Пэрл Бак - Сыновья

Ван Тигр с великой радостью возвращался в свои земли, и земли эти казались ему самыми лучшими изо всех, какие он видел, и люди — самыми крепкими и самыми лучшими, и дом его был для него родным домом, все солдаты приветствовали его и пускали ракеты в честь его возвращения, и повсюду видны были радостные улыбки, а когда он спрыгнул с рыжего коня, человек двадцать солдат, праздно бродивших по дворам, бросились принять брошенные им поводья, и Ван Тигр был этим доволен.

Весна близилась к концу, и наступало раннее лето. Ван Тигр снова принялся собирать своих солдат и обучать их каждый день. Он снова разослал своих лазутчиков и отправил своих людей узнать, что делается в его новых землях, и послал верных людей собирать повсюду дань и с ними охрану в полном вооружении, чтобы казна была доставлена в целости, потому что уже не под силу было бы одному человеку донести ее, как бывало, на своих плечах.

Но вечерами, когда кончался день и Ван Тигр сидел один на своем дворе, теплыми, весенними вечерами, в такое время, когда сердце у человека становится непокорным и тоскует о любви, об иной любви, кроме той, которую оно испытало, Ван Тигр тосковал о своем сыне. Он беспрестанно приказывал принести к себе ребенка, хотя не умел играть с детьми, даже с собственным сыном. Он приказывал няньке сесть так, чтобы он мог видеть ребенка, и подолгу сидел, следя за каждым его движением, за каждой мимолетной переменой в его лице. Когда мальчик начал ходить, Ван Тигр едва мог сдержать свою радость, и по вечерам, когда он оставался один и во дворах некому было его видеть, он брался за пояс, которым нянька обвязала талию ребенка, и водил его кругом, а ребенок, спотыкаясь и сопя, ходил обвязанный этой петлей.

Если бы кто-нибудь спросил Вана Тигра, о чем он думает, глядя на сына, он пришел бы в немалое замешательство, так как и сам этого не знал. Он чувствовал только, что в нем зреют честолюбивые замыслы о могуществе и славе, а подчас от полноты сердца он начинал размышлять о том, что теперь каждый человек может добиться положения и власти, если он достаточно силен и люди его боятся, потому что теперь нет ни императора, ни династии, и каждый может участвовать в борьбе и направлять ход событий, если захочет. И чувствуя, что все это у него есть, Ван Тигр шептал себе в бороду:

— А я как раз такой человек!

И вот что произошло оттого, что Ван Тигр любил сына: его ученая жена, узнав, что он велит приводить к себе сына каждый день, одела свою дочь в яркое, новое платье и как-то днем привела ее к отцу, нарядную и розовую; она надела девочке на руки серебряные браслеты и перевязала ее черные волосы розовыми шнурками, стараясь этим привлечь к ребенку внимание отца. Когда Ван Тигр смутился и отвел глаза в сторону, не зная, что ему говорить, мать сказала своим приятным голосом:

— Эта твоя дочурка тоже хочет, чтобы ты ее заметил, она ничуть не слабее и не хуже, чем твой сын.

Вана Тигра поймала врасплох смелость этой женщины, так как он совсем ее не знал, разве только в ночной темноте, когда приходила ее очередь, и из вежливости он пробормотал:

— Для девочки она достаточно хороша.

Но матери ребенка было этого мало, потому что он почти не смотрел на ее дочь, и она настаивала:

— Нет, муж мой, взгляни на нее, она не такая, как все дети. Она начала ходить на три месяца раньше мальчика и говорит так, как будто бы ей четыре года, а не два. Я пришла просить у тебя милости — чтобы ты отдал ее учиться и был к ней так же благосклонен, как и к сыну.

Ван Тигр отвечал в изумлении:

— Как же я научу девочку воевать?

Тогда мать сказала своим приятным и твердым голосом:

— Зачем воевать, — в школе она чему-нибудь да выучится, а теперь немало таких школ, муж мой.

Тут Ван Тигр услышал, что она называет его так, как не называла ни одна женщина, и она не звала его «господином», как назвала бы всякая другая; он растерянно и смущенно посмотрел на девочку, не зная, что ему сказать. Он увидел, что девочка и в самом деле очень мила, что она круглая и толстенькая, что у нее крошечный румяный ротик, подвижной и вечно улыбающийся, большие черные глаза и пухлые ручки с хорошенькими круглыми ноготками. Он заметил их потому, что мать выкрасила ногти в красное, как делают матери для своих любимцев. Ножки ребенка были обуты в шелковые розовые башмачки, и мать забрала их в одну руку, а другой придерживала ребенка, который подпрыгивал, стоя у нее на руке. Увидев, что Ван Тигр смотрит на девочку, мать кротко сказала:

— Я не стану бинтовать ей ноги, мы пошлем ее в школу и вырастим из нее такую женщину, каких сейчас еще мало.

— Но кто же возьмет замуж такую девушку? — вскричал Ван Тигр в изумлении.

А мать отвечала спокойно:

— Я думаю, такая девушка сама выберет себе мужа.

Ван Тигр задумался над этим и взглянул на женщину.

Он никогда не смотрел на нее прежде и считал, что если она годится для его цели, то довольно и этого, а теперь он увидел в первый раз, что у нее умное и доброе лицо, держится она спокойно и умеет поставить на своем, не боится его взгляда и сама смотрит на него, не хихикая и не поджимая губ, как смотрела бы вторая жена. И он подумал про себя в удивлении:

«Эта женщина умнее, чем я думал, и до сих пор я ее не видел, как следует», а вслух сказал вежливо, встав при этом: — Когда придет время, я не откажу тебе, если найду это разумным.

И удивительное дело: эта женщина, которая всегда была так спокойна и довольна своей жизнью, насколько известно было Вану Тигру, почему-то разволновалась, видя такую учтивость мужа. Слабая краска прилила к ее щекам, она взглянула на него серьезно и молча, и тоска засветилась в ее глазах. Ван Тигр, заметив в ней эту перемену, почувствовал, что прежнее отвращение к женщинам поднимается в его сердце, язык у него поворачивался с трудом, и, отвернувшись, он пробормотал, что у него есть дело, о котором он чуть не забыл, и быстро ушел, сильно потрясенный и чувствуя к ней неприязнь за то, что она так на него смотрела.

Но час этот принес свои плоды, и если иной раз мать присылала девочку с рабыней в такое время, когда Ван Тигр приказывал привести к себе сына, он не отсылал ее обратно. Сначала он боялся, что мать тоже будет приходить и заведет привычку разговаривать с ним, но она не приходила, и он позволял девочке побыть с братом немного и смотрел на нее искоса, так как пол ее смущал Вана Тигра, хотя она была только ребенком, едва умевшим ходить. Но она была привлекательная девочка, и он часто за ней наблюдал и про себя смеялся ее выходкам и забавному лепету. Сын его был большой, серьезный и редко смеялся, а эта девочка была маленькая, живая и очень веселая. Она постоянно оглядывалась на отца, и если за ней не смотрели, она обижала брата, отнимая у него игрушки — такая она была живая. Сам того не замечая, Ван Тигр начал обращать на нее внимание и узнавал ее среди других детей, если видел, что рабыня держит ее на руках, стоя в толпе у ворот и глазея на все, что делается на улице; иногда он даже останавливался погладить ее по руке и посмотреть, как она ему улыбнется, просияв глазами.