Роберт (2) Стоун - В зеркалах

Могучий вопль заполнил воздух. Его прорезали отдельные выкрики. Люди за столиками на поле, сидевшие благочестиво склонив голову, пока Фарли возносил свою молитву, явственно задрожали.

— Аминь! — снова проорал Фарли.

Несколько женщин испустили пронзительный визг; охранники из агентства тревожно посматривали на трибуны.

— Аминь! Аминь! — вопила толпа.

Когда Фарли склонил голову, дабы сладостный фимиам вознесся к небесам, мужской голос, механически усиленный, проревел:

— Соединенные Штаты — республика белых... Долой черномазую демократию!

Толпа подхватила с удивлением и восторгом. Фарли поднял голову, простер руки и благословил их.

Бингемоновский мистер Алфьери вошел в шатер — вид у него был мрачный.

— Мегафон,— сказал он.— Верное средство.

В распоряжении Фарли на эстраде было мгновение тишины. Затем исступленный женский голос, также механически усиленный, медленно произнес:

— Кастрация за сек-су-алъ-ные преступления. Мистер Алфьери повернулся к ближайшему охраннику:

— Скажи ребятам, чтобы занялись этими мегафонами. Охранник вышел, а мистер Алфьери встал рядом с Рейнхартом. Фарли дирижировал дружным пением «Скалы Сиона», но тут с самых верхних рядов донеслись сердитые крики. Затем послышался треск ломающегося дерева.

— Ого! — сказал мистер Алфьери.— По-видимому, происходит нанесение ущерба недвижимости.— Он сделал шаг к выходу, но остановился и спросил: — Кто-нибудь из вас, ребята, видел мистера Бингемона?

— Он только что был здесь,— сказал Ирвинг. Мистер Алфьери пожал плечами и ушел.

Когда гимн был допет, дама с мегафоном тотчас воспользовалась благоговейной Паузой.

— Немедленная кастрация за сексуальные преступления! — воззвала она.

Толпа снова начала одобрительно хохотать и вопить.

К ним сзади подошел Кинг Уолью и выглянул через их плечи.

— Кто-нибудь из вас, ребята, повинен в сексуальных преступлениях? — спросил он.— А где ваш хозяин?

— Только что был тут,— сказал Ирвинг.— Я не знаю, куда он ушел.

На эстраде Фарли ждал, пока спадут звуковые волны.

— Возлюбленные! — сказал он наконец.— Сегодня нам предстоит побеседовать о множестве злых сил, одолевающих нашу страну, а также о божественно ниспосланных средствах против них. Так давайте же займемся каждым вопросом в Надлежащее время и в указанный черед.

Он сделал знак оркестру.

— Друзья! «Надежда наша — крест!» — с вашего позволения. Рейнхарт оглянулся и увидел, что позади него стоит ковбой. На ковбое были белая рубашка из какой-то блестящей материи с черной вышивкой на плечах, белая стетсоновская шляпа с загнутыми полями и черные брюки в желтую полоску. Его талию стягивал пояс с серебряным набором и двумя «кольтами» с перламутровыми рукоятками. Заметив взгляд Рейнхарта, он быстро повернулся на одной ноге, выхватил револьверы и крикнул: «Пу-у!»

Затем ловко убрал их в кобуры, изящно закурил сигарету и бросил спичку в банку с кофе. Рейнхарт почувствовал, что перед ним виртуоз.

— Я пошел в туалет,— сказал Ирвинг, едва не задев ковбоя плечом.

— Здрасьте,— сказал Рейнхарт.

— Здрасьте,— сказал ковбой.— Пожалуй, мне не стоило бы тренироваться под духовное пение. Извиняюсь.

— Неважно! — сказал Рейнхарт.— Я все равно думал о другом. Вы тут с Кингом Уольо?

— Если бы! — ответил мальчик, розовея.— Говорят, победителя снимут с Кингом и, может, отправят в Голливуд.

— Я в этом не сомневаюсь,— сказал Рейнхарт.

— Я специализируюсь на быстроте. Кто раньше выхватит револьвер.

— А! Где же ваш партнер?

— Он ждет в проходе под трибунами. Он, понимаете, выйдет с одной стороны, а я с другой.

— Ну и как — доходная профессия? — спросил Рейнхарт.

— Заработать можно,— ответил мальчишка.— Хорошие деньги. Говорят, это не христианское занятие. Может, и так. Я раньше работал в парфюмерной фирме тут в городе. А еще раньше водил молочный фургон в Сакраменто. Меня прозвали «Трам-тара-рам» — я из этой колымаги всю душу вытряхивал. Я бы рассказал вам, как научился моему теперешнему ремеслу, только это секрет от всех, кто не посвящен. Зарабатываю столько, что хватит заплатить за развод, вот что. И еще останется.

— И кто же победит?

Мальчик улыбнулся и снова порозовел.

— Это неизвестно, пока не спустишь курок. С этим парнем я еще не встречался. Говорят, он работает быстро. Ну и я тоже,— добавил он сумрачно.

В шатер вошло еще несколько ковбоев, но на них на всех были клетчатые рубахи и галстуки-шнурочки, а в руках они держали музыкальные инструменты.

— Ну, пока,— сказал мальчик. Он направился к задней стенке шатра, но задержался у стола, чтобы погасить сигарету.— Перед стрельбой много курить не годится. Хуже видишь в темноте.

— Желаю удачи, Кейз! — крикнул ему вслед один из музыкантов. Кейз вышел в маленькую дверь в задней стенке шатра. Вернулся Ирвинг, поглядел на ковбойский оркестр и взял программу.

— Чижик-Йорик и его «Деревенские желуди»,— сказал Ирвинг.— Они сопровождают Кинга Уолью и состязание в стрельбе. Когда преподобный Дженсен кончит, ты должен будешь представить адмирала Бофслара.

Адмирал Бофслар уже вступил в шатер; он стоял у стола, прижимая пальцы ко лбу, и внимательно всматривался в свои ладони большими синими глазами.

Рейнхарт бесшумно подошел к нему. Он попытался привлечь внимание адмирала негромким покашливанием, но его дыхание, к несчастью, немедленно вырвалось из-под контроля. Адмирал повернулся и уставился на Рейнхарта, который стоял перед ним, вцепившись в край стола, икая и рыгая.

— Адмирал,— сказал Рейнхарт, совладав с кашлем.— Ваша речь, сэр... Она следует за религиозной церемонией. Видите ли, я выйду и представлю вас, а потом вы выйдете и начнете.

— Вы меня представите? — осведомился адмирал.— Вы конферансье? С радио и телевидения, э? Жертвуете своим временем, так сказать?

— В некотором роде да, сэр,— сказал Рейнхарт, стараясь стоять прямо.— Я имею отношение к нашему общему делу. Адмирал Бофслар испуганно попятился.

— Общему делу? Какому общему делу? Когда люди говорят мне об «общем деле», мне в голову приходит только одно «общее дело», слишком мерзкое, чтобы его можно было назвать, стоя на американской почве. «Общее дело» — это не американское выражение, молодой человек. Это выражение,— рявкнул адмирал,— весьма подозрительно, это выражение, от которого у меня кровь закипает. Американцы не говорят об общем деле, когда они идут в бой и умирают. Нет, они говорят о боге, о родной стране, троекратное «ура!» в честь красно-бело-синего знамени, да здравствуют армия и военно-морской флот. Американцы презирают идеологию, юноша, они любят простые добродетели, правду, своих близких и любимых, свое начальство. Миссия наших Соединенных Штатов заключается в том, чтобы уничтожить «общие дела» во всем мире,— если понадобится, то кровью и сталью. Повернитесь спиной!