Владислав Реймонт - Комедиантка

Через несколько лет Янку стали побаиваться ее подруги; даже классные дамы часто уступали ее вспыльчивому, как у отца, характеру, не выносившему никаких удил. Она не плакала, не жаловалась, но от несправедливости готова была защищаться кулаками, ничуть не заботясь о последствиях.

Янка числилась самой способной ученицей. Ее откровенно недолюбливали, но вынуждены были признать за ней первенство, которое девушка завоевала, почувствовав превосходство над толпой однокашниц; они относились к ней, дочери чиновника, с высокомерием, смеялись над ее рваными туфлями, платьями и старались держаться от нее подальше. В ответ на насмешки Янка с яростью преследовала этих господских дочек.

Дикая натура развивалась в одиночестве. У Янки была только одна подруга, и та на правах собачонки, встававшей на задние лапки при первом оклике.

Янка никого не любила, и даже мать в ее нелюдимом сердце занимала очень мало места.

— Твой отец такой… Твой отец это сделал! Твой отец подлец! Твой отец… — беспрестанно стонала мать, захлебываясь потоками слез, а то даже впадая в истерику.

Эти припадки вызывали у девочки отвращение и воспитали в ней презрение ко всякой слабости. Зато фигура отца выросла в воображении Янки до огромных размеров. Он представлялся ей злобным, подлым, но в то же время большим и сильным человеком.

После смерти матери, узнав отца ближе, она возненавидела его за тот страх, который прежде перед ним испытывала. На каникулы Янка приезжала в Буковец: тут были густые леса, скалистые горы, стремительные потоки, девственная природа. Все это гипнотизировало и усмиряло буйный нрав Янки. Город она не любила — он напоминал одноклассниц, гимназию и пережитые унижения. Здесь девушка чувствовала себя свободной, несмотря на бесконечные ссоры с отцом: Орловский во время каникул становился невыносимым, а Янка ни в чем не хотела ему уступать. Он сознательно раздражал дочь, вызывая у нее приступы гнева, и безмерно радовался, когда, разъяренная, она становилась похожей на молодую пантеру, готовую в любую минуту броситься на него.

Преклоняясь перед силой, он с горестным наслаждением отмечал, что Янка обладает недюжинным темпераментом, и тогда старика особенно угнетало сожаление: девчонка!

Он открыто говорил дочери, что презирает ее за то, что она женщина и ничего, кроме вязального крючка да книжки, держать в руках не умеет; он показывал дочери свое ружье, но тут же с грустью откладывал его в сторону — ведь только сын мог бы оценить такие вещи.

Словно удары хлыста, эти упреки ложились на душу Янки жгучими рубцами.

Тогда она срывалась с места, как огретый плетью молодой жеребенок, хватала ружье и целыми днями бродила по болотам и лесным чащобам в поисках дичи. Янка так хорошо научилась стрелять, что приносила домой целые связки диких уток и бекасов и с триумфом бросала их под ноги отцу.

Орловский сходил с ума от ярости, чувствуя себя униженным и бессильным против ее силы; он не знал, чем сломить ее, как покорить. Еще обиднее было сознавать, что столько непоколебимого упорства именно в ней, в девчонке!

Случалось, что он испытывал гордость за дочь и горячо защищал девушку перед знакомыми, когда в округе возмущались Янкиными похождениями. Она встречалась людям в лесу, ночью, в дождь, в непогоду, всегда одна, словно кабанчик, отбившийся от стада. Она не стеснялась лазить по деревьям за гнездами или скакать наперегонки с деревенскими мальчишками на неоседланной лошади.

Убегая из дома на целые дни, Янка мечтала о возвращении в пансион, в пансионе же вспоминала Буковец и желанное одиночество.

Так росла девушка до восемнадцати лет. Окончив гимназию, Янка приехала к отцу навсегда.

Внешне она казалась довольной и спокойной, зато в голове роем кружились мысли. Она отдалась мечтам, начались неясные поиски какой-нибудь цели, идеи собственной жизни.

С приятельницей, Хелей Вальдер, красавицей, увлеченной идеалами женской независимости, Янка рассталась. Хеля уехала в Париж на естественный факультет; Янка же не чувствовала ни малейшей тяги к наукам. Ее темперамент требовал более мощных искусов, чего-нибудь такого, что бы захватило ее всю и навсегда.

Янка осталась совершенно одна и невольно стала присматриваться к людям. Местное общество было слишком далеко от ее идеалов и вызывало смертельную скуку. Янке тесно было в родных местах, среди деревенских знакомых с их убогими развлечениями.

Тихая, однообразная жизнь, когда строго по часам вставали, завтракали, обедали и ужинали, с преферансом в четверг у Орловского, в субботу — у помощника, в воскресенье — у смотрителя, — такая жизнь убивала своей размеренностью, душила.

Мужчин Янка избегала — они раздражали ее неприкрытой наглостью, женщины докучали бесконечными сплетнями и жалобами. Все стали ее чураться. О Янке ходили самые нелепые слухи, как о человеке со странностями.

А она тем временем тщетно боролась с собой, пыталась разобраться в своих желаниях, которых не умела даже определить, старалась понять, ради чего живет… Она занимала себя чтением, но этого было мало. Хотелось найти что-то такое, что бы захватило и увлекло. Девушка чувствовала, что со временем это придет, а пока мучилась бесплодными ожиданиями.

Посватался к ней Зеленкевич, владелец деревеньки, отягощенной долгами. Янку рассмешило это предложение, и она откровенно заявила деревенскому «аристократу», что не собирается своим приданым покрывать его долги.

Девушке пошел двадцать первый год, и бесконечное ожидание стало тяготить ее.

Заурядный случай решил Янкину судьбу. В ближнем местечке устроили любительский театр. Выбрали три одноактные пьески, распределили роли, и… дело остановилось: ни одна из дам не захотела играть Павлову в «Мартовском женихе» Близинского. [3] Близинский Юзеф (1827–1893) — представитель группы галицийских писателей-реалистов, автор многочисленных драм.

Основатель театра, он же режиссер, решил поставить непременно эту пьесу, желая досадить кому-то из соседей, но ни Павлову, ни Евлалию ни одна из дам играть не соглашалась.

Тут вспомнили про Орловскую, все знали, что с пересудами она не считалась. Янка приняла роль Павловой довольно равнодушно, зато Кренская решила тряхнуть стариной и устроила так, что Орловский сам поехал в театр и предложил ее на роль Евлалии…

Репетиции длились почти три месяца, так как несколько раз менялся состав участников. Как обычно бывает в провинциальных театрах, ни одна актриса не хотела играть злых, сварливых старух или служанок, все хотели играть героинь.

Хотя к Кренской Янка относилась сдержанно, не откровенничала и никогда не обращалась к ней с просьбами, репетиции их заметно сблизили. Кренская стала давать Янке уроки сценической игры и была неутомимой наставницей. Именно под ее влиянием Янка заинтересовалась ролью и спектаклем.