Торнтон Уайлдер - К небу мой путь

— Я попробую. Какие еще новости?

— Дайте припомнить… Мистер Морис всю зарплату отдал за лечение, да… И у мистера Каллэгена тоже с деньгами неважно.

Браш поднялся на несколько ступенек.

— А что, Куини, Херб по-прежнему пьет?

— Ох, вы же знаете, я никогда толком не понимала, что с ним происходит, но, я думаю, он и в самом деле немножко попивает. Я не знаю, как это получилось, мистер Браш, но однажды кто-то мне переломал все перила на лестнице. А миссис Кубински, которая живет в соседнем подъезде, сказала, что видела, как ночью кто-то висел на карнизе крыши, вцепившись в водосточный желоб, но в последний момент его сняли. Это удивительно, что они еще живы, мистер Браш, и если вы спросите, почему удивительно, я отвечу вам: потому, что они вот уже пять лет каждую неделю оказываются на пороге гибели — я не преувеличиваю.

— Я знаю, — сказал Браш с участием.

Они посмотрели друг на друга. Браш добавил:

— Мы должны хоть как-то помочь им, Куини. Не надо думать о смерти. Как поживает отец Пажиевски?

— У него все в порядке. Он снова нашел работу и уезжает на семичасовом поезде.

— Почки у него уже не болят?

— Врачи говорят, что у него желчные камни. Мистер Крамер дал ему немного иорданской воды, и он принимает ее с чаем каждый день; это ему помогает. Я ходила в Общество Святой Вероники [6] Общество Святой Вероники — одно из многочисленных благотворительных обществ в США. , и миссис Делеханти сказала, что у него, что бы ни говорили врачи, должно быть что-то другое. Она сказала, что ему долго не прожить.

Браш поднялся по лестнице на верхний этаж, который навсегда арендовали у Куини четверо его друзей. Почти все двери давно уже были сломаны и валялись где-нибудь рядом, у стен, их понемногу разбирали и растаскивали по досочкам для разных целей. В некоторых перегородках, разделяющих комнаты, зияли дыры, проломленные еще в некие доисторические времена и теперь свидетельствующие об этих временах своими рваными и ломаными краями с обвалившейся штукатуркой. Все вокруг было пропитано запахом грязной одежды, дешевого мыла, джина и лимонной кожуры. Браш сел на одну из кроватей и грустно огляделся. Здесь жили два газетчика — Херб и Морри, киномеханик Бэт и Луи, лаборант из больницы, которого в эти тяжелые времена перевели в санитары.

Дружбу Браша с такими жильцами скреплял весьма запутанный договор. Со своей стороны Браш поклялся не мучить их проповедями и призывами к страху Господню, к целомудрию и к воздержанию от вина и табака. А они, в свою очередь, обещали оставаться в рамках приличий в разговоре и воздерживаться от слишком грубых шуток. А зиждилась эта ненадежная дружба на том факте, что Браш был великолепным вторым тенором и его участие в их общих песнопениях доставляло его друзьям великое удовольствие. Голос Браша творил чудеса в припевах к песенке «Чахну в отчаянии», которая приводила его компаньонов в совершенный экстаз. На первой же ноте припева «Если она уже не для меня-а-а-а» он мог подняться на целую октаву в своем лирическом portamento [7] Portamento — портаменто, певучее исполнение мелодии посредством замедленного скольжения от одного звука к другому (итал.). и, держа ноту, перейти от шепчущего falsetto [8] Falsetto — фальцет, регистр певческого голоса, исполняемый лишь голосовым резонатором (без грудного) (итал.). к золотому fortissimo [9] Fortissimo — очень громко (итал.). . И в то время как трое других артистов сипло и хрипло голосили на второй ноте, он мог величественно перейти через всю гамму в басовый регистр. Он мог спеть «Вдали над водами Каюги» так, что в душе поднималась какая-то неопределенная тоска, словно простился с кем-то год назад в темном лесу, под далекий зов охотничьего рога. Однако требовался немалый профессионализм, чтобы держать всю эту компанию в руках. Их договор установился в первую же ночь, как Браш перебрался в этот, с позволения сказать, пансионат. Он встал на колени возле своей кровати, чтобы произнести, как обычно, вечернюю молитву.

— Или ты немедленно прекратишь — или вылетишь отсюда! — сказали ему.

— Ладно, если я и перестану, то вовсе не потому, что испугался.

— Ах ты! А ну убирайся отсюда! — закричал Луи. — Убирайся вон и живи там, в коридоре! Убирайся к дьяволу!

Но исполненное вполголоса «Всю ночь напролет» покорило их; они проглотили свое раздражение, и между ними был заключен договор.

Браш вспоминал, сидя на кровати, и с грустью взирал на убогую обстановку комнаты. Вошла Куини; она принесла белье.

— Если я немного приберу здесь, вы меня не дадите в обиду, мистер Браш? — нерешительно спросила она.

— Может быть, лучше завтра, Куини? Я не очень хорошо себя чувствую. Мне хочется вздремнуть.

— Плохо себя чувствуете? Что у вас болит?

— В общем-то ничего. Просто устал от гостиниц и поездов. Я устал от многих вещей.

Куини с сочувствием относилась к усталости. Она засуетилась возле кровати. Покончив с постелью, она сказала:

— У меня там на плите кофейник. Может, кофе взбодрит вас?

— Спасибо, не надо, — ответил он, разглядывая потолок. И тут он вдруг сам удивился тому, что неожиданно произнес: — Куини, тебе когда-нибудь хотелось умереть?

Куини даже вздрогнула.

— Не говорите так. Мне стыдно, когда я слышу от вас такие слова, мистер Браш. Однажды я призналась в этом на исповеди в Спокане, штат Орегон, но отец Лайон выбил из моей головы эту дурь. Во всяком случае, на вас не похоже.

Браш смущенно улыбнулся:

— Я пошутил, Куини. Как-то непроизвольно вырвалось…

— Такой здоровый молодой человек, с таким прекрасным голосом…

Куини продолжала свои увещевания и вдруг заметила, что Браш заснул. Она шагнула ближе, всматриваясь, затем на цыпочках вышла в коридор. Спустившись в холл, она услышала, как с шумом распахнулась уличная дверь, и перед нею возник Луи.

— Привет, Куини! — заорал он с порога. — Подтяни трусы, Депрессия миновала! Открыт способ добывать пресную воду прямо из океана. Тебе это понравится.

— Не кричи, пожалуйста! Мистер Браш наверху, спит в вашей комнате. Он, кажется, болен, он сам сказал.

— Что? Иисусик заболел? Ни слова больше. Я знаю, как его вылечить.

Луи, перепрыгивая через ступени, побежал наверх. Он влетел в комнату, разбудив Браша.

— Какой дьявол наградил тебя этой штуковиной? — спросил Луи, придвигая стул и садясь напротив.

— Какой штуковиной?

— Этой самой. Дай проверю твой пульс. Все ясно, никаких сомнений. Б-17. Вирусный грипп. Где ты мог его подхватить?

— Ох, оставь меня в покое, будь другом.

— Выбирай: немедленное лечение или две недели в постели, причем не в этом доме. Ей-богу, не вру!

— Оставь меня в покое, Луи! — взмолился Браш.

— А что ты, собственно, развалился на моей кровати? А ну-ка перебирайся на свою! Мою подушку заражаешь… Ты же рассадник микробов!