Генри Джеймс - Послы

— О, думается, все уже знают, — задумчиво подтвердил Стрезер. — Странно и забавно чувствовать, что все, кто тут присутствуют, знают, наблюдают и ждут.

— Да, забавно! — согласилась с ним мисс Бэррес, которая никогда не упускала случая внести новый вклад по части определения своеобразности парижан. — Бесподобно! Впрочем, знаете, — заявила она, — все зависит от вас. Не хочу сыпать соль на ваши раны, но помните, вы сказали, что мы все выше вас. А мы видим в вас героя драмы и собрались сюда посмотреть, что вы предпримете.

Стрезер взглянул на нее, и в глазах его что-то погасло.

— Не потому ли ваш герой и забился в этот угол? Он до смерти напуган навязанной ему ролью, он только и думает, как бы от нее уклониться.

— А мы, напротив, верим, что он ее исполнит. Вот почему, — тепло продолжала мисс Бэррес, — мы вами так интересуемся. Вы, бесспорно, все преодолеете. — И так как он, видимо, не собирался ей возражать, добавила: — Пожалуйста, удержите его.

— От отъезда?

— Да, не выпускайте его из своих рук. Вот, взгляните, — и она жестом указала на главные сокровища в убранстве комнаты, — разве этого недостаточно? Мы все здесь его любим — он само обаяние!

— Восхищаюсь, как вы умеете, когда вам хочется, упрощать любое положение дел, — бросил Стрезер.

Она не осталась в долгу:

— Ну это ничто перед тем, как сумеете вы, когда вам понадобится.

Он вздрогнул: ее голос звучал пророчески, и наш друг на мгновение сник. Однако поскольку она, как ему показалось, собралась покинуть его, ничего так до конца и не прояснив, поспешил ее задержать.

— Я положительно не вижу здесь никакого героя; ваш герой только увиливает и увертывается; герою стыдно за себя. Пожалуй, на вашем месте я занялся бы вовсе не героем, а героиней.

С добрую минуту мисс Бэррес молчала.

— Героиней?

— Героиней. Каюсь, я не сразу ее в этом качестве распознал. И уделил ей недостаточно внимания. У меня это плохо получается.

— Как получается, так получается, — успокоила его мисс Бэррес и, замявшись на мгновение, добавила: — По-моему, она довольна.

Но он продолжал огрызаться.

— Я ни разу не подошел к ней. Даже не видел ее.

— О, вы много потеряли.

В этом он не сомневался.

— Она, как всегда, очаровательна?

— Очаровательнее, чем всегда. С мистером Джимом.

— Мадам де Вионе… с Джимом?

— Мадам де Вионе… с Джимом, — подтвердила мисс Бэррес.

— Что она с ним делает?

— Ну об этом вы у него справьтесь.

От такой перспективы в глазах Стрезера вновь что-то заискрилось.

— Не премину — и с удовольствием — полюбопытствовать. — Тем не менее продолжал расспрашивать: — У нее, надо думать, есть какая-то цель.

— Разумеется, есть — их добрая дюжина. И в первую очередь, — сказала мисс Бэррес, орудуя своей черепаховой игрушкой, — исполнить свою главную роль. Ее роль — помочь вам.

Это прозвучало совершенно иначе, чем все предыдущее; и пусть в логической цепи не хватало звеньев, а нужные связи оставались неназванными, и он и она сразу почувствовали, что перешли к сути предмета.

— И насколько же лучше ей это удается, — с грустью сказал Стрезер, — чем мне для нее! — С грустью, потому что вдруг ощутил близкое присутствие красоты, изящества, глубоко таимой внутренней силы, встречу с которыми, по его собственному выражению, откладывал и откладывал. — Мужества ей не занимать.

— Да, мужества ей не занимать, — охотно согласилась мисс Бэррес, и они посмотрели друг на друга, словно каждый увидел в глазах другого меру этого мужества.

И теперь уже все прорвалось наружу.

— Как же она, должно быть, встревожена!

— Естественно. Она очень встревожена! Разве, — осторожно спросила мисс Бэррес, — разве у вас были сомнения на этот счет?

Стрезеру вдруг показалось приятным сознаться себе, что он никогда так не думал:

— Помилуйте, в этом, конечно, основа основ.

— Voilà! — улыбнулась мисс Бэррес.

— Из-за этого она сюда приехала. Из-за этого остается так долго. И из-за этого, — продолжал он, — скоро уедет домой. Из-за этого, из-за этого…

— Все из-за этого! — подвела итог мисс Бэррес. — Из-за этого сегодня — с какой стороны ни возьми и как бы ни вел себя ваш приятель Джим — ей всего двадцать лет. Тут ее главная цель — быть для него, притом естественно и ненавязчиво — молодой, как молоденькая девушка.

— Для него? — из своего угла откликнулся Стрезер. — Для Чэда?..

— Для Чэда, естественно, всегда. Но сегодня, в частности, для мистера Покока. — И тут, поскольку кавалер в недоумении воззрился на нее, пояснила: — Да, это несколько смело! Но тут она вся: ею движет высокое чувство долга. — Оба полностью это в ней признавали. — И поскольку мистер Ньюсем так занят своей сестрой…

— Наименьшее, что она может сделать, — закончил фразу Стрезер, — взять на себя его зятя? Несомненно — наименьшее. Она и взяла его на себя.

— Она взяла его на себя. — Именно это мисс Бэррес и хотела сказать.

Кажется, это было все.

— Забавно, не правда ли?

— О, очень забавно, — что, конечно, подразумевалось само собой.

Но это вернуло их к тому, с чего они начали:

— Как же она, должно быть, встревожена!

На это собеседница Стрезера обронила многозначительное «ах», оно, возможно, выражало некоторое нетерпение, вызванное тем, что ему понадобилась уйма времени, чтобы привыкнуть к данной мысли. Сама она давно уже к ней привыкла.

Когда на следующей неделе наш друг как-то утром мысленно обозрел все, что на него обрушилось, ему вдруг стало легче на душе. Он уже понял: что-то готовится — понял мгновенно по виду, с которым Уэймарш появился перед ним, пока он завтракал булочкой и кофе в маленькой с зеркально-скользкими полами salle à manger, связанной теперь для него с пиршествами размышлений. В последнее время он столовался здесь, поглощая в одиночестве и без разбора всевозможные блюда; тут даже в конце июня его обнимала заранее предвкушаемая прохлада, атмосфера, пронизанная трепетом устоявшихся воспоминаний и устоявшихся запахов, атмосфера, в которой само одиночество приводило со временем к новой оценке этого его излюбленного места. Теперь он сидел за столиком, рассеянно подливая себе из carafe [93]и вздыхая при мысли, насколько интереснее проводит время Уэймарш. В этом отношении наш друг и впрямь достиг, по общим меркам, значительного успеха, подтолкнув своего спутника к все новым и новым свершениям. Стрезер припомнил, что в начале их путешествия почти не было удобного для остановки местечка, которое он мог бы уговорить Уэймарша миновать, и что, вероятно, вследствие этого, теперь не встречалось и одного, ради которого тот остановился бы в своем стремительном беге. Этот бег — по меткому и язвительному определению Стрезера, — совершаемый им вместе с Сарой, содержал, пожалуй, ключ ко всей загадке и, более того, раздувал и взбивал до пышной ароматной пены, во благо или во вред, его отношение к взглядам Стрезера. Пожалуй, эта пара и объединилась лишь для того, чтобы спасти заблудшего соотечественника, и их союз, в части, касавшейся Уэймарша, служил источником действия. Во всяком случае, Стрезер был рад, что, в связи с этим, его, Стрезера, спасение стало делом, на которое уже не жалели ни времени, ни усилий. В иные минуты он вполне серьезно спрашивал себя, не пойдет ли Уэймарш ради их старинной дружбы, да и просто обычной снисходительности на такие же условия, какие предъявляет себе самому. Разумеется, условия эта не могли быть совсем адекватны; но, возможно, обладали бы тем преимуществом, что позволили бы нашему другу не ставить никаких.