Пэлем Вудхауз - Том 13. Салли и другие

Первым его нарушил Л.Дж. Троттер.

— То есть как это, дешевая подделка? Я заплатил за это ожерелье пять тысяч фунтов.

— Ну, конечно, — негодуя, затрясла головой мамаша Троттер. — Он пьян.

Я почувствовал себя обязанным вступиться и разогнать черные подозрения, или что там делают с подозрениями.

— Пьян?! — возмутился я. — В десять часов утра? Не смешите меня. Впрочем, мы сейчас проверим. Дживс, скажите быстро: «Твистер свистнул у Ситуэлла виски и свитер».

Что Дживс и повторил отчетливо и звонко.

— Как видите, — удовлетворенно заключил я.

Тетя Далия, ожившая, как цветок, принявший унцию-другую желанной влаги, выступила с ценным добавлением от себя.

— Да-да, — поддержала она меня. — На Дживса можно положиться. Раз он говорит: фальшивые, значит, они фальшивые и есть. Он в драгоценностях разбирается, как никто.

— Вот именно, — сказал я. — Ему про них все известно. Он проходил обучение по ювелирной специальности у собственной тети.

— У кузины, сэр.

— Да, конечно, у кузины. Простите, Дживс.

— Ну что вы, сэр.

Тут снова втерся Спод.

— Ну-ка, дайте я взгляну на этот жемчуг, — распорядился он. Дживс протянул ему поднос.

— Вы, я думаю, подтвердите мое мнение, милорд.

Спод взял с подноса нитку жемчуга, посмотрел, понюхал и высказал суждение:

— Совершенно верно. Имитация, и не очень искусная.

— Так сразу наверняка сказать нельзя, — усомнился Перси и был изничтожен взглядом.

— Нельзя? — Спод ощетинился, точно шершень, чьи чувства ранены бестактным замечанием. — Нельзя сказать наверняка?!

— Разумеется, он может сказать наверняка, — заступился я за Спода, не то чтобы уж прямо дружески шлепнув его по спине, но с таким свойским выражением, которое свидетельствовало о дружеской поддержке со стороны Бертрама Вустера. — Он же знает, что внутри культивированной жемчужины имеется зерно. Вы с первого взгляда разглядели зерно, верно, старина Спод, вернее, старина лорд Сидкап?

Дальше я собирался поговорить о том, как в раковину впихивают инородное тело, чтобы обмануть моллюска, а он верит и принимается одевать это тело слоями перламутра — я все-таки считаю, что нехорошо это, надувать моллюска, который хочет только одного — чтобы его оставили в покое наедине с его мыслями, — но Спод встал.

— И весь этот переполох — во время завтрака! — с глубоким негодованием произнес он.

Я его вполне понял. У себя дома он, наверное, поглощает утреннее яйцо в уютном одиночестве, прислонив свежий номер газеты к боку кофейника, и никакие страсти не бушуют вокруг и не мешают спокойствию. Он вытер рот и вышел вон через стеклянную дверь, болезненно поморщившись и приложив руку к макушке, когда раздался голос Л.Дж. Троттера, притом такой силы, что от него чуть не лопнула его чашка с чаем:

— Эмили! Объяснитесь!

Мамаша Троттер направила на него лорнет, но с таким же успехом она могла бы воспользоваться и моноклем. Троттер встретил ее взгляд, и мне показалось — утверждать не берусь, так как он сидел ко мне спиной, — что в его глазах была железная твердость, от которой у мадам размякли все кости. Во всяком случае, когда она заговорила, звук ее речи напоминал, как я как-то слышал от Дживса, писк ранней пташки на рассвете. [59] Писк ранней пташки на рассвете. — Цитата из поэмы Э. Теннисона «Принцесса» (1847).

— Я… я не могу этого объяснить, — залепетала… да-да, залепетала мамаша Троттер. Я хотел было написать «забормотала», но «залепетала» выразительнее.

Л.Дж. Троттер взлаял, как тюлень:

— Зато я могу! Вы опять тайно снабжали деньгами этого своего братца.

О братце мамаши Троттер я услышал сейчас впервые, но нисколько не удивился. Я знаю по собственному опыту, что все жены преуспевающих бизнесменов обязательно где-то прячут сомнительных братцев и время от времени их тайком подкармливают.

— Нет, не снабжала!

— Не лгите!

— О! — съежившись, воскликнула бедная женщина и еще больше съежилась. Сцена приобрела совсем невозможный характер, и тут Перси, замерший за столом в виде чучела, изготовленного мастером-таксидермистом, не выдержал страданий матери и встал, как встают, когда кто-нибудь из сотрапезников провозгласит тост «За дам!». Опасливо, точно кот в проулке, боящийся получить обломком кирпича в бок, он открыл рот, однако голос его прозвучал, хоть и тихо, но твердо:

— Я могу все объяснить. Мамаша не виновата. Она хотела почистить жемчуг и поручила мне отнести ожерелье к ювелиру А я отдал его в заклад и заказал копию, потому что мне срочно понадобились деньги.

— Вот так так! — воскликнула тетя Далия. — Слыханное ли это дело? Чего только не придумают люди, а, Берти?

— Признаюсь, я тоже ничего подобного не слышал.

— Поразительно, да?

— Фантастика, я бы сказал.

— Однако же бывает.

— М-да, бывает.

— Мне потребовалась тысяча фунтов, чтобы вложить в постановку, — уточнил Перси.

Тут Л.Дж. Троттер, который этим утром был в голосе, взвыл так, что в буфете лязгнуло серебро. Повезло Споду, что он оказался вне пределов слышимости, а то бы его ушибленной голове это могло повредить. Даже я, человек здоровый, и то подскочил дюймов на шесть.

— Ты вложил тысячу фунтов в какой-то спектакль!

— Не в какой-то, а в спектакль по пьесе Флоренс и моей. Моя обработка ее романа «Спинола». Один из наших спонсоров нас подвел, и я, чем огорчить девушку, которую люблю…

На него широко открытыми глазами смотрела Флоренс. Если помните, описывая, как она выглядела, когда впервые узрела мои усы, я заметил, что в ней появилось нечто от фигуры «Пробуждение души». [60] Пробуждение души. — Популярная в начале XIX века пьеса Рудольфа Штайнера. На этот раз «Пробуждение души» было еще заметнее. Бросалось в глаза за милю.

— Перси! Вы сделали это для меня?

— Да, и опять сделаю, — с вызовом ответил Перси.

Заговорил Л.Дж. Троттер. Не стану утверждать, что он начал свою речь с возгласа: «Да чтоб мне лопнуть!» Но каждое его слово было пропитано именно этой мыслью. Он был, что называется, вне себя, и я даже слегка пожалел мамашу Троттер, при всей моей к ней антипатии. Царству ее пришел конец. Отныне и впредь было совершенно ясно, кто фюрер в доме Тротгеров. Червь вчерашнего дня — или, если угодно, червь десяти минут назад, — оказался червем в тигровой шкуре.

— Вопрос решен! — возопил он. Я почти уверен, что это слово здесь подходит. — Больше ты не будешь слоняться по Лондону, молодой человек! Мы сегодня же, прямо сейчас уезжаем отсюда…

— Что? — вякнула тетя Далия.

— …и как только прибудем в Ливерпуль, ты приступаешь к делу, притом, с самого низа, как тебе следовало сделать еще два года назад, если бы я не поддался уговорам вопреки собственному убеждению. Пять тысяч фунтов я отдал за ожерелье, и ты…