Дин Лин - Солнце над рекой Сангань

— А документы? Куда девались документы?

Им казалось, что если помещик сбежал с документами, все пропало!

— Все в сборе? — спросил, выходя во двор, Чэн Жэнь.

— Нет, одни боятся, а другие помещику родственники.

— А при чем тут родство? Разве родственники аренды не платят? — спросил Чжан Бу-гао. Отсталость и упрямство крестьян всегда злили его.

— Ну, что же делать? Сколько собралось, столько и пойдет, — решил Чэн Жэнь. — Идите все к помещику Ли Цзы-цзюню. Отберите документы на землю, которую вы арендуете. А если жена его станет сопротивляться, рассчитайтесь с ней, как найдете нужным. Говорите, что вас послал Крестьянский союз! — На последних словах Чэн Жэнь сделал особое ударение.

— Не уходите с пустыми руками. Добейтесь, чтобы она указала, где Ли Цзы-цзюнь. Понятно? — добавил Чжан Бу-гао.

— Правильно! Так и сделаем! Идем, дядя Го!

— Угу…

— Отец, ведь ты не один, чего тебе бояться? Ведь это приказ Крестьянского союза! — уговаривал отца Го Фу-гуй.

— Угу… А в доме-то только его жена… женщина…

— А эта женщина не пила твою кровь? — крикнули голоса из толпы.

Двор был полон народу. Все становились на цыпочки, вытягивали шею, чтобы заглянуть в комнату. Но когда арендаторы направились к воротам, любопытные расступились, давая им дорогу.

— Будет жена помещика упираться, — не трусьте! — крикнул им вдогонку Чжан Бу-гао. И тут же шепнул Чэн Жэню: — А документы он точно увез! Нужно послать за ним погоню в уезд.

— Нельзя тебе отставать от других, отец. Есть приказ идти за документами. Возьмешь документы — и земля будет наша, — подталкивал старика Го Фу-гуй.

Так гурьбой они подошли к дому Ли Цзы-цзюня. Провожавшие их любопытные отошли в сторону, а арендаторы стали совещаться. Кто-то крикнул:

— Боитесь? Медлите? Ведь там только женщина, чего же вы трусите?

Арендаторы робко вошли в ворота. Го Фу-гуй протолкнул и отца.

Игравшие под сторожевой башенкой дети — их было трое — замерли, увидев толпу крестьян. Старшая девочка, Лань-ин, первая поняла, в чем дело, и кинулась в дом с пронзительным криком:

— Пришли! Мама! Они пришли!

Бешено залаяли собаки под навесом. Не зная, с чего начать, арендаторы, переглядываясь, остановились на обширном пустом дворе. Занавеска приподнялась — и на крыльце появилась жена Ли Цзы-цзюня, в кофте и штанах из голубой фабричной ткани. Черные пряди неприбранных волос падали на нежное белое лицо; под глазами у нее были красные круги, словно она слишком сильно нарумянилась. В руках она держала красную лакированную шкатулку.

— Невестка! — окликнул ее кто-то из арендаторов.

Женщина быстро сбежала с крыльца, бросилась на землю рядом с фикусом в фарфоровом бочонке и, обливаясь слезами, залепетала:

— Пощадите нас, отцы и деды, пожалейте нас, женщин. Вот все имущество отца моих детей… Ах, молю вас, отцы и деды, примите шкатулку! Здесь документы на сто тридцать шесть с половиной му земли и на дом. Ведь почти все в деревне нам родные или друзья. Всем точно известно, сколько у нас имущества. Отец моих детей негодяй, и мы, женщины, не ждем от него помощи. Я все отдаю вам, отцы и деды! Сколько лет мы жили с вами в дружбе, но мы, конечно, помещики-феодалы. У нас следует отнять землю! Что тут скажешь! Умоляю вас, отцы и деды, уважьте меня, ведь я только слабая женщина. Пожалейте моих детей! — Она билась головой о землю, протягивая шкатулку арендаторам. Слезы струились по ее лицу. Лань-ин стала на колени рядом с матерью, а младшие заревели в один голос.

Арендаторы молча смотрели на ползавшую по земле женщину. Они привыкли считать ее своей госпожой, существом высшего порядка, яшмовым листом на золотой ветви, которому не подобает терпеть лишения. Крестьяне вдруг вспомнили, как она была с ними ласкова, какие милости и услуги им оказывала. Они даже стали сочувствовать ей, жалеть ее. Разыгранная ею сцена заставила их забыть, зачем они пришли, и никто не отважился подойти к ней за шкатулкой. Го Бо-жэнь, вздыхая, отошел в самый дальний угол двора.

— Невестка, — снова обратился к ней один из арендаторов, по-видимому, ее родственник, который, быть может, пришел сюда совсем не за документами. — Встань и расскажи нам все.

Притворяясь, что у нее нет сил подняться, она села на землю, подталкивая дочь:

— Что ж ты не отнесешь шкатулку нашим дедам? Ведь все наши несчастья только из-за твоего отца, — снова разрыдалась помещица.

Дочь встала и протянула шкатулку, но крестьяне попятились.

Кто-то юркнул в ворота, за ним другой, третий — и вмиг все арендаторы разбежались. Один только Го Бо-жэнь остался стоять в оцепенении, не зная, что сказать.

— Посиди с нами немного, дядя, — обратилась к нему помещица, вставая с земли. — Мы знаем друг друга давно. Прости, если я тебя чем-нибудь обидела. Окажи нам милость. Мы, женщины, отблагодарим тебя за ласку. Корить надо лишь их отца. Вот бросил нас, сбежал… Тяжелая моя доля. Отнеси эти документы Крестьянскому союзу. Умоляю тебя, утешь нас, женщин, верни нам жизнь.

— Не плачь, — ответил ей Го Бо-жэнь, — все мы ваши старые работники. Как-нибудь договоримся. Ведь нас прислал сюда Крестьянский союз. А документы оставь себе. Иди, отдохни, я тоже пойду домой.

Чэн Жэнь и другие товарищи долго ждали арендаторов, но они не вернулись в кооператив, а разошлись, кто в поле, кто по домам. Наконец послали узнать, чем кончилось дело. У ворот во дворе было тихо, точно ничего не случилось. Дети сидели возле решет и лакомились фруктами.

Посланный, крайне удивленный такой мирной картиной, побежал разыскивать арендаторов по домам. Но ему спокойно объяснили:

— Будь сам помещик дома, можно было бы свести счеты. А когда тебя встречает женщина с детьми, да все плачут… нам не с руки воевать с бабами. Все-таки каждый день ее видим, а документы… пускай Крестьянский союз сам отбирает.

Сдержанность, с которой Чжан Юй-минь принял известие о том, что арендаторы разбежались, ничего не добившись, испугала Чэн Жэня: «Давно уже мы с ним живем, как родные братья, душа в душу, — подумал он, — почему же сейчас он так далек от меня, точно между нами пропасть?» Он не понимал Чжан Юй-миня, но боялся допытываться причины перемены в их отношениях. Сторонился его не один только Чжан Юй-минь. Каждый раз, когда поднимался вопрос о том, как вести борьбу с помещиками, он чувствовал на себе холодные испытующие взгляды.

«Нужно бороться с помещиками? — думал он. — Но разве я мешаю? Я же не против борьбы! Ведь я председатель Крестьянского союза!» Несколько раз он заходил к Чжан Юй-миню, чтобы объясниться, но слова застревали у него в горле.

Он давно уже не видел Хэйни и даже не мечтал встретиться с нею. Но в последнее время ему особенно часто вспоминались ее глаза, то ласковые, любящие, то пылающие гневом. Он чувствовал себя виноватым перед девушкой, но гнал от себя все мысли о ней.