Ханс Фаллада - Кто хоть раз хлебнул тюремной баланды...

— Знаю я его, — упорствует Куфальт. — Меньше десяти с половиной не возьмет.

— Ах, вот как, — несколько ослабляет напор господин Бер. — А как называется ваша контора?

Мозги у Куфальта словно судорогой свело. «…Срочно какое-нибудь название! Только срочно!»

— Цито… Престо, — выпаливает он одним духом. В голове его как будто что-то щелкнуло и высеклась искра. И уже спокойнее поясняет: — Машинописное бюро «Цито-Престо».

— Вот это да! — смеется господин Бер. — Вы вдвойне обставляете своего конкурента. Ну ладно. Когда вы могли бы приступить?

— Завтра утром, — выскакивает у Куфальта изо рта как бы помимо его воли, и в глазах у него мутнеет. («Ни машинок нет, ни помещения, да и телефон в конце концов необходим».)

— И сколько сможете сдавать ежедневно?

— Десять тысяч.

— Прекрасно. Значит, за месяц справитесь. Ах, нет, еще пять дней накинем — воскресенья ведь выпадут.

— Мы сделаем триста тысяч ровно за месяц.

— Что ж, пре-крас-но, — в задумчивости тянет господин Бер, глядя на Куфальта и думая явно о чем-то другом. — Значит, завтра утром вы можете забирать конверты и списки адресов. А где, вы сказали, находится ваше бюро?

— Мы как раз переезжаем, — поспешно объясняет Куфальт. — Мы уже не там, но еще и не здесь. Как только переберемся окончательно, я сообщу вам наш новый адрес. — А сам думает в полном отчаянии: «Ну и бред! Должен же я знать, куда мы переезжаем!»

Но мысли господина Бера все еще витают где-то далеко.

— Ну ладно, — задумчиво роняет он. И вдруг, как бы очнувшись: — Послушайте-ка, знаете что… — Запнувшись, он вдруг спохватывается: — Я даже не знаю еще вашего имени, господин…

«А вдруг все сорвется, зачем мне вляпываться в это дело? За дверью сидит Яух…» — молнией проносится в мозгу Куфальта. И он говорит первое, что приходит в голову:

— Мейербер. Моя фамилия Мейербер!

— Вы в родстве с композитором Мейербером? Или — хотя бы отчасти — со мной? Ха-ха-ха! — Господин Бер заливается смехом. — В общем так: господин Мейербер, вас не затруднит выйти на улицу черным ходом? Сами понимаете, ваш конкурент, господин Яух… Я в какой-то степени связан словом… Придется как-то выкручиваться… Короче, вы меня поняли?

— Да ради бога! — Куфальт от души смеется, и сердце его уже не так колотится. Вдруг до него доходит, что сегодня ему наконец улыбнулась удача. — Мне и самому было бы не слишком приятно столкнуться с конкурентом, у которого я только что выхватил из-под носа заказ.

— Вот именно! — кивает Бер. — Так что пойдемте.

— А много ли страниц печатного текста надо вложить в каждый конверт? — вдруг спохватывается Куфальт.

— О, сущие пустяки! — успокаивает его Бер. — Проспект в восемь страничек и открытку для заказа.

— Вкладывать открытку — это уже дополнительная работа.

— Сущие пустяки! — опять успокаивает его Бер.

— Нет, уж извините! При трехстах тысячах это четыре-пять лишних рабочих дней!

— Ну, значит, договорились — по девяти марок за тысячу, — говорит господин Бер и протягивает ладонь для рукопожатия.

— Девять пятьдесят — крайняя цена, — возражает Куфальт и прячет руку за спину.

Бер возмущается:

— Позвольте, позвольте, вы сами назвали девять двадцать пять.

— Но без открыток, — парирует Куфальт. Он стоит на верхней ступеньке лестницы, Бер на пороге двери.

— Что ж, оставим этот разговор, — говорит Бер и убирает руку. — Там ждет господин Яух.

— Но ведь и нам жить хочется, — настаивает Куфальт, уверенный, что Яух никогда не согласится на такую цену. — А уж за чистоту и аккуратность ручаюсь, никакая другая фирма не сделает лучше!

— Все вы так говорите! — вдруг вспыхивает Бер. — А потом половина писем возвращается недоставленными из-за путаницы в адресах.

— Такое может случиться лишь из-за путаницы в первичных списках.

— Только не у нас! У нас все адреса выверены.

— А это тоже говорят все заказчики! — добродушно улыбается Куфальт.

— Ну, назовите же наконец какую-то разумную цену, господин Мейербер, — говорит Бер и вновь невольно улыбается, произнося это имя. — А как вы пишете свою фамилию — через одно «е», как я, или через два?

— Через одно, как и вы, — отвечает Куфальт. — Девять пятьдесят.

— Скажем так: девять двадцать пять, и вот вам моя рука.

— Да я что, я ничего, — смягчается Куфальт. — Девять сорок.

— Господин Яух говорит, что не может больше ждать, — просовывается в дверь голова секретарши.

— А пусть его катится!.. — раздраженно рявкает Бер, но спохватывается: — Нет-нет, подождите, фройляйн, пусть пока не катится. Еще три минуты. — И просительно Куфальту: — Девять тридцать?

— Девять тридцать пять, — сдается Куфальт. — Бог с вами. Но оплата наличными за каждые десять тысяч.

— По рукам! — восклицает Бер. — Подтвердите мне это письменно. Я со своей стороны сделаю то же самое.

— По рукам! — говорит и Куфальт. Их руки наконец-то встречаются. — Итак, завтра утром…

И вдруг Куфальт вновь впадает в официально-деловой тон:

— Сердечно благодарю вас за заказ также и от имени нашей фирмы! — И опять трясет руку Бера. — За наше дальнейшее успешное деловое сотрудничество.

Куфальт с солидным видом спускается по лестнице, в то время как Бер скрепя сердце приступает к разговору с Яухом, в ходе которого надо как-то изловчиться и увильнуть от выполнения только что данного слова.

Получасовой обеденный перерыв только что кончился. Палящий летний полдень. В бюро душно и жарко, нечем дышать, матовые стекла окон мешают порадоваться хотя бы виду голубого неба и яркого солнца. В комнате удушливая жара и ничего больше.

Пальцы вяло касаются клавиш, каретку переставляют медленно, как бы нехотя, и не сразу берутся за новую строку, а секунду-другую пережидают.

Горячие потные лбы, замкнутые, хмурые лица, — ни обычной болтовни, ни перешептываний, только раздражение и вялость.

Зато в соседней комнате девицы, работающие на множительной машине, чешут языки напропалую. Делать им нечего, у них не то третий, не то четвертый день нет работы, нечего размножать. Но жалованье свое они все равно получат, беспокоиться им не о чем. В самом деле, почему одним пирог сам лезет в рот, а кто голодом сидит, на того и не глядит.

Двадцать машинок трещат, это верно, но тем не менее все слышат, как в кабинете Яуха сперва рывком распахивается, а потом с грохотом захлопывается дверь: тррах!

Все трясется.

Куфальт со значением смотрит на Маака. Маак со значением смотрит на Куфальта. После чего Маак прикрывает веки в знак того, что взгляд понят.

Слышно, как в кабинете Яух мечется из угла в угол, как он распахивает окно. Енш вдруг начинает давиться от смеха, — он расслышал, как Яух сам себя обзывает. Но смех тут же обрывается, ибо в дверь бюро просовывается багровая от злости голова Яуха, который орет, как будто его режут: