Жозе Эса де Кейрош - Семейство Майя

— У тебя не болит голова, Эга? — спросил Крафт.

— Нет, — ответил тот, застегивая на все пуговицы пальто. — Я вчера не был пьян. Я просто очень ослабел.

Садясь в коляску, он, однако, с глубокомысленным видом заметил:

— Вот что значит пить хорошее вино. Не чувствуешь никакого похмелья.

Крафт попросил в случае каких-либо новостей послать ему телеграмму; он захлопнул дверцу коляски, и Карлос с Эгой уехали.

В течение дня телеграммы не последовало; и, когда Крафт приехал на «Виллу Бальзак», где у дверей стояла коляска Карлоса, уже смеркалось; две свечи горели в унылой зеленой гостиной; Карлос, растянувшись на софе, дремал с книгой на животе; Эга ходил взад и вперед, бледный, в черной паре, с розой в петлице. Так они провели весь этот тоскливый день, ожидая появления посланцев Коэна.

— Ну, что я тебе говорил? Он ничего не предпринял и не предпримет.

Но Эга, томимый мрачными предчувствиями, весь извелся, боясь, что Коэн убьет жену. Ироническая улыбка Крафта выводила его из себя. Кто знает Коэна лучше, чем он? Под личиной буржуа скрывается чудовище! Он сам видел, как тот пришиб кошку, сорвав на ней свою злость…

— Я предчувствую беду, — в страхе бормотал Эга.

И как раз в эту минуту зазвенел дверной колокольчик. Эга поспешно затолкал друзей в спальню. Крафт пытался убедить его, что в этот час от Коэна никто уже не придет. Но Эга твердил, что хочет остаться в гостиной один; и он остался там, еще более побледневший, худой, застегнутый на все пуговицы; и не сводил глаз с дверей.

— Экая темень! — воскликнул Карлос, очутившись в зашторенной спальне.

Крафт зажег на туалете огарок свечи. Тусклый свет позволил разглядеть царивший в спальне беспорядок: на полу валялась ночная сорочка, в углу стоял таз с грязной водой, а посредине величественным шатром красовалось необъятное ложе под красным шелковым балдахином.

Некоторое время они молчали. Крафт дотошно, с тщательностью исследователя, осматривал туалет, где лежали дамские шпильки, подвязка со сломанной застежкой, букетик увядших фиалок. Затем он перешел к осмотру комода: на его мраморной доске стояло блюдо с куриными костями, а рядом пол-листа бумаги, исписанной карандашом и в помарках, — не иначе как литературные упражнения Эги. Все это казалось Крафту крайне любопытным.

Из гостиной между тем слышался какой-то тихий и явно не предназначенный для чужих ушей разговор. Карлос, прислушавшись, различил вроде бы женский голос… Тогда, сгорая от нетерпения, он прошел из спальни в кухню. Служанка сидела за столом, подперев голову руками и глядя на огонь свечи; паж, развалившись на стуле, дымил папиросой.

— Кто это приехал? — спросил Карлос.

— Служанка сеньора Коэна, — ответил мальчишка, пряча папиросу за спину.

Карлос вернулся в спальню и доложил:

— Это ее наперсница. Все идет к благополучному концу.

— А как еще это могло кончиться? — сказал Крафт. — Коэн — владелец банка, у него кредиты, векселя, свой респектабельный круг, деловые связи, — скандал может погубить его. Все это заставляет его смириться. А кроме того, он уже получил удовлетворение, посулив Эге пинка…

Тут в гостиной послышалось какое-то движение, и Эга резко распахнул дверь спальни.

— Все кончено! — воскликнул он. — Он избил ее тростью, и завтра они уезжают в Англию!

Карлос взглянул на Крафта, тот многозначительно покачал головой, словно убедясь, что все его предсказания сбылись, и полностью одобряя поступок Коэна.

— Избил тростью, — свистящим шепотом повторил Эга, сверкая глазами. — После чего они помирились… И отныне станут примерной супружеской парой! Палка очищает от всего… Экая каналья!

Он был в бешенстве и в эту минуту ненавидел Ракел: он не мог простить, что его божество позволило поколотить себя палкой! Он вспомнил индийскую трость Коэна, ее ручку в виде головы борзой. И эта трость била по телу, которое он с такой страстью сжимал в своих объятьях! И оставляла красные рубцы там, где еще не исчезли розовые следы от его поцелуев! И они «помирились»! Он предпочел бы, чтобы она была убита, чем избита палкой. Но нет! Она перенесла побои, после чего легла в супружескую постель, где муж, вероятно, раскаявшийся в столь жестоком обращении, нашептывал ей ласковые слова и хлопотал возле нее в одних подштанниках, прикладывая ей к ссадинам арнику. И все кончилось примочками из арники!

— Пожалуйте сюда, сеньора Аделия, — позвал служанку Эга, — пожалуйте сюда! Здесь мои друзья! Секреты побоку, стыдливость — побоку! Это — мои друзья! Мы трое — как одно существо! Перед вами великая тайна Святой Троицы. Присаживайтесь, сеньора Аделия, присаживайтесь… Без церемоний… И поведайте нам обо всем… Сеньора Аделия, мои милые, видела все, она видела эту экзекуцию собственными глазами!

Сеньора Аделия, низенькая и толстенькая девица с красивыми глазами, в украшенной красными цветами шляпке, перешла из гостиной в спальню и сразу поправила Эгу. Нет, она не видела… Сеньор Эга не понял… Она лишь «слышала».

— Вот как все было, сеньоры… Я, как положено, до самого конца бала все время была на ногах и уж еле на них держалась. Почти совсем рассвело, и тут сеньор, все еще одетый мавром, заперся с сеньорой в спальне. Мы с Домингосом ждали на кухне, что господа потребуют шампанского. И вдруг слышим какие-то крики!.. Я просто остолбенела от страха, подумала, что не иначе как грабители в доме. Мы с Домингосом побежали на крики, однако дверь в спальню была заперта, и сеньор с сеньорой были там. Я даже заглянула в замочную скважину, но ничего не увидела… Только слышала, как он ее по лицу — раз, раз, а потом она упала, и удары палкой, да, вот удары палкой я отлично слышала и крики. Я говорю Домингосу: «Ну, дело худо, так он ее и убить может». Но вдруг все стихло. Мы пошли обратно на кухню; скоро туда заявился сеньор Коэн, весь растрепанный, в одной сорочке, и велел нам идти спать; мол, им больше ничего не понадобится, а завтра, мол, поговорим… Они больше не выходили из спальни, но утром вроде бы уже все промеж них было тихо-мирно… Я, правда, даже глаз на сеньору не поднимала. Сеньор Коэн, как только встал, пришел на кухню, рассчитал меня и велел убираться вон; он, грубиян, даже угрожал мне полицией!.. А от Домингоса я сегодня узнала — я его встретила, когда он с борзой ходил за дорожным сундуком, — что сеньор Коэн с сеньорой уезжают в Англию. Вот как все обернулось… Я от всего этого целый день животом маюсь.

И сеньора Аделия со вздохом замолкла, опустив они долу. Эга, скрестив руки, горестно взирал на друзей. Что они на это скажут? Избить палкой! Разве такой негодяй не заслуживает, чтобы ему влепить пулю прямо в сердце? Но и она тоже хороша, позволить себя избить, не убежать, не позвать на помощь, а после всего еще лечь с ним в постель! Оба они стоят друг друга!