Кальман Миксат - ИСТОРИЯ НОСТИ-МЛАДШЕГО И МАРИИ TOOT

— Да ведь так оно и бывает в этаком возрасте, о господи! Кто украл ее румянец, тот, сами увидите, и вернет его. Такого вора в тюрьму сажать нет надобности.

Огромное состояние ничуть не изменило основных черт Коперецкого. Интересная получилась mixtum compositum [85] Смесь, мешанина (лат.) ; он был одновременно скаредным и щедрым, даже расточительным. Если разложить его характер на элементы, найдется в нем кое-что от галантного кавалера из Верхней Венгрии — любил он пыль в глаза пустить, коли, не очень дорого обходилось; и от олигарха — приятно ему было силу проявить, над людьми покомандовать своего каприза ради, если не сопряжено это с большой опасностью; наконец, примешивалась ко всему некая корыстолюбивая купеческая жилка, побуждавшая его извлекать хоть малую коммерческую выгоду из каждого отдельно взятого обстоятельства.

В теории данные свойства, возможно, исключают друг друга, ибо как может быть щедрым корыстолюбец? Вода и пламя. А вот на практике они уживаются.

Явится к нему клянчить делегация от хора, либо от добровольных пожарных, либо еще кто-нибудь, он и начнет рассуждать: они сейчас полагают пожертвование от меня получить форинтов этак во сто (столь низкая оценка его персоны вызывала у него некоторую досаду), а между тем, применительно к моему состоянию и имени, следовало бы дать им триста форинтов (тут на его физиономии появлялось выражение заносчивости), но я не безумец столько денег выбрасывать (продолжал он развивать свою мысль, и лицо его веселело, смягчалось), — швырну-ка я им, наглым ворам, грабителям, две сотни, и точка! И выдавал при выплате (которую обычно осуществлял верный Бубеник) полтораста форинтов — пусть и за это спасибо скажут.

А вот еще более характерный пример: после рождества явился к Коперецкому господин редактор Клементи, искавший мецената для своего труда «Монография о комитате Бонто и его губернаторах вплоть до наших дней», который возникал, словно призрак, при каждом новом главе комитата, но, судя по всему так и не увидел типографской краски, а может, и вовсе еще не был написан. Со своей просьбой он обратился прежде всего, то есть исключительно к барону Коперецкому, подчеркнув, что честь комитата и слава его зависят от появления на свет вышеупомянутого произведения. Губернатор и сам признал это, невесело спросив:

— А издержки какие будут?

— Пятьсот форинтов, ваше высокопревосходительство.

— Много, очень много. Он проворчал что-то о плохом урожае и уйме расходов.

— Если принять во внимание, что произведение доходит до наших дней, ваше высокопревосходительство, до самых наших дней, то есть…

— Понимаю, дорогой Клементи. Вы хотите сказать, что и мне там найдется место. Прекрасно, прекрасно, но, может быть, лучше, если ваш труд выйдет при моем преемнике.

— Почему же лучше, осмелюсь спросить?

— Тогда в нем будет отражена вся моя деятельность, как вы выражаетесь.

— О, господи! — вздохнул редактор Клементи, который, применяясь к изменчивым политическим условиям, уже писал однажды свою фамилию, как «Клемент» [86] …который, применяясь к изменчивым политическим условиям, уже писал однажды свою фамилию, как «Клемент»… — Намек на национальную рознь между словаками и венграми, особенно острой в комитатах со смешанным населением. «Клемент» — словацкое написание фамилии, «Клементи» — венгерское. (по всей вероятности, она-то и была настоящая). — О, господи, нет никаких перспектив, что ваше высокопревосходительство провалят на следующих выборах.

— Вы злой льстец, господин Клементи.

— Поверьте, господин барон, в своем губернаторском кресле вы переживете меня, а в этом случае…

— В этом случае сей труд выйдет после вашей смерти.

— Это невозможно, ваше высокопревосходительство!

— Но почему?

— В стране нет человека, который мог бы разобрать мой почерк. Наборщики десятки раз на день бегают ко мне, чтобы я расшифровал им отдельные слова. Стало быть, труд сей должен выйти в свет при моей жизни, иначе он будет потерян для человечества, а этого ваше высокопревосходительство желать не может.

— Нет, ни в коем случае не желаю, — возразил губернатор, — но пятьсот форинтов — это много, слишком много… Яду-маю, надо приказать комитатским писцам все чисто и разборчиво переписать под вашим присмотром.

Господин Клементи был прижат к стене, он понял, что придется уступить, и заговорил так:

— Позвольте, ваше высокопревосходительство… я сделал в уме небольшой перерасчет и вижу, если все посильнее поджать, мы, пожалуй, обойдемся четырьмя сотнями.

— Деньги вы, конечно, ожидаете от меня? Ну-с, я вам охотно дам, милый друг, но в данный момент у меня их нет в наличности, совершенно нет.

Господин Клементи лукаво прищурился и, вскинув безволосую бровь, вытащил из кармана вексельный бланк.

— Я так и думал, — сказал он, любезно улыбаясь, что делало его рябое лицо еще более отталкивающим.

— Проклятый Овидий! — рассмеялся барон, считавший всех, кто держит в руках перо, коллегами Овидия, ибо это был единственный писака, о котором Коперецкий кое-что слышал. — Вы-то всегда на ноги упадете. Ну что ж, поймали! Сдаюсь.

С этими словами он взял перо и без лишних слов подписал вексель. Но замечание Клементи «я так и думал» немного разозлило его. — Как? Предполагать, что у него нет пяти сотен форинтов? Ну, держись, Овидий, это тебе даром не пройдет!

— Вот вам векселей, amice, но хотелось бы знать, что вы с ним станете делать? Я подписал, потому что люблю и вас, и литературу, и культуру, однако теперь-то и начнутся трудности. На территории комитата вексель учесть нельзя ни в банке, ни у частного лица. Уж не думаете ли вы, что в комитате, где я губернатор, будут ходить мои векселя на четыреста форинтов? Будь он на сорок тысяч, ради бога, я бы стерпел, это достойно главы комитата, авторитет ему создает, но четыреста форинтов! Тогда я пропал! Ну, скажите-ка, что вы будете делать с векселем?

— Реализую в каком-нибудь банке соседнего комитата.

— Тоже нельзя. На нем только моя подпись. Банки требуют нескольких подписей, но я не могу смешиваться со всяким сбросом, это вы должны признать. Меня это унизит. Я бы тотчас разорвал не вексель, а вас, amice, если бы вы втянули меня в дурную компанию. Сможете достать подпись Эстерхази или Надашди [87] Мой милый (нем.) [90] Эстерхази, Надашди — два старинных венгерских рода, владевших огромными богатствами. , пожалуйста, я не возражаю, но иначе дело не пойдет. Ну-с, так как же? Я выпущу вексель из рук только с этим условием.

Он поистине наслаждался замешательством Клементи, радуясь, что теперь взял над ним верх, но Клементи недолго колебался с ответом: