Джослин Брук - Знак обнаженного меча

— Готов? — нетерпеливо гаркнул Рой. — Тогда вперед — просто пробежимся вокруг площадки, чтобы ты размялся.

Он пустился бежать, размеренно и легко двигаясь маховым шагом; Рейнард, нагоняя его, попал в ногу, запыхавшись от непривычного усилия и слегка дрожа от ветра с моря, со всей силой обдувавшего его оголенное тело. Их пробежка шла вдоль границ мелового плато — области примерно в двадцать пять акров, огороженной поломанной проволочной оградой. За оградой местность наклонно спускалась к более ровным полям, в основном пахотным, — там кое-где виднелся кустарник и заросли буков. Чистое небо над головой казалось огромным — воздушный вакуум, под которым земля выглядела не более чем съежившимся островком, парящим среди пропастей пустоты. Расстояния исчезли в сгущающихся сумерках, обманчивый закатный свет скрыл или исказил знакомые ориентиры. Высоко в небе запоздалый жаворонок посвистывал неясно и прерывисто, словно непрочно привязанный к земле тонкой нитью своих трелей. Неземными казались и отзвуки горнов из далеких казарм, не видных за вершинами утесов. Все на этой глухой возвышенности казалось нереальным и бестелесным: звук сливался с видом, колыхавшиеся травы были воплощением самого ветра, деревья нависали над горизонтом, как облака. Рассеянно и без особого удивления Рейнард осознал, что, кроме них, по высокому сумеречному плато бегут по кругу и другие люди. Их силуэты, безмолвные и сосредоточенные, двигались мимо; одни, видимо, были солдатами из казарм, другие, заключил Рейнард, возможно, как и он сам, просто добровольцами на предварительном этапе учений. Никто никого не приветствовал: было очевидно, что бегунов свело в этом труднодоступном месте не тривиальное желание пообщаться, а слитный порыв, чувство преданности некой высокой цели. Упорно и безмолвно, поодиночке и парами, пробегали они мимо в густеющих сумерках — будто участники некоего эзотерического племенного обряда, сообщество, связанное обетом аскетизма и самоотречения…

— …Они почти все в курсе, — тяжело дыша, прерывисто выговаривал Рой. — Конечно, нельзя — ждать, что они — во всем разберутся. Эти парни — не из ученых — по большинству — хотя мы их отбираем строго. Умники — как раз не лучшие солдаты — вся эта образованность — ну, знаешь, с гражданки в ополчение и все такое — чушь собачья. Слава богу, это уже кое до кого доходит… Нам нужен солдат на все сто, по старинке — чтобы он крови жаждал — и к чертям все эти ваши розы-мимозы про образование…

Рейнарду казалось, что они бегут уже несколько часов кряду: поначалу он задыхался и страдал от колотья в боку, но потом наконец обрел второе дыхание и освоился с легким, размашистым бегом своего спутника. Живой жар согревал его тело, а ум был непривычно ясен, хотя границы сознания, казалось, странно раздвинулись. Его чувство времени словно бы неуловимо изменилось: он, к примеру, не мог сказать, сколько уже длится речь Роя, — короткие, задыхающиеся реплики казались словно бы продолжением его собственного потока мыслей, но вряд ли он смог бы ответить, когда именно его размышления слились со словами, произносимыми другом.

Он также не мог с уверенностью сказать, сколько раз они уже обежали лагерь; свыкнувшись с движением, он перестал замечать ориентиры, и без того почти слившиеся с темнотой. В конце концов Рой решил, что хватит, и они вернулись к машине. Накинув верхнюю одежду, несколько минут они молча отдыхали; показались первые звезды, и из ближних кустов раздался пронзительный крик какой-то ночной птицы, внезапный и тревожный.

— Ладно, — сказал после паузы Рой. — Ну еще немного спарринга, и на этом, я так думаю, все. Боюсь, придется нам драться без перчаток: у меня лишней пары нету… О'кей, значит, я тебе просто покажу, что к чему… А потом надо будет передать тебя Спайку… Ладно, начнем с исходной стойки — нет, руки вот так, понял? Нет, смотри на меня — как у тебя ступни стоят — позиция — это важно. Хорошо, а теперь — поехали! Нет, так ты мне подставляешься — просто сосредоточься на защите, не думай об контрударах — дать сдачи еще сто раз успеешь…

Неуклюже, нервничая, устав после бега, Рейнард покорно осваивал движения под терпеливые наставления Роя. Горящие фары создавали мирок яркого света в окружающей тьме — мирок, единственными обитателями которого были два их раздетых тела. Рейнарду и правда казалось, что вне освещенной области простирается безднами ничто, небытие: реальным было лишь это безмолвное единение борьбы, двойственный образ реальности, то неясно размытой (когда они отскакивали друг от друга), то сфокусированной в точке ясности, когда они внезапно входили в клинч.

Рой, в качестве инструктора пока что нанесший ученику всего один-два слабых удара, вдруг быстро и сильно врезал Рейнарду в грудь и сразу же сбоку по голове. Судорога чисто физической ярости подхлестнула Рейнарда к обороне: он сразу же собрался и напрягся, с пылким воодушевлением ожидая следующего удара. Он отпарировал его неловко, и костяшки пальцев Роя больно задели ему кожу над правым соском. Еще и еще удар обжег и без того саднящее тело — его охватило бешенство, он страстно желал причинить боль крупному обнаженному телу своего инструктора. Он бил как попало, без техники, ослепнув от ярости; его противник, защищаясь с непринужденной легкостью, отмахивался от ударов, как от мух. Когда Рой шагнул в область яркого света, Рейнард на миг увидел его лицо: сильное и хищное, как у волка, но совершенно спокойное и бесстрастное — рот изгибался в привычной, довольно глупой улыбке. Это зрелище вызвало у Рейнарда новый приступ бешенства: он бросился в атаку и на секунду застиг Роя без защиты. Он нанес еще удар, вложив в него всю силу, и с дикой радостью увидел, что попал Рою кулаком прямо в губы. Рой глухо хмыкнул и внезапно схватил руки Рейнарда словно в тиски.

— Вы только гляньте! — Он хохотнул.

Все еще кипя от ярости, Рейнард мгновение сопротивлялся — затем, сознавая огромное превосходство Роя в силе, ослабил мускулы. Ярость его утихла; он вдруг почувствовал, как им овладевает непомерная слабость. Это ощущение было странно приятным, напоминая пробуждение после анестезии у зубного врача; ему хотелось громко расхохотаться, закричать, сморозить какую-нибудь чушь. К его удивлению, Рой все еще его не отпускал; подняв взгляд к лицу друга, он увидел темные, как водоем, глаза и полные губы, изогнутые, как и раньше, в приятной безликой усмешке.

Внезапно устыдившись, Рейнард опустил глаза.

— Извини, — сказал он, — я сорвался.

Рой на мгновение усилил хватку и фыркнул.

— Этого-то я и ждал, — сказал он.

— К-как? — запнулся Рейнард.

— Хотел убедиться, что ты дашь сдачи — я хотел, чтобы ты разозлился. Знаю, это неправильный бокс — тебе еще надо все правила усвоить — но штука в том, что тебе надо научиться драться, а это не выйдет, коли у тебя кишка тонка. Без злости никакая техника тебя не спасет.