Генрих Клейст - Драмы. Новеллы

Что? Иль стало вдруг светлей?

Сюда, святые жрицы!

Говори же!

Чего она еще в сраженье ищет?

Смотрите все! Сквозь толщу облаков
Луч солнца неожиданно пробился
И шлем Пелида ярко озарил.

Чей шлем?

Да чей еще как не Пелида?
Тот, как и конь его, закован в латы
И, стоя на холме, сверкает ярче,
Чем хризолит или сапфир горят.
Цветущая земля вокруг него,
Закутанная в сумрак непогоды,
Подобна фону темному из фольги,
Которым блеск героя оттенен.

Что нашему народу до Пелида?
К лицу ль царице дочерей Арея
В бой ради одного врага вступать?

Спеши к ней, Арсиноя, и царице
От имени богини объяви,
Что Марс уже предстал своим невестам
И что под страхом гнева Артемиды
Я ей велю увенчанного бога
Вести немедля в Фемискиру, чтобы
Там справить в храме праздник роз святой.

Что за безумство! Слыхано ль такое?

Не видите ли вы царицу, дети?

Да. Вон она — там, где сверкает поле.

Где, где?

Она перед толпою дев
Летит, сияя золотом доспехов
И пылом боевым кипя, как будто,
Ужаленная шпорой славолюбья,
Опередить решила даже солнце,
Которое ласкает ей чело.
Взмой к небесам она, чтобы сравняться
С соперником-светилом, — и тогда бы
Персидский конь, ее покорный воле,
Над миром окрыленней не взлетел!

Ужель никто из дев не попытался
Ни остеречь, ни удержать ее?

Нет, все ее знатнейшие подруги,
Особенно Протоя, с ней вступили
Здесь, где стоишь ты, в спор ожесточенный,
Домой ее вернуться убеждая,
Но красноречье им не помогло.
Она не внемлет голосу рассудка,
Затем что сердце юное пронзил ей
Опаснейшей из стрел своих Амур.

Немыслимо!

Они нашли друг друга!
О боги, да не задрожит земля:
Они сейчас, пока я говорю,
Столкнутся на лету, как два светила!

Ты говоришь — царица? Быть не может!
Стрела? Амура? Где? Когда? Кого?
Ту, что владеет поясом алмазным? [97] Ту , что владее т поясом алмаз н ым? — Алмазный пояс — знак ц а рской власти — был подарен богом вой н ы Аре е м царице амазонок Ип п олите. Однако, согласно легенде, Геракл отнял его у Ипполиты задолго до Троянской войны.
Дочь Марса, у которой нет груди, [98] Дочь Марс а , у которой нет г руди… — Первая царица амазонок Танаиса отсекла себе правую грудь, чтобы удобнее было стрелять из лука. Вслед за нею так поступали и все прочие амазонки. Само слово « амазонк и » значит «лишенные груди». Живопись греков изображала, однако, амазонок обычными женщ и нам » , не обезображенными этим обрядом .
Куда любовь вонзить стрелу могла бы?
Нет, нет!

Но так гласит молва, и мне
Сама Мероя это рассказала.

О горе!

С чем вернулась ты назад?

Ты говорила или нет с царицей?

Прости, святая мать, я опоздала,
К ней не пробилась и могла лишь видеть,
Как вдалеке она меж дев мелькает.
Но я на миг с Протоей повстречалась
И волю ей твою передала,
А та в ответ… Не знаю только, верно ль
Я поняла ее в смятенье боя.

Так что ж она в ответ?

Сдержав коня,
Она взглянула на Пентесилею,
Смахнула с глаз слезу и, услыхав,
Как недовольна ты нелепой битвой,
Идущей из-за головы одной,
Ответила: «Ступай обратно к жрице,
Пусть молит на коленях, чтоб в сраженье
Лишь эта голова скатилась наземь,
Не то ни нам, ни жрицам не спастись».

Прямым путем стремится в Орк царица,
И если не Пелид, то враг, живущий
У ней самой в груди, ее сразит!
Всех нас с собой она потянет в пропасть.
Уже я вижу, как по Геллеспонту
В насмешку нам разубранный корабль,
Закованных, в Элладу нас уносит.

А вот спешит и вестница несчастья!

Беги, спасай скорее пленных, жрица:
Сейчас все войско греков будет здесь!

О боги-олимпийцы! Что случилось?

А где Пентесилея?

Пала в битве.
Рассеяны дружины амазонок.

Да ты сошла с ума! Что ты сказала?

Всех пленных увести!

Как? Где? Когда?

Я буду краткой, ибо весть — ужасна.
Ахилл с царицей, копья опустив,
Столкнулись, словно две стрелы громо́вых,
Друг в друга полетевшие из туч.
Ударясь в груди, копья расщепились.
Пелид не покачнулся, но она,
Почуя смерть, с коня упала наземь.
Все думают уже, что он ее,
У ног его лежащую бессильно,
Из мести в Орк немедленно низвергнет.
Но чудо! Став бледнее мертвеца
И весь дрожа, он восклицает: «Боги!
Как смотрит на меня она пред смертью!»
С коня соскакивает торопливо
И к ней, — меж тем как, скованные страхом
И помня повеление царицы,
Не смеют девы взяться за мечи, —
Подходит, наклоняется над нею
И, горестно воззвав: «Пентесилея!» —
Удар, им нанесенный, проклинает,
Ее любовно на руки берет
И молит снова к жизни возвратиться.

Как! Он? Он сам?

Грохочет гневно войско:
«Проклятый, прочь!» Протоя восклицает:
«Смерть — вот ему награда! Пусть уходит,
Или стрелу острейшую — в него!»
И, оттеснив своим конем Пелида,
Из рук его царицу вырывает.
Тем временем несчастная очнулась.
Она хрипит. Одежда на груди
Изодрана, и косы растрепались.
Ее уводят девы с поля битвы,
А он, загадочный герой долопский, —
Как если б некий бог любовью сердце
Смягчил в его закованной груди, —
Взывает к ним: «Подруги, не спешите!
Ахилл вам предлагает вечный мир».
Отбрасывает он свой щит и меч,
Шлем с головы срывает, с плеч доспехи
И следует — хоть с ним покончить можем
Мы палками иль голыми руками —
За нашею царицей так отважно,
Как будто сознает в своем безумье,
Что жизнь его для наших стрел запретна.