттер, — произнесла она с величавым негодованием. — Вы что же, предполагаете, что мой дворецкий мог взломать сейф и выкрасть ваше ожерелье?

И снова вмешался Спод. Бывают же такие несимпатичные люди, которые не способны подержать рот закрытым даже когда это необходимо.

— Почему взломать? Взламывать сейф было совершенно незачем. Он же стоял открытый.

— Хо! — воскликнула мамаша Троттер, не посчитавшись с тем, что авторское право на это междометие принадлежало Сыру. — Теперь понятно, как обстояло дело. Ему понадобилось только засунуть руку и схватить. Телефон, кажется, в коридоре?

Тут Сеппингс, наконец, внес свою лепту в этот пир разума и излияние душ:

— Не дозволено ли мне будет объяснить, мэм?

Тон Сеппингса был строг. Правила их гильдии не допускают, чтобы дворецкие награждали хозяйских гостей злобным взглядом, но нежным я бы его взгляд тоже не назвал. Ее безответственную болтовню про полицию и телефоны он счел для себя обидной, и было ясно, что в свой очередной пеший поход он с собой мамашу Троттер не возьмет.

— Эту вещь нашел не я, мэм. По поручению мистера Трэверса я обыскивал комнаты обслуживающего персонала и обнаружил ее в комнате мистера Дживса, личного слуги мистера Вустера. Когда я поставил мистера Дживса об этом в известность, он сообщил мне, что подобрал ожерелье с пола в коридоре.

— Вот как? В таком случае велите этому человеку Дживсу, незамедлительно явится сюда.

— Очень хорошо, мэм.

Сеппингс удалился, и я бы тоже многое отдал за то, чтобы исчезнуть, ибо я понимал, что не пройдет и двух минут, как Бертраму Вустеру неизбежно придется во всем признаться, разгласить на весь белый свет махинации тети Далии и покрыть ее бедную старую голову смятением и позором. Конечно, Дживсу феодальная верность наложит на уста печать, но нельзя же позволить, чтобы человеку накладывали на уста печать, если это будет означать для него обвинительный приговор в суде да еще язвительные замечания со стороны мирового судьи. Будь что будет, а придется открыться. Кодекс чести Бустеров на сей счет очень строг.

Я оглянулся на тетю Далию и с одного взгляда понял, что мысль ее идет по тому же направлению и что все это ей очень не нравится. При ее румянце побледнеть она не могла, но губы были крепко сжаты, а рука, намазывающая джем на кусочек тоста, заметно дрожала. Выражение лица у нее было такое, как у женщины, которая не нуждается в гадалках и хрустальных шариках, чтобы понять, что с минуты на минуту все взлетит на воздух.

Я так сосредоточенно ее разглядывал, что только при звуках тактичного покашливания отвлекся и обнаружил, что к обществу в столовой присоединился Дживс. Он стоял сбоку и имел спокойный и почтительный вид.

— Мэм? — обратился он к хозяйке дома.

— Эй, вы! — рявкнула на него мамаша Троттер.

Его почтительная поза не подверглась никаким изменениям. Если его и покоробило такое обращение, по внешнему виду заметить этого было нельзя.

— Вот ожерелье, — проговорила мамаша Троттер, направляя на него испепеляющий взор через правое и через левое стекла лорнета. — Дворецкий сказал, что нашел его в вашей комнате.

— Да, мэм. Я намеревался после завтрака выяснить, кому оно принадлежит.

— Ах, вот как? Вы намеревались?

— Я полагал, что эта безделушка — собственность одной из горничных.

— Эта… как вы сказали?.. эта безделушка?

Он снова уважительно кашлянул — это прозвучало как кашель благовоспитанной овцы на склоне дальнего холма.

— Я без труда определил, что это — дешевая подделка из культивированного жемчуга, мэм.

Вам знакомо такое выражение: ошеломленное молчание? Я встречал его в книгах, в тех местах, где герой обрушивает на головы собравшихся поразительное известие, по-моему, оно как раз дает представление о тишине, которая устанавливается в таких случаях. Молчание, воцарившееся за завтраком в Бринкли-Корте после заявления Дживса, было такое ошеломленное, что просто дальше некуда,