Ханс Фаллада - Кто хоть раз хлебнул тюремной баланды...

— Если и дальше так пойдет, ваши сбережения скоро растают, дорогой Куфальт, — шипит ему в спину Зайденцопф.

Зато потом… Потом Куфальт выходит на улицы, погруженные в искрящиеся сумерки.

На фоне глубокого темного неба призывно и ярко сверкает цепочка фонарей. Повсюду полно народу. Многие просто прогуливаются. Слышно, как люди беседуют между собой, то тихо, то чуть громче, изредка раздается девичий смех.

Заглушая звуки толпы, рядом с Куфальтом оживленно спорят Беербоом и Петерсен. Беербоом вне себя от бешенства: ему пришлось доплатить за свое содержание девять марок тридцать пфеннигов. Петерсен пытается его урезонить.

Куфальт плетется рядом с ними, не вмешиваясь в разговор. В беседках перед кафе за столиками сидят люди, едят и пьют. Изнутри доносится музыка. Ложечки позвякивают о чашки. Спутники Куфальта обсуждают, не зайти ли в кафе. Дороговато встанет. Лучше пойти в Хаммер-парк, музыку там можно послушать бесплатно.

Теперь Беербоом доказывает Петерсену, что жизнь его все равно пропала и что он почел бы за лучшее сегодня же подвести черту, а Петерсен старается его разубедить.

Вдруг перед ними вырастает что-то темное и величественное, навстречу веет сыростью и прохладой от множества высоких деревьев. Это и есть Хаммер-парк.

Сначала они просто прохаживаются по слабо освещенным аллеям, заполненным влюбленными парочками. Потом прибиваются к ярко освещенному кафе под открытым небом в центре парка. На эстраде в виде раковины играет оркестр, перед эстрадой расставлены столики, свободных мест почти нет. Пришедшие только послушать музыку отделены натянутым канатом от сидящих за столиками.

И трое «приютских» какое-то время тоже стоят в толпе слушающих. Слушать не запретишь, как бы кое-кому ни хотелось.

Публика, толпящаяся за канатом, веселится вовсю, девушки роятся целыми стайками, парни заигрывают с ними, то и дело вспыхивает смех. Группа парней едва не сбивает с ног Куфальта. Его тянет вернуться в темные аллеи парка, спутникам хочется побыть здесь, на свету. Он решает отделиться от них и говорит, ткнув пальцем в сторону одной из аллей:

— Посижу там где-нибудь. Приходите за мной немного погодя.

В темной аллее он находит наконец скамейку, на которой сидит только одна парочка. Присев с краешку, скручивает сигаретку, с удовольствием откидывается ка спинку и смотрит в пространство перед собой.

Ночной ветерок иногда колышет ветви деревьев, шелест листвы начинается издалека, приближается тысячью отдельных шорохов и вновь теряется вдали в общем смутном шуме.

Мужчина и женщина, сидящие на той же скамье, тихонько разговаривают друг с другом. Куфальт невольно улавливает, что речь у них идет о саде, о старушке-матери, за которой все труднее ухаживать… «На влюбленную парочку что-то не похоже», — думает Куфальт. Как бы ему хотелось иметь девушку, с которой можно было бы вот так посидеть на скамейке и поболтать. Да только о чем стал бы он с ней болтать?

Мимо идут и идут люди, некоторые держатся за руки. Нет, даже в тюрьме Вилли Куфальт не ощущал, до какой степени он далек от всего этого. Он оторвался от нормальной жизни — удастся ли когда-нибудь вернуться к ней? Но о том, что было с ним последние пять лет, он никогда и никому не сможет рассказать.

Женщина встала со скамейки и прошлась немного взад-вперед.

— Прохладно стало. Я что-то озябла, — говорит она мужчине. Тот никак не реагирует. Сочетание «ст» она произносит по-гамбургски. Вот она попадает в конус света от фонаря — легкая, изящная фигурка, острый подбородочек, светлые волосы. Вновь в тени.

— Может, пойдем? — говорит она.

Мужчина молча встает.

Появляются Петерсен с Беербоомом.

— Пройдемся по этой аллее, — говорит им Куфальт и идет за удаляющейся парой. — Ну как, понравилась музыка?

Те настроены весьма словоохотливо и начинают подробно делиться впечатлениями, но Куфальт не слушает, боится упустить из виду свою парочку.

— Нет, нет, пойдем лучше так. Вы даже не представляете себе, как я здорово ориентируюсь на местности. Приведу вас прямиком домой.

— Но мы идем совсем в другую сторону!

— А вот и нет. Мы потом свернем. Спорим, что выведу вас, куда надо.

— На что спорим?

— На десять сигарет.

— По рукам. Пошли, Беербоом!

Не очень-то легко следовать за парочкой так, чтобы те ничего не заметили. Куфальт придерживается противоположной стороны улицы и время от времени с глубокомысленным видом роняет фразы, долженствующие свидетельствовать о его топографической интуиции:

— Нет, лучше здесь свернем за угол. А теперь опять прямо. Нет, все же лучше налево.

— Вот это да, — говорит Беербоом. — Так чувствовать местность!

После подземного перехода парочка внезапно сворачивает налево и в тот момент, когда Куфальту с большим трудом удается уговорить спутников свернуть туда же, исчезает в каком-то подъезде.

Куфальт останавливается, тяжело дыша.

— Что-то я совсем заплутал. Где мы очутились? Как улица-то называется?

— Ну, вы даете, — говорит Петерсен. — Теперь-то мы как раз и идем в нужном направлении… Это Мариенталерштрассе, через четверть часа мы дома. — А взглянув на часы, вдруг спохватывается: — Бог ты мой, у нас всего девять минут! Бегом! И как можно быстрее!

— Наверное, все не так уж страшно, — говорит Куфальт на бегу. — Пять минут как-нибудь подождут.

— Он выгоняет, даже если опоздаешь на три минуты. Сперва не пускает в дом, то есть не отпирает дверь, а на следующее утро — собирай вещички и скатертью дорога!

— Это все для того, чтобы мы по девкам не шлялись, — хрипит Беербоом, совсем запыхавшись. — Все: больше не могу бежать, пошли шагом.

— Бред какой-то! — кипит Куфальт. — Раз вы с нами, господин Петерсен, опоздание не в счет.

— Моя особа ничего не меняет, — выдыхает на бегу Петерсен. — Я нужен только для вывески. Ну, Беербоом, подтянитесь! Рысью марш! Осталось всего четыре минуты!

У входной двери возникают жаркие дебаты с Минной на тему: ровно десять сейчас или одной минутой больше. Во всяком случае, она доложит господину Зайденцопфу, когда они вернулись.

На следующее утро — было уже воскресенье — им пришлось идти в церковь: согласно правилам, каждый постоялец обязан раз в неделю посещать церковь, соответствующую его вероисповеданию. Потом Куфальт с Петерсеном до обеда играли в шахматы, а Беербоом «утюжил» перекинутые через спинку стула брюки, водя по ним доской. Когда после обеда все трое отправились погулять, он до слез расстроился, обнаружив на брюках две складки вместо одной. Все у него не ладится!

Вид порта поднял им всем настроение, и некоторое время они бродили вдоль набережной, с интересом разглядывая портовые сооружения. Но потом все устали. Беербоом начал ныть, что умирает от голода и жажды, что приютской еды ему не хватает, порции мизерные, то ли дело у них в тюрьме…