Дэвид Лоуренс - Радуга в небе

Поэтому, узнав, что отец получил новое место и семья их переезжает, она готова была пуститься в пляс, распевая во все горло благодарственные песнопения. Старая, сковывающая ее оболочка Коссетея скоро будет сброшена, и, танцуя и кружась в воздухе, она устремится в голубой простор. Ноги сами выплясывали, хотелось петь.

Она мечтала о том месте, где поселится, где станет жить среди благородных, культурных, тонко чувствующих людей. Она станет общаться и дружить с лучшими из лучших, и сама станет лучше, тоньше. Она мечтала о новой подруге, гордой, богатой, но простой, никогда не знавшейся ни с мистером Харби, ни с такими людьми, как он, подруге, никогда не ведавшей ни скрытого презрения к людям, ни страха перед ними — тех чувств, которые обуревали Мэгги.

И она предалась всему, что так любила в Коссетее, предалась с тем большей страстью, что знала о скором своем расставании со всем этим. Она бродила по любимым своим местам. Рыская там, она наткнулась на россыпь подснежников. Был вечер, и зимний сумрак спускался на поля, окутывая их тайной. В лесной лощине она увидела свежесрубленный дуб. Под желудями и острыми золотистыми щепками, раскиданными вокруг, бледными капельками цвели подснежники. Бесстрашные серо-зеленые ростки со стрельчатыми листочками и еще клонящимися долу мелкими цветами прошивали землю.

Урсула с нежностью и азартом собрала букетик. Золотистые щепки были желтыми, как солнечные лучи, а цветы подснежников в сумерках казались первыми звездочками, появившимися на небосклоне. Она села на поваленный ствол и посидела так в забытьи.

Потом она пошла домой и, выйдя из фиолетового древесного сумрака, очутилась на просеке, где сияли драгоценными камнями длинные лужи в колеях, все вокруг погружалось во тьму, а над головой сверкала драгоценность небес. Каким удивительным казалось ей все это! Даже трудно было вынести подобную красоту. Хотелось бежать, петь, оглашать криками эту чуткую девственную тишь, но никаким бегом, никакими пением и криками невозможно было выразить то важное, что глубоко таилось у нее внутри, и она оставалась спокойной и почти печальной в своем одиночестве.

На Пасху она опять несколько дней прогостила у Мэгги. Но чувствовала она себя при этом стесненно, принужденно. Она увидела Энтони, и какие бы воспоминания ни пробуждал его вид, какой мольбой ни светились бы его глаза, он показался ей очень красивым. Она взглянула на него, взглянула еще и еще, как бы желая вернуть в мир действительный его облик. Но собственное ее «я» уже было далеко. Она уже стала другой.

И занимали ее больше весна и распускающиеся почки. Возле стены там росло большое персиковое дерево. Оно стояло, уже готовое распуститься, усеянное мириадами серо-зеленых набухших почек. Она так и замерла перед ним, потрясенная открытием: там, за зеленоватым туманным облаком, выстроилось, как для парада, войско, готовое хлынуть всей своей обильной массой, пролив на землю солнечное сияние.

Так проходили недели, восхитительные, чреватые ожиданием. Персиковое дерево у задней стены дома расцвело и стояло, украшенное белым, как пенная волна. Потом один за другим появились колокольчики, синие, как тонкий слой воды в низких местах под деревьями и кустарниками, синева эта становилась все гуще, гуще, превращаясь мало-помалу в лазурный потоп, бледная зелень листьев загоралась в солнечных лучах, и пташки порхали над этим огненным потопом, приветствуя его горячим щебетом. А потом потоп стал убывать, иссякать, и наступило лето.

На этот раз отдыха на взморье не планировалось. Вместо отдыха был отъезд из Коссетея. Жить предстояло теперь возле Уилли-Грин, места основной работы Брэнгуэна. Это была тихая сонная деревенька вблизи шахтерских поселений, так что старинные, причудливой архитектуры домики среди солнечной зелени садов служили как бы дачной зоной для разраставшегося во все стороны шахтерского городка Бельдовера, излюбленной целью прогулок, совершаемых шахтерами по воскресеньям в ожидании часа, когда открываются пабы.

В Уилли-Грин находилась школа, где Брэнгуэн занят был два дня в неделю и где проводились эксперименты в области образования.

Урсуле хотелось жить в Уилли-Грин, в дальней ее части, по дороге к Саутвеллу и Шервудскому лесу. Там было так красиво и романтично. Но жизнь требовала своего, а Уилл Брэнгуэн должен был идти в ногу со временем.

С помощью жениных денег он купил достаточных размеров дом в новом краснокирпичном районе Бельдовера. Это был особняк, выстроенный вдовой покойного управляющего шахтой, стоявший в тихом новеньком переулке возле большой церкви.

Такая покупка Урсулу огорчила. Вместо того чтобы как-то выделяться, они поселялись на краснокирпичной окраине закопченного городишки.

Но миссис Брэнгуэн была на седьмом небе: комнаты были восхитительно просторными — чудесная столовая, гостиная, кухня, а вдобавок еще очень милый кабинет на нижнем этаже. Очень удобное и продуманное расположение комнат. Вдова собиралась жить на широкую ногу. Уроженка Бельдовера, она хотела царить надо всеми здешними обитателями. Ее ванная была белоснежно-белой и серебристой, лестница — дубового дерева, а величественный и тоже дубовый камин украшали массивная резьба и колонны.

«Прочность, обилие и солидность» — таков был девиз этого дома. Но Урсулу угнетало величавое и надутое благополучие, которое дышало из каждой щели этого дома. Она взяла с отца обещание стесать массивную дубовую резьбу камина, сделать его проще и строже. Ее отец, сам такой длинный, тонкий, что у него может быть общего с этой самодовольной «прочностью и солидностью»?

Значительная часть меблировки была также куплена у вдовы. Мебель была обычная, в хорошем вкусе — большой уилтонский ковер, большой круглый стол, диван-честерфилд, обитый цветастым ситцем с узором из птичек и роз. Комнаты были солнечные, уютные, с большими окнами и красивым видом на узкую лощину.

И в конце концов, как выразился один их знакомый, они станут вращаться в кругу местной бельдоверской элиты. И станут в ней островком культуры. А так как в эту элиту никого важнее докторов, управляющих шахтами и аптекарей не входило, они со своими прекрасными мадоннами делла Роббиа, барельефами Донателло и репродукциями Боттичелли станут сиять на местном горизонте. Да уж, увидев «Весну», Афродиту или «Рождество» в столовой или гостиной, Бельдовер просто онемеет от изумления.

И разве не лучше быть принцессой в Бельдовере, чем никем и ничем в захолустной деревне?

Последовала суета приготовлений к переезду всей семьей, вдесятером. Дом в Бельдовере был приведен в порядок, коссетейское жилище разобрано и разрушено. С окончанием занятий в школе должен был состояться переезд.