Жозе Эса де Кейрош - Семейство Майя

Девочка полулежала, прислонившись к пышной подушке; она была спокойна, хотя вызванный болью испуг еще не прошел, и выглядела такой маленькой на просторном ложе; Она прижимала к себе большую нарядную куклу в локонах, с такими же, как у девочки, широко раскрытыми синими глазами.

Карлос взял ручку девочки и поцеловал, спрашивая, не заболела ли и ее кукла.

— Да, Крикри тоже было больно, — серьезно отвечала малышка, не сводя с Карлоса глаз. — А мне уже не больно…

И в самом деле, девочка была свежа, как цветок, язычок у нее был розовый, и к тому же у нее появился аппетит.

Карлос успокоил мисс Сару. О да, она сама видит, что мадемуазель здорова. Но ее тревога понятна: она осталась с девочкой одна и отвечает за нее… Если бы это была английская девочка, мисс Сара просто вывела бы ее на воздух… Но эти иностранки такие слабенькие, такие хрупкие… И пухлая нижняя губка англичанки выразила некое сострадательное презрение к представительницам всех прочих — и, увы, — худших рас.

— А что, разве у ее матери тоже слабое здоровье?

— О нет! У мадам здоровье отменное. Вот сеньор, он больше подвержен недомоганиям…

— А как нас зовут, моя дорогая? — спросил Карлос, присев у изголовья постели.

— Ее зовут Крикри, — отвечала малышка, снова знакомя его с куклой. — А себя я велю называть Розой, хотя папа говорит, что мое имя Розиклер.

— Розиклер? В самом деле? — Это имя из рыцарских легенд, связанное с турнирами и лесами, где живут добрые феи, заставило Карлоса улыбнуться.

Затем он, пользуясь правом врача, осведомился у мисс Сары, хорошо ли девочка переносит перемену климата. Ведь они постоянно живут в Париже, не так ли?

Да, зиму они проводят в Париже, они живут там возле парка Монсо. А летом перебираются в поместье в Турени, неподалеку от Тура, где остаются до начала охотничьего сезона; и один месяц непременно проводят в Дьеппе. Так, по крайней мере, было в последние три года, с тех пор как она служит у мадам.

Пока англичанка все это рассказывала Карлосу, Роза с куклой на руках не сводила с него пристального и словно зачарованного взгляда.

Он время от времени улыбался ей и гладил ее ручку. У ее матери глаза черные, у отца — тоже темные, как гагат, и небольшие; от кого же малышка унаследовала такие красивые, бездонно-синие, с поволокой, глаза?

Его врачебный визит был окончен. Он поднялся и сказал, что пропишет успокоительное. Пока англичанка готовила бумагу и перо, Карлос успел окинуть взглядом комнату. Эту спальню, похожую на спальни всех фешенебельных отелей, отличали неуловимые штрихи изысканности, свидетельствующие о вкусе ее обитательницы и ее привычке к роскоши: на комоде и столе красовались огромные букеты цветов; постельное белье явно было собственное — из тонкого бретонского полотна с кружевами и крупно вышитыми двухцветными монограммами. Кашемировая накидка на кресле прикрывала безвкусную, изрядно выцветшую репсовую обивку.

Оставляя рецепт, Карлос заметил на столе несколько книг в роскошных переплетах: английские романы и стихотворения английских поэтов; здесь же лежала странно несообразная со всем остальным брошюра — «Руководство для толкования снов». На туалете среди щеток из слоновой кости, хрустальных флаконов, черепаховых гребней выделялась своей экстравагантностью огромная пудреница из позолоченного серебра, с великолепным сапфиром, вделанным в крышку и оправленным крошечными бриллиантами, — эта кричащая драгоценность, более уместная в спальне кокотки, вносила какую-то фальшивую ноту своей грубой роскошью.

Прощаясь, Карлос подошел к постели и попросил позволения у Розиклер поцеловать ее: она протянула ему похожие на розовые лепестки губки; однако он не осмелился прикоснуться к ним здесь, на постели ее матери, и лишь слегка коснулся губами ее головки.

— Когда ты опять придешь? — спросила девочка, удерживая его за рукав сюртука.

— Мне не нужно больше приходить, моя дорогая. Ты уже здорова, и Крикри — тоже.

— Но я хочу, чтобы подали мой lunch… [60] Завтрак (англ.). Скажи Саре, что мне уже можно… И Крикри — тоже.

— Да, вы обе можете уже чем-нибудь полакомиться…

И Карлос дал гувернантке необходимые рекомендации, а затем, пожав малышке ручку, сказал:

— А теперь прощай, моя прелестная Розиклер, позволь мне один раз так тебя назвать…

И чтобы не обидеть нелюбезностью куклу, Карлос пожал ручку и Крикри.

Этим он, по-видимому, совсем очаровал Розу. Да и англичанка, стоя рядом, улыбалась, отчего на щеках ее играли две ямочки.

Не следует, напомнил ей Карлос, держать малышку в постели и мучить ее излишними предосторожностями…

— Oh, no, sir! [61] О нет, сэр! (англ.).

А если вдруг снова появятся боли, даже легкие, пусть пошлет за ним…

— Oh, yes, sir! [62] О да, сэр! (англ.).

Карлос оставил свою карточку с адресом.

— Oh, thank you, sir! [63] О, благодарю вас, сэр! (англ.).

Когда Карлос вернулся в комнату, где он оставил Дамазо, тот, бросив журнал, вскочил с дивана, словно выпущенный из клетки дикий зверь.

— Я думал, ты уже решил остаться там на всю жизнь! Что ты там делал так долго? Черт побери, я чуть не умер с тоски!

Надевая перчатки, Карлос молча улыбался.

— Ну как? Опасности нет?

— Никакой. У нее изумительные глаза! И необыкновенное имя.

— Ах, Розиклер, — пробормотал Дамазо, резким движением хватая шляпу. — Очень смешное имя, не правда ли?

Горничная-француженка вышла проводить их и на прощанье вновь бросила на Карлоса кокетливо-пылкий взгляд. Дамазо настоятельно просил ее передать господам, что он привозил врача и что вечером он заедет еще раз — узнать, понравился ли им Келуш, — si ils avaient aime [64] Пришелся ли им по вкусу (фр.). Келуш.

Проходя мимо портье, он доложил ему, что девочка здорова и все в порядке.

Портье с улыбкой поклонился.

— Отвезти тебя домой? — спросил Дамазо, берясь за дверцу экипажа; в голосе его все еще слышалась досада,

Карлос предпочел пройтись пешком.

— Проводи меня немного, Дамазо, тебе ведь все равно сейчас нечего делать.

Дамазо заколебался было при виде хмурого неба и готовых пролиться дождем облаков. Но Карлос взял его под руку и, ласково подшучивая над ним, увлек за собой,

— А теперь, сердцеед, роковой мужчина, поведай мне о своем романе. Ты проговорился. Я тебя не отпущу. Ты в моей власти. Выкладывай все о своем романе. Мне известно, что все твои романы восхитительны. Я жажду романа!

Мало-помалу улыбка вновь озарила лицо Дамазо, и его толстые щеки запылали от гордости.

— Вся моя жизнь — роман! — проговорил он, лопаясь от тщеславия.

— Вы были в Синтре?..

— Да, но там было не слишком весело… Мой роман — он еще впереди!

Дамазо высвободил руку, сделал знак кучеру следовать за ними и, пока они шли по Атерро, услаждал Карлоса подробностями своего романа.