Джослин Брук - Знак обнаженного меча

«Болезнь, по причине которой………. просит пособие по инвалидности………».

В первом пробеле (после слова «которой») рукой неопытного клерка было вписано одно-единственное слово — МАТЬ, а второй пробел заполняло длинное слово, неуклюже втиснутое в отмеченное точками пространство и абсолютно неразборчивое. Оно, похоже, начиналось с «Т» и заканчивалось на «оз» или «ез» и могло с одинаковой вероятностью быть тромбозом, туберкулезом или трипанозомозом.

Весь документ выглядел так невероятно, что Рейнард почувствовал желание не придавать ему большого значения. Но случилось так, что именно в этот момент он заметил, что один из сослуживцев, сидящих за столом, пристально глядит на его «письмо» с выражением испуганного узнавания.

— Тебе ведь это пришло, да — Б-косая-456-косая-три-четыре? — спросил молодой мужчина, призывник из недавних.

Рейнард глянул на заголовок на верхней странице и согласно кивнул.

— Хоть без плохих новостей-то?

— Похоже, что, может, и с ними.

Мужчина прищелкнул языком.

— Ни хрена тут не поделаешь, — сказал он. — У меня вон женка в Ноттингеме от туберкулеза помирает, а меня эти сволочи даже на двое суток не отпускают.

Вспомнив об уговоре со Спайком, Рейнард решил использовать вылазку в иных целях. Похоже, с часовыми на воротах можно было договориться под видом свидания с неведомой vivandière [14] Маркитантка (фр.). из деревни, с одним условием — не пересекать пограничную черту, обозначенную буковой рощей. Впрочем, выйдя за ворота, было бы несложно срезать дорогу через лесок и беглым шагом спуститься к деревне. Другое дело — как попасть обратно; но перспектива грядущих взысканий казалась несущественной в свете более неотложных проблем.

Наметив план действий, Рейнард почувствовал себя на редкость спокойным и собранным; он спрашивал себя, почему же он раньше не обманул бдительность часовых и не сделал попытку добраться домой… Он решил рассказать все Спайку, с которым, в конце концов, ему предстояло разделить риск нарушения границ.

Услышав о плане Рейнарда, Спайк выказал готовность оказать содействие. Он вызвался «подмигнуть» часовому на воротах и по возможности занять того на несколько минут разговором, под тем предлогом, что Рейнард отправится к дамочке первым, — а у Рейнарда тем временем появится шанс углубиться в лесок и пробраться полями к деревне.

Спайк не замедлил явиться на встречу; по такому случаю он прихорошился, надел свою лучшую походную форму с новехоньким комплектом наградных планок и дивизионных эмблем. Три его шеврона за отличную службу были тщательно отбелены, а короткие гладкие волосы приглажены назад с помощью особо пахучего бриллиантина. Он приветствовал Рейнарда с самодовольной ухмылкой.

— Ну что, все путем? Сегодня Джинджер на воротах — он мой приятель, так что все будет в ажуре. Ну ты готов? Тогда от винта!

Они пересекли лагерь и подошли к главным воротам, которые были открыты; Джинджер, приятель Спайка, сдержанно им подмигнул; больше никого не было видно. Стояла темная безлунная ночь: за пределами лагеря царил полный мрак.

— Ну давай, друган, — прошептал Спайк. — Удачи тебе!

Мгновением позже Рейнард был уже за воротами. Он двинулся вдоль лесной опушки, стараясь держаться поближе к деревьям. Прошагав ярдов пятьдесят, он с изумлением увидел высокую фигуру, по всей видимости женскую, движущуюся по тропинке впереди него. Если это и правда была «дамочка» Спайка, то вела она себя довольно неожиданно: похоже, она со всех ног спешила от лагеря прочь.

На миг потеряв ориентацию (поскольку не видно было ни зги) и стремясь догнать женщину — кем бы она ни была, — Рейнард торопливо двинулся за ней следом. Вскоре он обнаружил, что она держит путь к тропе в деревню, и, хоть изначальным его планом было пойти полями, он решил отправиться за ней.

Женщина шла быстро, и вскоре они оказались неподалеку от того места, где узкая, окаймленная деревьями дорога, спустившись вниз, вливалась в деревню. На углу стоял паб «Мотив сменился»; затемнение в связи с «чрезвычайкой» здесь, по-видимому, еще не ввели, поскольку окна паба ярко светились. Войдя в освещенную область, женщина внезапно обернулась, и Рейнард испытал странное потрясение, увидев, что голова у нее плотно укутана черным крепом. Он приостановился, и мгновение они стояли, глядя друг на друга. Вдруг резким движением она отвернулась и поспешила за угол паба. Рейнарда поразило что-то неожиданно знакомое в ее фигуре, к которой он приблизился, и в ее движениях: он бы мог поклясться (если бы не знал, что это невозможно), что женщина — его мать.

Зная, что поступает безрассудно, Рейнард бросился вслед за ней по деревенской улице; едва он завернул за угол, как ему в глаза ударил свет и путь преградили два человека в хаки.

— 210171547 младший капрал Лэнгриш? — монотонно — официальным голосом обратился к нему один из них.

Рейнард молча кивнул. Он уже разглядел, что мужчины были капралами военной полиции.

— Вот ты, значит, где? Ну что ж, придется тебе с нами пройти.

Рейнард двинулся вперед. Засада не слишком его удивила. Его отсутствие, несомненно, заметили скорее, чем он ожидал; может, начальник караула видел, как он ускользнул; а может, женщину в крепе использовали в качестве приманки. Попривыкнув к тусклому свету, он снова мельком взглянул на капрала, который обратился к нему первым, — и узнал огрубелое красное лицо, как у «бродяги», с которым он когда-то провел ночь в ниссеновском бараке на холмах.

Первоначальное удивление быстро сменилось у него спокойным принятием данного факта; в конце концов, не так уж это и удивительно, подумал он. Еще в предыдущую их встречу «бродяга», похоже, кое-что знал о новом «батальоне» и о деятельности Роя Арчера; вдобавок, он уже тогда был помечен клеймом с отличительным знаком части; однако, безо всякого сомнения, в тот вечер у него имелись причины быть скрытным. Рейнард решил, что в нынешних обстоятельствах разумнее будет не заявлять об их знакомстве; капрал же, со своей стороны, никак не выказал, что узнал его. Заняв место между двумя мужчинами, Рейнард покорно дал им отвести себя вверх по дороге к лагерю.

Ночь он провел на гауптвахте. Караульные выказывали ненавязчивое сочувствие, глядя на Рейнарда участливо и с некоторым трепетом.

— Эхма, вляпался ты крепко, — пробормотал один из них. — Они тебя так вздрючат, помяни мое слово — я слыхал, как полковой говорил, чтоб другим неповадно было… Эхма, не завидую я тебе, кореш.

И только начальник караула, хам с грубыми чертами лица, отнесся к нему с явной неприязнью. Рейнард не раз ловил его злорадные взгляды и слышал, как он бормочет что-то об «этих гребаных новобранцах» — что они «орава педрил» и (с особой свирепостью) что «хоть бы морду ему подрихтовали».