Халлдор Лакснесс - Атомная база

Атомный скальд уехал в «кадиллаке», в шикарном автомобиле, каких мне еще никогда не доводилось видеть. На улице остались Бог Бриллиантин с плачущими близнецами и я.

— Я провожу тебя, — сказал он.

— Может, лучше я помогу вам управиться с близнецами? — предложила я.

— Они сами успокоятся.

— Простите, пожалуйста, — спросила я, — но разве это не ваши дети?

— Моей жены.

— Все равно нехорошо, когда дети плачут.

Была ночь. Моросил мелкий холодный дождь. По улице бродили пьяные. Я пыталась как могла утешить крошек. Наконец они заснули. Я хотела проститься с Богом, но оказалось, что нам с ним по пути.

Некоторое время мы шли молча. Потом, не удержавшись, я спросила:

— Те деньги были настоящие или фальшивые?

— Настоящих денег не бывает, — ответил Бог. — Все деньги фальшивые. Мы, боги, плюем на деньги.

— Но Атомный скальд, видно, богатый человек, если он разъезжает в таком автомобиле.

— Всякий, кто умеет красть, богат. Бедняки — это те, кто красть не умеет. Нужно уметь красть.

— Хотелось бы мне знать: у кого этот маленький поэт украл такой большой автомобиль?

— Конечно, у нашего шефа. Разве ты никогда не слышала об «ФФФ», не слышала про Двести тысяч кусачек? Он живет в Нью-Йорке и выпускает фальшивые акции общества «Снорри-Эдда». [17] Название дано в честь крупнейшего памятника исландской литературы «Младшей Эдды», прозаического трактата по мифологии, поэтике и метрике, написанного известным исландским ученым Снорри Стурлусоном (1178–1241). Он напечатал несколько статей о потустороннем мире и построил церковь на Севере.

— Извините, я не умею так быстро все схватывать, ведь я из деревни.

— А тут нет ничего трудного. «ФФФ» — это «Федерация фосфоресцирующих форелей» в Нью-Йорке. А мы в Исландии называем это «Фабрикой фальшивых фактур». Например, пуговица в Америке стоит пол-эйрира, [18] Мелкая исландская монета, 0,01 кроны. но у тебя в Нью-Йорке есть акционерное общество «ФФФ», которое продает ее в Исландии за две кроны и пишет на фактуре: одна пуговица — две кроны. Ты зарабатываешь четыреста процентов. Через месяц ты миллионер. Это ты можешь понять?

Вдруг кто-то окликнул нас — за нами бежал человек с непокрытой головой. Это был органист.

— Извините, — сказал он, запыхавшись от бега. — Я забыл об одной мелочи: не может ли кто-нибудь из вас одолжить мне крону?

Бог ничего не нашел в своих карманах. Но у меня была крона, и я отдала ее органисту. Он поблагодарил, попросил извинения и сказал, что вернет мне ее в следующий раз.

— Видите ли, утром мне нужно купить на завтрак пятьдесят грамм карамелек, — объяснил он. Потом пожелал нам спокойной ночи и ушел.

Некоторое время мы молча шли за детской коляской; было уже за полночь. Я пыталась разобраться во впечатлениях этого вечера. Мой спутник спросил:

— Не кажется ли тебе, что я не похож на других мужчин?

Он действительно был очень красив и мог, вероятно, своим пронизывающим взглядом и влажной зловещей улыбкой очаровать любую девушку. Но я почему-то оставалась равнодушной к его достоинствам и почти не слушала, о чем он говорит.

— К счастью, нет двух людей, похожих друг на друга, — сказала я.

— Но разве ты не чувствуешь, что от меня исходит ток? — удивился он.

— А разве недостаточно, что вы сами это чувствуете?

— Я знаю, что не похож на других. Это у меня с детства: мне уже тогда казалось, что во мне божественная душа. Я смотрел на мир как бы с высоты многих тысяч метров. Даже когда меня били, у меня было ощущение, что это происходит не со мной. Я думал, что могу взять Рейкьявик под мышку и унести.

— Должно быть, очень странно так думать, — сказала я. — Мне трудно это понять, у меня никогда не возникали подобные мысли.

— А для меня это совершенно естественно. Все, что говорят другие, меня не касается. Я выше всех, выше всего. Я не могу не улыбаться, глядя на людей.

— Вот как!

— Я чувствую, что бог и я — это одно и то же. Я чувствую, что я и Иисус, и Магомет, и Бу… как его, Будда — это одно и то же.

— А почему вы вдруг так решили?

— У меня это врожденное. Сначала я думал, что у всех так, что все люди — сумасшедшие. Я стал расспрашивать других мальчиков. Но они меня не понимали. И вот наступил день, когда я догадался, что это происходит только со мной и с Беньямином. Нас только двое таких.

— Каких таких?

— Представь себе, у тебя — душа. Вечная, божественная душа. Ты чувствуешь, что ты и бог — одно целое. И вот ты идешь и крадешь, может быть, убиваешь человека. Но это неважно. Ты — душа. Ты — часть бога. Тебя бьют, но тебе это все равно, в особенности если бьют сильно. Даже если бьют насмерть, даже если полицейский оглушит тебя ударом по голове и потом наденет на тебя наручники. Все равно ты блажен, потому что тела у тебя нет. На следующее утро ты предстанешь перед судом, но душа твоя покоится в боге. Тебя посадят за решетку, но ты даже не поймешь этого, ты ничего не понимаешь, кроме Иисуса, Магомета и как там зовут еще того, третьего. Ты только слышишь голос, который тебе все время шепчет: ты — это я, я — это ты! Я блажен, даже если меня и не били. И небо и земля открыты предо мной, ничто не может принести мне вреда, я все понимаю, всем владею и все могу.

— Мне кажется, — сказала я, — если вы действительно такой, как рассказываете, то должны явить знамение. — Но он не понял слова «знамение», и я объяснила: — Совершить чудо.

Он ответил:

— Ни один человек в мире, кроме меня, не умеет играть на вяленой треске. Если бы я хотел, я отправился бы в Голливуд и стал там миллионером.

Я промолчала. Бог Бриллиантин взял меня под руку, привлек к себе и заглянул в лицо.

— Ты ничуть не удивлена? Ты совсем не влюблена в меня? Послушай, войдем в эти ворота, я что-то расскажу тебе.

Не знаю, почему я была такой дурой, что пошла с ним за дом, и, конечно, не успела оглянуться, как он прижал меня к стене, начал целовать и даже попытался раздеть, и это рядом с детской коляской. Я не стала сразу бить его, но, оттолкнув от себя, сказала:

— Не выйдет, дружочек, будь ты хоть самим триединым богом и вдобавок с башкой, намазанной бриллиантином! — Потом я стукнула его как следует и наподдала ногой.

— Черт возьми, до чего же ты злая!.. Неужели ты не понимаешь, что я могу тебя убить?

— Охотно верю. Я поняла, что ты убийца, сразу, как только тебя увидела.

— Посмотри-ка сюда! — сказал он и вынул что-то из кармана.

Я не разглядела в темноте, что это такое было, но кажется, он достал револьвер.

В доме над нами открылось окно, и мужчина поинтересовался, какого дьявола мы здесь делаем; он заявил, что этот участок принадлежит ему и, если мы не уберемся отсюда, он позовет полицию. Бог Бриллиантин положил револьвер в карман (если только это действительно был револьвер) и снова повез колясочку по улице.