Уильям Теккерей - История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага (книга 2)

Итак, Лора полюбила Пена потому, что не видела в Фэроксе других мужчин (если не считать пастора Портмена и капитана Гландерса), и потому, что вдова вечно расхваливала своего Артура, и потому, что он был воспитан, неглуп и недурен собой, а главное — потому что ей нужно было кого-то любить. А заключив его образ в свое сердце, она там лелеяла его и холила и в постоянном одиночестве, во время его долгих отлучек, все думала и думала о нем. А когда после этого попала в Лондон и стала проводить много времени в обществе мистера Уорингтона, почему, скажите на милость, ей было не счесть его чудаком, необыкновенно интересным и приятным?

Вполне возможно, что много лет спустя, когда судьба по-своему распорядилась всеми, кто сейчас собрался в обшарпанном доме в Лемб-Корте, иные из них вспоминали; какое счастливое это было время, как приятны были их вечерние прогулки, и беседы, и нехитрые занятия у ложа выздоравливающего Пена. Майор проникся убеждением, что сентябрь в Лондоне очень хорош, и после не раз заявлял в клубах и в свете, что мертвый сезон и в городе можно провести приятно, необыкновенно приятно, ейбогу! Возвращаясь вечером к себе на Бэри-стрит, он дивился, как быстро прошло время — неужели уже так поздно? В Темпле он появлялся почти каждый день и, не жалуясь, одолевал длинную, темную лестницу, он заключил соглашение с поваром в клубе Бэя (сей артист не мог уехать из столицы, потому что в это время как раз печатался его знаменитый труд "Гастрономия"), и тот приготовлял вкуснейшие желе, бульоны, заливные и прочие блюда для больных, а Морган доставлял их в Лемб-Корт. Когда же доктор Бальзам разрешил Пену выпивать по стаканчику хереса, майор чуть ли не со слезами на глазах рассказал, что его высокородный друг маркиз Стайн, будучи в Лондоне проездом на континент, велел предоставить в распоряжение мистера Артура Пенденниса любое количество своего бесценного амонтильядо, преподнесенного ему самим королем Фердинандом. Вдова и Лора почтительно отведали этого знаменитого вина и нашли его слишком горьким, зато у больного сразу прибавилось от него сил, а Уорингтон заявил, что вино превосходно, и в шутливом послеобеденном тосте предложил выпить за здоровье майора, а потом — за лорда Стайна и всю английскую аристократию.

Майор Пенденнис без тени улыбки произнес ответную речь, в которой положенное число раз, если не чаще, употребил слова "сей знаменательный случай". Пен слабым голосом прокричал из своего кресла "ура!". Уорингтон учил мисс Лору восклицать "внимание, внимание!" и стучал по столу костяшками пальцев. Пиджен, подававший на стол, улыбался до ушей, и в разгар этого веселья явился со своим бесплатным визитом доктор Бальзам.

Уорингтон был знаком с Сибрайтом, и тот, будучи извещен о том, как используется его квартира, ответил чрезвычайно галантным и цветистым посланием. Его комнаты — к услугам прелестных жиличек; его кровать — в их распоряжении; его ковры — у их ног. Словом, все выказывали сердечное расположение к больному и его семье. Пена (и, разумеется, его матушку) — до глубины души умиляла такая доброта и благожелательность. Да позволено будет биографу Пена упомянуть о не столь давнем времени, когда его постигла такая же беда и провидение послало ему самоотверженного друга, заботливого врача и тысячу свидетельств поразительной, трогательной доброты и участия.

В квартире Сибрайта имелось фортепьяно (сей любитель искусств и сам на нем играл, из рук вон плохо; ему был даже посвящен романс — слова его собственные, музыка — его друга Леопольде Тренкидильо); и бывало, что вечерами Лора присаживалась к этой музыкальной шкатулке, как выражался Уорингтон, и, смущаясь и краснея (что очень к ней шло), пела простенькие, выученные дома арии и песни. У ней было сочное контральто, и Уорингтон, который сам не умел отличить одну мелодию от другой и числил в своем репертуаре всего один номер — "Боже, храни короля", в его исполнении более всего напоминавший крик осла, слушал ее как завороженный. Гармония была ему недоступна, но он мог следить за ритмом песен; и мог, с возраставшим день ото дня восторгом, смотреть на чистую, нежную, великодушную исполнительницу.

Интересно, с какими чувствами слушала эту музыку бледная девочка в черной шляпке, что стояла иногда вечерами под фонарем в Лемб-Корте, глядя вверх на открытые окна? Когда Пену наступало время ложиться, песни смолкали. В верхней комнате — в его комнате — зажигался свет. Вдова шла укладывать сына, а майор и Уорингтон садились сыграть в триктрак или в экарте; Лора иногда присоединялась к ним, а не то сидела подле, вышивая шерстью ночные туфли — мужские, может быть, для Артура, а может, для Джорджа или для майора Пенденниса; один из них отдал бы за эти туфли все на свете.

Пока они предавались этим занятиям, к бледной девочке в черной шляпке подходил бедно одетый старик и уводил ее домой — ночной воздух был ей вреден; расходились, послушав концерт, привратники, уборщицы и прочие любители музыки.

А за несколько минут до десяти часов начинался другой концерт: куранты церкви св. Климентия на Стрэнде, прежде чем пробить десять раз, выводили чистую, бодрящую мелодию псалма. При первом ударе часов Лора начинала складывать свое рукоделие; в дверях появлялась Марта из Фэрокса, со свечей и с неизменной улыбкой на лице; майор говорил: "Господи, помилуй, неужели уже так поздно?" Не доиграв партии, он и Уорингтон вставали и прощались с мисс Белл. Марта из Фэрокса выходила на площадку посветить им и, спускаясь по лестнице, они слышали, как она запирает дверь на замок и засовы. Марта, все с той же улыбкой, уверяла, что в случае опасности она достанет ту "кривую саблю, что висит у джентльмена на стене", — она имела в виду ятаган из дамасской стали в красных бархатных ножнах и с текстом из Корапа на клинке, который Пэрси Сибрайт, эсквайр, вывез из путешествия по Леванту заодно с национальным албанским костюмом и который произвел такую сенсацию на маскараде у леди Маллинджер на Глостер-сквер, вблизи Хайд-парка. Ятаган зацепился за шлейф мисс Манти, которая появилась на бале в том платье, в котором была представлена ко двору (в тот же день, когда ее мамашу представила супруга лорд-канцлера), и это привело к событиям, никак не связанным с нашей повестью. Ведь мисс Манти теперь, если не ошибаюсь, зовется миссис Сибрайт? И Сибрайт стал судьей графства?.. Спокойной ночи, Лора и Марта из Фэрокса. Приятных тебе снов и веселого пробуждения, милая девушка!

Бывало, что в такие вечера Уорингтон вызывался немного проводить майора Пенденниса — совеем недалеко, только до ворот Темпла, до Стрэнда… до Чаринг-Кросса… до клуба… ах, он не будет заходить в клуб?.. Ну, тогда до Бэри-стрит, и он со смехом пожимал майору руку, доведя его до самого дома. Всю дорогу они говорили о Лоре. Просто чудо, как восторженно отзывался о ней майор, ведь мы знаем, что прежде он ее недолюбливал.