Габриэле д'Аннунцио - Леда без лебедя

— Вот этот юноша обуздал сегодня бешеного коня. Он столь же силен, сколь и красив, он достоин, о Аполлодор, чтобы ты увековечил его в чистой бронзе.

И эллин в восхищении смотрел на азиата, что собирался воздать бессмертные почести простому юноше, укротившему коня. И вспомнил он священный город Олимпию на берегах реки Алтей, осененной платанами, и торжественные Игры, и статую, им изваянную, в честь знаменитого атлета, именем Псавмид, коего великий Пиндар превознес в своем крылатом гимне. И предстал ему во всем великолепии смеющихся богов полуостров, изрезанный, как лист шелковицы, рассекающий море надвое.

И продолжал сиятельный:

— Отдаю тебе, о Аполлодор, этого смертного юношу, с тем чтобы сделал ты его бессмертным.

И, как в комнате трещал огонь, расплавляющий металлы, отвел он ваятеля в сторону и сказал ему:

— Сумеешь ли ты вживе сделать с него слепок, бронзу растопив, как топишь воск?

Засим сказал он коноводу:

— Ты больше не раб. Твоя красота вступает в вечность, о Талмон. На бронзе твоей освящу я путы укрощенного коня.

И приставил к нему стражу для охраны.

Уходя, думал он о таинственном счастье, коим наполняют статуи сердце человеческое, так что может всякий наслаждаться ими, не испытывая плотского желания. А как стал он взбираться на башню, дабы поглядеть вниз на землю и на море, не показались ли вдали караваны Сивы и корабли Фарсиса, кои должны были скрасить жизнь его новыми радостями, нагнал его черный мальчик и сказал:

— Ангелы спустились к нам во двор и на крыльях своих вознесли нищего на небо, а один из них остался. Он там, рядом с мертвыми женщинами, и лицо у него пылает.

Не поверил господин таким чудесам, но все же направил стопы к дому своему. И был вечер, и звезды рассыпались мириадами по своду небесному, и цветы ночные распустились в садах, точно чары ассирийские, и столь сокровенна была тишь вокруг, что слышно было, как ходит рыба в водоемах.

И сказал мальчик, объятый страхом:

— Видишь ангела, мой господин?

И впрямь узрел господин небесное создание, ибо и впрямь расслабила сердце одного из посланцев Божиих красота Адонии и Эласы, что лежали тут нагие и бездыханные, и лучились опаловым блеском тела их.

А колонны на галерее, ангельским светом осиянные, стали прозрачны, точно хрусталь, а багряница сделалась белоснежною. И ослабли путы, ибо промеж них не было уже Лазаря, коего ангелы вознесли на лоно Авраама.

И сказал богач небесному созданию:

— О посланец Божий, будь благословенна для тебя крыша моего дома! Все, что имею, отдаю тебе, коли пожелаешь жить со мною в домах моих.

И ангел рек ему в ответ:

— Пребуду с тобой, дабы насладиться тем, что имеешь ты.

И пали с плеч серповидные крылья его, будто обрубленные невидимым мечом, пали, будто листва в лесу, бесшумно. И затрепетали на земле близ женщин, нагих и бездыханных, всеми перьями своими, и вспыхнули последним светом, и остались лежать потухшие.

Сказал тогда сиятельный:

— Попируем же, посланец Божий, взвеселимся теперь, когда освободился ты от крыл своих. Идут ко мне караваны Сивы и корабли Фарсиса с женщинами, конями, одеждами, винами и смолами ароматными, со всем, что радует и красит жизнь человека.

И устроил он той ночью великий пир с музыкой и плясками. И открыл он небесному созданью путь ко всем земным утехам. И с той ночи повсюду в счастливой жизни его сопровождал тот ангел бескрылый. А был он прекрасен — не чета Талмону, — подобен царственной деве, лишь на плечах его два шрама багровели и жгли, отчего все неистовей стремился он к неописуемому земному блаженству.

И оставил богач того ангела наследником, ибо умер он, не вполне насытившись отмеренными ему днями.

И в аде, будучи в муках, он поднял глаза свои, увидел вдали Авраама и Лазаря на лоне его.

И, возопив, сказал:

— Отче Аврааме, умилосердись надо мною и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой, ибо я мучаюсь в пламени сем.

Но Авраам сказал:

— Чадо, вспомни, что ты получил уже доброе твое в жизни твоей, а Лазарь — злое, ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь. И сверх всего того между нами и вами утверждена великая пропасть, так что хотящие перейти отсюда к вам не могут, также и оттуда к нам не переходят.

Тогда сказал он:

— Так прошу тебя, отче, пошли его в дом отца моего, ибо у меня пять братьев, пусть он засвидетельствует им, чтобы и они не пришли в это место мучения.

Авраам сказал ему:

— У них есть Моисей и пророки, пусть слушают их.

Он же сказал:

— Нет, отче Аврааме, но, если кто из мертвых придет к ним, покаются.

Тогда Авраам сказал ему:

— Если Моисея и пророков не слушают, то, даже бы кто и воскрес из мертвых, не поверят.

Но он сказал:

— Если я пойду к ним, поверят. А к тебе приведу и того ангела, что унаследовал богатства мои. Молю тебя, отче, пошли меня к ним.

И возжелал он вновь воскреснуть и обрести, хоть на короткий срок, благословенные богатства свои. Но Авраам не ответил ему, а Лазарь возлежал нем и бездвижен на лоне у Авраама, одетого светом.

И сказал он:

— О Лазарь, помнишь ли, как положил я для тебя изысканное кушанье на дорогом блюде, а ты не посмел его коснуться, и псы под носом у тебя вмиг его проглотили. Горе тебе, что не отведал ты того вкуса!

Но Лазарь оставался нем и бездвижен на лоне у Авраама.

Тогда сказал он:

— О Лазарь, помнишь ли, как поднес я тебе душистого вина в драгоценном кубке, а ты обронил кубок и разлил вино? Горе тебе, что не познал ты силы того напитка!

А Лазарь оставался нем и бездвижен на лоне у Авраама.

И сказал он:

— О Лазарь, помнишь ли, как подарил я тебе платье тончайшей сирийской ткани, узорчатой работы, а ты разорвал его, наступив ногою? Горе тебе, что не испытал ты нежного прикосновения легкой ткани той!

Но Лазарь оставался нем и бездвижен на лоне у Авраама.

И сказал он Лазарю:

— О Лазарь, помнишь ли, как возложил я тебя с двумя женщинами, избранными из трехсот, на прекрасный ковер? Как возложил тебя с Адонией и Эласою, точно жухлый лист меж двух виноградных гроздьев, а ты умер, и ангелы вознесли тебя. Вспомни, о Лазарь, как стройны были члены их — даже один из посланцев Божиих ими соблазнился! И умерли они. Горе, горе тебе, что не насладился ты ими!

И вздрогнул Лазарь на лоне Авраамовом.

И сказал он:

— О Лазарь, воспою я в вечности блага, коими ты не насладился. И языки пламени адова станут моими гуслями.

Тогда пламя, его объявшее, и вправду зазвучало, как огненные гусли; и запел он, перечисляя и прославляя блага жизни.

И пел он так:

— Вот видели очи мои все это, слышали уши мои все это, вкушал язык мой все это, чуяли ноздри мои все это, осязали персты мои все это, и плоть моя всем этим насладилась!