Владимир Набоков - Лолита. Сценарий

Лолита. Я хочу шоколадного и малинового.

Гумберт. А для меня просто чашку кофе. И чек, пожалуйста.

Лолита теребит свои локоны, пытаясь согнать сонливость.

Гумберт. В котором часу вас будили в лагере? Лолита. В половине

(она преодолевает большой зевок) седьмого.

(Зевота распирает горло и сотрясает ее.) В половине седьмого.

(Ее горло снова стало наполняться.) Утром я каталась на лодке, а потом… Подавальщица. В общем, малиновое закончилось.

НАПЛЫВ:

Лифт.

Гумберт и Лолита входят; в лифте: три дамы, эксперты по розам (каждая из них похожа на альпинарий), двое пожилых мужчин и девушка-лифтерша. Гумберт и Лолита близко стоят друг к другу, лицом к лицу, затем им приходится стать еще ближе, когда их обступают люди. Двое мужчин выходят. Лолита, сонная и озорная, наваливается на Гумберта, поднимает на него глаза и тихо смеется.

Гумберт. В чем дело? Лолита. Ни в чем.

Три матроны, улыбаясь, выходят. Теперь Гумберт и Лолита стоят свободно.

Лифтерша. Смотрите под ноги, пожалуйста.

Коридор в направлении номера 342.

Лолита. Ты бы дотащил меня до кровати, как они это делают в комиксах. Ах, я такая сонная! Пожалуй, я скажу тебе, какими гадкими мы были, Чарли и я.

Номер 342.

Лолита. На такой кровати можно спать вдвоем. Гумберт. На ней будешь спать ты. Лолита. А где ты будешь спать?

Зевая, она садится на край постели, снимает ботинки и скатывает с ноги один носок.

Гумберт. Еще не знаю. Почисть зубы, или что ты обычно делаешь, и ложись.

(Открывает сумку с ее гигиеническими принадлежностями.)

Вот твои вещи. Я хочу, чтобы ты уже спала, когда я вернусь. Я спущусь вниз. Прошу тебя, Лолита. Нет, это шкаф. Ванная комната здесь.

Лолита. Зеркала, зеркала… Сонно смеется и уходит.

Гумберт покидает номер и спускается вниз. Когда он, направляясь в холл, поворачивает за угол, его задевает плечом пошатывающийся, подвыпивший человек (Куильти).

Гумберт спрашивает у коридорного, как пройти в бар.

Коридорный. Здесь нет бара.

Гумберт. Хотел бы я знать, где этот выпивоха нашел спиртное.

Коридорный. А, это мистер Куильти, сэр. И он не любит, когда его беспокоят. Он приехал сюда, чтобы сочинять.

Гумберт. Это сразу видно. А как пройти в уборную? Коридорный. Налево и вниз.

Гумберт

выходит из мужской комнаты. Приветливый старец, доктор Браддок, входя в уборную, кивает ему.

Доктор Браддок. Ну, как вам понравилось выступление доктора Бойда? Ах, простите, я принял вас за Джека Блисса.

Гумберт минует группу дам, направляющихся в Комнату Роз. Смотрит на свои наручные часы. Мешкает в холле. Заметив его, мистер Ваткинс (Гумберт его не видит) поднимает кверху палец, затем подзывает старика Тома и дает ему поручение. Гумберт снова смотрит на часы и продолжает свое беспокойное блуждание. Он выходит наружу, на скудно освещенную колонную веранду. На темной стороне веранды сидят двое или больше человек. Мы неясно различаем во мраке очень старого господина и рядом с ним плечо другого человека. Одна из двух этих теней начинает говорить (голосом Куильти). Этому предшествует винтовой скрежет открываемой фляжки, за которым следует скромное бульканье, завершающееся звуком мирного завинчивания.

Голос Куильти. Как же ты ее достал? Гумберт. Простите?

Голос Куильти. Говорю: дождь перестал. Гумберт. Да, кажется.

Голос Куильти. Я где-то видал эту девчонку. Гумберт. Она моя дочь. Голос Куильти. Врешь — не дочь. Гумберт. Простите?

Голос Куильти. Я говорю: роскошная ночь. Где ее мать?

Гумберт. Умерла.

Голос Куильти. Вот оно что. Жаль. Скажите, почему бы нам не пообедать завтра втроем? К тому времени вся эта сволочь разъедется.

Гумберт. Я с ней тоже уеду. Спокойной ночи.

Голос Куильти. Жаль. Я здорово пьян. Спокойной ночи. Этой вашей девочке нужно много сна. Сон — роза, как говорят в Персии. Хотите папиросу?

Гумберт. Спасибо, сейчас не хочу. Гумберт покидает веранду.

Час настал. Он старается не выказывать поспешности. В то время как он пробирается сквозь созвездие людей, застывших в одном из углов холла, рядом с ресторанным залом, ослепительно вспыхивает магний, запечатлевая осклабившегося доктора Браддока и двух патронесс.

Доктор Браддок (указывая на часть фрески, которая продолжается за углом). А здесь тема меняется. Охотник полагает, что он усыпил маленькую нимфу, в то время как это она погружает его в транс.

Гумберт поднимается по лестнице и поворачивает в коридор. Дверной ключ, с громоздким привеском из куска полированного дерева, болтается у него в ладони. Он снимает пиджак. Некоторое время он стоит неподвижно перед дверью номера 342. Это момент нравственного колебания. Из технического лифта старик Том, седой негр, неуклюже выкатывает складную кровать. Гумберт оборачивается с виноватым видом.

Том. Триста сорок два. Вот ваша койка, сэр.

Гумберт. Что? Ах, да, да, конечно. Но я боюсь, что она уже спит. У нее был сегодня утомительный день.

Том. Вам не стоит беспокоиться об этом. Мы поставим ее бесшумно.

Гумберт отпирает дверь. В продолжение десяти секунд мы слышим ритм нежного и размеренного дыхания спящей девочки.

Гумберт. Пожалуйста, очень осмотрительно. Я не хочу, чтобы ребенок проснулся.

Распяленный, как краб, сгорбленный старик Том раскладывает и устанавливает койку вдоль кровати и прошаркивает обратно к двери. Он очень медленно затворяет скрипучую дверь, но в последний момент (чернокожий бедняга страдает чем-то вроде спастического паралича) он громко захлопывает ее. Лолита не просыпается. Гумберт (теперь в пижамной паре) проверяет и перепроверяет основательность ее приправленного снотворным сна. Включает радиолу. Она не реагирует. Сосед стучит кулаком в стену. Он выключает радио и трогает Лолиту за плечо. Она продолжает спать. Снотворное и впрямь действует. Он уже близок к тому, чтобы воспользоваться ее одурманенным состоянием, но в эту минуту лунный свет падает на ее лицо, и эта невинная, беззащитная, хрупкая детская красота останавливает его. Он забирается в свою койку.

Гумберт лежит навзничь в своей койке, пересеченный бледными полосами лунного света, проникающего сквозь щели жалюзи. Облака накрывают луну.

«Нет ничего на свете шумнее американской гостиницы, — причем заметьте, наш отель считался тихим, уютным, старосветским, домашним, с потугами на «изящность быта» и все такое. Дверной стук лифта, раздававшийся в двадцати шагах к северо-востоку от моего черепа, но ощущавшийся мною столь же остро, как если бы эта железная дверца захлопывалась у меня в левом виске, чередовался с лязгом и гулом разнообразных маневров машины и длился далеко за полночь. Время от времени, сразу к востоку от моего левого уха, коридор наполнялся до краев жизнерадостными, звучными и нелепыми возгласами, оканчивавшимися залпом прощаний. Когда это наконец прекратилось, заработал чей-то клозет к северу от моего мозжечка Это был мужественный, энергичный, басистый клозет, и им пользовалась большая семья. От его бурчания, стремительных излияний и долгого послесловия — дрожала стена за моим изголовьем. Затем, в южном направлении от меня, кого-то стало невероятно рвать — человек душу выкашливал вместе с выпитым виски, и унитаз в его ванной, сразу за нашей, обрушивался сущей Ниагарой. Когда же наконец все водопады остановились и зачарованные охотники уснули, бульвар под окном моей бессонницы, на запад от моего бдения — благоустроенный, величавый, подчеркнуто-неторговый, обсаженный развесистыми деревьями, — выродился в презренный прогон для гигантских грузовиков, грохотавших во мгле сырой и ветреной ночи». Настает некоторое затишье перед утром. Небеса светлеют. Дует легкий ветер. Сдержанно чирикает птица. Лолита просыпается и зевает (детский, уютный, теплый зевок), Гумберт притворяется спящим.