Андре Моруа - Превращения любви

— Прежде всего, — сказала она, — Соланж — это красивое животное с очень сильными инстинктами. Она страстно любила Вилье в то время, когда он был еще беден, потому что он был красив. Она проявила тогда большое мужество. Дочь графа, виднейшего аристократа, гордого своим происхождением, она была обворожительна и могла бы сделать прекрасную партию. Но она предпочла уехать с Вилье в Марокко, где они вели первое время тяжелую колониальную жизнь; Соланж сама стряпала и стирала белье для своего ребенка. Заметьте, что она унаследовала гордость и независимый дух своих предков и должна была сильно страдать от такой жизни. Но скоро игра была сыграна. В известном смысле Соланж напоминает мужчину, но честного мужчину. У нее есть только два крупных недостатка или, если хотите, две больших слабости: она ужасно чувственная и она жаждет всюду быть победительницей. Она говорит — не мужчинам, конечно, а женщинам, — что, когда ей хотелось покорить мужчину, она всегда покоряла его, и это верно, притом по отношению к мужчинам самого различного типа.

— Из этого следует, что у нее было много любовников?

— Вы знаете, как трудно наверное утверждать такие вещи. Известно, что мужчина и женщина часто встречаются. Но любовники ли они? Кто знает?.. Когда я говорю «она их покоряла», я хочу сказать этим, скорее, что она овладевала их душой, что они подпадали под ее власть, что она могла заставить их поступать так или иначе… Вы понимаете меня?

— Вы находите, что она умна?

— Очень умна для женщины… Нет области, которая была бы ей абсолютно чужда. Конечно, вопросы, интересующие ее в каждый данный момент, определяются интересами мужчины, которого она любит. В ту эпоху, когда она обожала своего мужа, она проявляла блестящую осведомленность в экономических и колониальных вопросах. В эпоху Раймонда Берже она интересовалась искусством. Она прежде всего возлюбленная, а потом уже женщина с умственными запросами. Но все-таки они прекрасно рассуждает, когда находится в уравновешенном состоянии.

— В чем заключается, по-вашему, ее обаяние?

— Главным образом в женственности.

— Что вы называете «женственностью»?

— Как вам сказать? Смесь достоинств и недостатков: нежность, бесконечная преданность человеку, которого она любит… на время хотя бы… И вместе с тем отсутствие щепетильности… Когда Соланж хочет одержать победу, она шагает через все… хотя бы на пути ее оказалась лучшая ее подруга… Не оттого, что она злая, нет… Она действует инстинктивно…

— А я называю это своим именем. Вы с одинаковым правом можете сказать, что тигр не злое животное, потому что, терзая человеческое тело, он действует инстинктивно.

— Конечно, — сказала Елена. — Тигр не злое животное, во всяком случае, не сознательно злое. И вы приискали очень удачное сравнение: Соланж действительно тигрица.

— А с виду она кажется очень доброй.

— Вы находите? О нет! У нее бывают вспышки жестокости. Это один из элементов ее красоты.

Другие дамы были менее снисходительны. Старая г-жа Тианж, свекровь Елены, сказала мне:

— Нет, не люблю я вашу подругу Соланж Вилье… Она погубила моего племянника, очаровательного юношу, который сознательно подставил себя под пулю во время войны. Я не говорю, что он сделал это ради нее, но косвенно она была причиной его смерти. Перед этим он был серьезно ранен и получил назначение в Париж. Это было вполне справедливо… Она пленила его, свела с ума, потом бросила и увлеклась другим… Бедный Арман вернулся на фронт и умер там глупейшим образом во время аэропланной катастрофы… Я не принимаю ее с тех пор.

Я не хотела передавать все эти разговоры Филиппу и все-таки, в конце концов, непременно передавала их. Он оставался спокоен.

— Да, это возможно, — говорил он. — Может быть, у нее и были любовники. Это ее право. Нам до этого нет дела.

Потом, после нескольких фраз, он начинал нервничать.

— Во всяком случае, — говорил он, — я был бы очень удивлен, если бы узнал, что она обманывает его в данный момент. Вся ее жизнь сейчас как на ладони. Ей можно телефонировать почти каждый день; она часто бывает дома и, если хочешь повидаться с ней, она всегда свободна. Женщина, у которой есть любовник, вела бы другой образ жизни.

— Но откуда ты все это знаешь, Филипп? Разве ты ей телефонируешь? Разве ты встречаешься с ней?

— Да, изредка.

Несколько позднее я случайно обнаружила, что у Филиппа с Соланж происходят длинные беседы по телефону. Правда, одновременно я могла убедиться, что беседы эти были совершенно невинного характера.

Раз утром, после ухода Филиппа, пришло письмо, на которое я не могла ответить, не посоветовавшись с ним. Я позвонила по телефону в контору. Случайно меня присоединили к проводу Соланж Вилье. Я узнала ее голос, потом голос Филиппа. Мне следовало бы повесить трубку, но на это у меня не хватило силы воли, и в течение некоторого времени я подслушивала их разговор. Он велся в веселом тоне. Филипп был интересен, остроумен; я уже почти забыла, когда в последний раз я видела его таким. Я предпочитала Филиппа серьезного и грустного, каким мне описывала его Рене и каким я увидала его тотчас же после войны, но я знала также и этого Филиппа, так непохожего на первого, который теперь говорил Соланж слегка фривольные, но такие милые и изящные слова. То, что я услышала, должно было успокоить меня. Они рассказывали друг другу, что делали в течение последних двух дней, что они читали. Филипп передавал ей содержание пьесы, которую мы с ним видели накануне, и Соланж спросила:

— А Изабелле понравилось?

— Да, — сказал Филипп, — думаю, что ничего… Как вы себя чувствуете? Вы плохо выглядели в прошлую субботу у Тианж. Мне не понравился ваш землистый цвет лица.

Значит, они не виделись с прошлой субботы, а сегодня среда. Мне вдруг сделалось стыдно, и я повесила трубку.

«Как могла я подслушивать? — говорила я себе. — Это все равно что распечатать чужое письмо. Нисколько не лучше».

Я не могла представить себе, что была способна на такую гадость. Через четверть часа я вызвала Филиппа.

— Прости, — сказала я. — Только что я соединилась с тобой, но ты говорил с кем-то. Потом я узнала голос Соланж и повесила трубку.

— Да, — ответил он без всякого смущения, — она звонила мне.

Весь этот эпизод был настолько ясен и недвусмыслен, что я успокоилась на некоторое время. Потом я снова обнаружила в жизни Филиппа явные признаки присутствия и воздействия Соланж. Начать с того, что теперь он проводил вне дома два или три вечера в неделю. Я не спрашивала его, куда он ходит, но знала, что его встречали с Соланж. У нее было много врагов среди женщин, которые, видя во мне естественную союзницу, старались сблизиться со мной и держали меня в курсе ее жизни. Случалось также порою, что Филипп, когда мы получали приглашение на обед или я предлагала ему пойти куда-нибудь, отвечал мне: