Александр Минчин - Факультет патологии

– Ничего, Вась-Вась, он сильно играет. Саш, ты согласен?

Я согласился.

Откуда я умею играть в карты? Я научился в эту игру в шесть лет. Но к тому времени не играл в «дурака» года три, наверное. И я думал, что Юстинов завлекает меня, чтобы потом разделаться и выиграть все сразу, и на новые игры завести меня, и ожидал, что сейчас он напряжется и выложится.

Мы начали играть десять партий – матч. Он бился неимоверно, я стал играть собранней, и предыдущие пятнадцать партий как-то поднапомнили мне навыки, ходы, приемы. За все десять партий Юстинову удалось сделать две ничьи, и то я расслабился в конце, и не преувеличу, если скажу, что он был счастлив. Он тут же гордо выложил деньги на скамейку, получилось двадцать четыре рубля.

Это были деньги для меня, и немалые.

– Ну, ты играешь, Саш, давно таких не встречал, – признался он в редчайший раз. А что ему еще оставалось делать. Счет – штука вечная, и неменяемая.

– Андрей, – пошутил я, – а как насчет, чтобы карты тасовать.

Он хмыкнул, тасовать пришлось ему, все время, все двадцать семь раз.

Но он не удержался тут же, чтобы не подбросить:

– Ладно, я не профессионал, а ты вот сразись c Васильвайкиным, он лучший «дурачкист» курса. И тогда посмотрим.

– Только не сегодня, – говорю я и встаю. Л почему звонков не было слышно? – думаю я.

Договорились – матч на завтра, Юстинов – судья.

Я стал спускаться.

– Саш, а деньги ты кому оставил, Васильвайкину, что ли?

– Нет, Андрюш, тебе, они мне не нужны.

– Ну, ты кончай эти дела, играли честно, я бы с тебя взял – это точно, – так что давай бери, не вы…ся.

– Первый раз ты не знал, как я играю, теперь знаешь и решишь, будешь ли играть снова.

– Ну ладно, Саш, ты давай не придумывай, повезло тебе в первый раз, я тебя еще не раз надену.

– Согласен. Тогда и рассчитаемся.

Он взял деньги и двинулся ко мне. Я соскочил еще на несколько ступенек, он остановился:

– Ты, как маленький, не будь пацаном. Ты что думаешь, я никогда в карты не играл, тысячи, мой милый, просаживал, когда на первом курсе учился, и в покер и в секу, жил на этом.

Меня не интересовало, на чём он жил, к тому же на Ленкины деньги, и я говорю:

– Давай так сделаем: считай, что я эти деньги взял, а ты купи Ирке колгот на все, у нее вечно они рвутся, и она жалуется, что не хватает.

Я спустился вниз и пошел из института. Звонка так и не было.

На следующий день на теплой лестнице собралось много народу: был решающий матч между лучшим «дурачкистом» курса Васильвайкиным и мною, молодым претендентом.

С Васильвайкиным было посложнее, он, правда, оказался неслабый игрок, а играли мы в здании института, тридцать партий в трех играх, и каждая была по десять рублей игра. Ставки были небольшие, но здесь престиж и звание были важнее, вы понимаете.

Ирка болела за меня страшно. После каждой выигранной партии она бросалась мне на шею и обнимала.

– Ир, не мешайся, – говорил ей судивший

Юстинов.

Она бросалась снова.

– Ир, правда, а чего ты так переживаешь? – спросил я.

– А Андрюшенька мне вчера купил четыре пары колготок и сказал, что это ты выиграл, от тебя. Так я думаю, может, мне и в этот раз перепадет что-то…

Мы рассыпались от смеха.

Первая игра закончилась со счетом 7:3 в мою пользу. Вторую, мне казалось, Васильвайкин лопнет, но он сделал ничью 5:5. Третья окончилась 9:1 – моя польза. Меня разозлила эта ничья, да еще Ирка лезла со своими объятиями и восклицаниями, повисая.

Итак, победив его, я был объявлен лучшим «дурачкистом» курса, а следовательно, и факультета, так как я не думаю, что подобные турниры проводились еще на каком-то курсе.

Юстинов пожаловал этот титул мне, сняв его с Васильвайкина, и тут же предложил сыграть, так как вчера он был не в форме, а я теперь в новом звании и титулован.

Я опрометчиво согласился.

И мы играли до вечера. Выиграть ему в этот день так и не удалось. В последующие тридцать – тоже. Но он ловил меня в любой части института, где бы я ни находился, и мы там же садились играть. Он все никак не мог пережить, что не может отыграться.

Меня уже тошнило, а он все заводил «а-а, боишься». В результате, чем это кончилось, я не имею в виду навсегда, а однажды.

Зинаида Витальевна появилась внизу и крикнула нам, слыша наши голоса:

– Мальчики, а чем вы там занимаетесь?

– В карты играем, – ответил я.

– Как в карты?! В какие?

– В игральные, – объяснил я.

– Да вы что?! В институте!

– Он шутит, Зинаида Витальевна, – сказал Юстинов, – вы что, Сашку не знаете.

И она ушла, ей всегда было лень подниматься, – и вроде долг выполнила.

Почему мы не на лекциях, она даже не спросила.

– Саш, ты что, сдурел, ты чего сказал? – завопил Юстинов.

– А что?

– Кто ж в карты в институте играет, да еще когда идут занятия!

И тут до меня дошло, это стало настолько повседневное и привычное занятие – он задолбал, – что я даже не сообразил, что говорю я.

– Все из-за тебя, достал ты меня с этими картами, я согласен: ты играешь в «дурака» лучше меня, и давай окончим это.

Но он не отцеплялся от меня еще полгода. Плюс как минимум половина учащихся тоже хотела со мной сыграть, сразиться. Я чуть не стал давать сеансы одновременной игры в «дурака», как в шахматы. Но вовремя остановился.

Через три дня начались соревнования по волейболу. Мои питомцы старались как могли, падая и разбиваясь. Я орал на них, как ненормальный, бегал по всем шести номерам и играл за каждого. Они уже не могли слышать моего голоса, но играли отважно. Мы вышли в полуфинал. А потом вышли в финал, но играть – за третье место. Пенис целовал меня в обе щеки, ему и этого было достаточно. Но не мне.

Последнюю игру мы играли вообще впятером, с разрешения судьи, так как один из моих подопечных напился и не появился. Это была, наверно, лучшая игра в моей жизни, мы выиграли у английского факультета и заняли третье место. Среди пятнадцати факультетов института. О моем успехе писали в поздравлении, вывешенном около расписания (которое я знал теперь где находится – у деканата) на доске объявлений:

«Под руководством Ал-дра Ланина команда филологического фак-та, первый раз выставленная за всю историю его существования, впервые заняла…» и т. д.

Это было приятно, я не зря старался. Своим питомцам я дал месяц отдыха, хотя и отмечал их на занятиях, а меня взяли играть за сборную института.

Когда на моем курсе узнали о моих полномочиях с зачетом, а теперь Пенис был полностью у меня в руках (собственно, он был всю жизнь у меня, каждый день… но это не тот был), то от Боба до Юстинова все повалили в зал ко мне, где я иногда сидел, один, для приличия, и захотели быть волейболистами ради зачета в январе (и все они получили зачет). Когда же я представил ведомость Борису Наумовичу, то он спросил: откуда их столько взялось, ведь на последней игре у тебя даже не было шестого.