Александр Ванярх - Перестройка

Однажды Андрей видел его в деле и был потрясен жестокостью, с которой Николай расправлялся с жертвой. «Нет, нужно кончать с этим, иначе сам станешь зверем».

Вечером, когда зажглись в вагоне светильники, в купе вошли сразу три человека, две женщины и один мужчина.

— А я говорю: правильно делают, — горячилась одна, — с подонками так и надо обращаться, сволочи вонючие! Они же нас с вами обворовали, а теперь жируют.

— Да ладно тебе, Наталья, кто убивал? Может, такие же, как они. Их сам черт не поймет, небось, что-то не поделили. Какие там — профессионалы: петлю накинуть каждый сможет.

— Говорят, что следов не оставили, вот и профессионалы.

— Сейчас столько фильмов показывают бандитских, что не удивительно. Так им и надо, это Господь Бог их наказывает.

— Но чтобы сразу двенадцать трупов!

— А кто сказал, что двенадцать? Я не слышала, сказали: несколько.

— Женщина на вокзале рассказывала.

— А в Губкине, слышали?

— Да ладно, ну вас, заладили, сейчас столько этого кошмара, что больше не о чем поговорить.

«Значит, разнеслось уже, — подумал Андрей, — нет, безусловно, надо с этим кончать, иначе можно в тартарары сыграть».

Глава четырнадцатая

— Что это с ней было? — спросил Егор, когда Ольгу Никитичну привели в чувство и уложили на веранду.

— Сердечница, жизнь, как она сама говорит, у нее «поломатая».

— А у кого «не поломатая»? Сейчас, куда не кинь, везде клин, так на чем мы с вами остановились, Владимир Иванович.

— Нет, Егор, я считаю, что вы зря эту игру затеваете, одного подонка убьете — другой появится, тут не с этого надо начинать. Нужно, чтобы люди все поняли, что нужно что-то производить, а потом этим «чем-то» торговать, нужно воспитывать культуру. А это школы, институты, короче — это образование. Оттуда надо начинать.

— Хорошо, я понял. Но вот если вы говорите, что можно работать, не видя друг друга, то как давать задание, как докладывать о его выполнении?

— Ты опять за свое? Ладно, вот, допустим: у вас есть где-то тайник, куда вы кладете задание, об этом знают только двое, допустим, ты и я, все, больше — никто. Тайники меняются, их должно быть несколько. А если ты получил задание и понял его задачу, то твой представитель должен появиться возле какого-то кинотеатра с черным саквояжем или с газетой в руке, или... или... или... и вначале каждого, скажем, четного часа. Что у вас, фантазии нет?

На улице показалась машина скорой помощи.

— Скорая едет, пойду посмотрю, как там наша соседка.

А минут через пять женщину увезли.

— Вот жизнь! Осталась одна одинешенька.

— Что, детей нет?

— Да нет, есть один, по-моему, в очередной раз сидит. А такой интеллигентный из себя, никогда не подумаешь, что бандит.

— А вы их давно знаете?

— Да как давно? По даче и знаем.

— Слушайте, Владимир Иванович, а, случайно, такую фамилию, как Габрилович не слыхали?

— Кто ж ее не слыхал. Это наш местный московский подонок. Но это — шишка охраняемая так тщательно, что к нему не подступишься. Вот тут шариковая мина как раз бы сработала. У него дача тут в «Тенистом», чуть ниже, там такие хоромы. Этот не по вашим зубам, Егор.

— А я что? Он мне сто лет не нужен, я просто слышал о нем даже в Саратове. Интересно посмотреть бы. А насчет шариковых мин — это уже прошлое, Владимир Иванович. Вы насчет энергетического пучка слышали что-нибудь?

— Что-то слышал, но представляю плохо, а что это?

— Хотите, покажу?

— Что, прямо тут?

— А чего же, вот видите то дерево у дороги?

— У какой дороги, что у рощи?

— Ну да, смотрите на его верхушку.

— Ты что, хочешь сказать, что на расстоянии километра можешь достать?

— Вы смотрите, смотрите! — Егор вынул из кармана что-то, напоминающее маленький фонарик с мизерным, с копеечную монету, стеклышком-фарой.

— Ну, ты даешь, чтобы таким фонариком!

— Владимир Иванович, быстро смотрим!

Над верхушкой дерева брызнуло облако пара и крупная ветка бесшумно повалилась вниз.

— Фантастика! Чтобы на таком расстоянии и такая температура!

— Так что давайте свою конспирацию.

— Ну что ж, сколько у тебя есть времени?

— Как понять? Часов, минут, дней?

— Да нет, хотя бы дней.

— Ага, так вот до завтра, до утра. В одиннадцать часов у меня поезд на Воронеж.

— Ты что? Я на курсах «Выстрел» эту тему вел в течение года.

— Между прочим, у меня красный диплом. А потом, у нас кое-что на тактике преподавали, а потом, хотите эксперимент?

— Опять какие-нибудь штучки?

— Да нет, вот, запишите на чем-нибудь десятизначное число и скажите мне. Через тридцать секунд я повторю его вам в десяти вариантах.

— Ладно, уговорил, пойдем на веранду.

— Смотрите, а скорая-то назад едет!

— Действительно, чего ради? Может, это другая?

но машина подъехала к даче Кузнецовых и остановилась. Из боковой двери вышла Ольга Никитична и вошла во двор. «Санитарка» развернулась и уехала.

— Как это понимать? Как вы себя чувствуете?

— Все у меня нормально, давайте присядем вот на той скамейке, а я вам что-то расскажу.

Глава пятнадцатая

Как ехала домой, Оксана Ивановна почти не помнила. В автобусе, набитом битком, она стояла, зажатая в угол, и все думала, думала, думала: «Петру с Павлом пожалела на дома, иногда совсем невмоготу становилось. Не тронули — и вот пропал! Господи, говорила же Ивану, что золото только несчастье приносит людям, вот тебе подтверждение! Что теперь будет! А что, собственно, будет? Да пропади оно пропадом! Не было его у нас! А как же память? Даже в память о дедушке Егоре, об Иване надо было хранить его! Так кто же взял?»

— Выходите? — громко спросил бородатый мужчина стоявший рядом.

— Нет, мне до Донбасской!

«Донбасская? Чего же я стою, мне же выходить». — и Оксана начала протискиваться к выходу.

— Тише, прешься, прямо на ногу наступила, вот народ! — зашикала на нее высокая рыжая женщина. — Гляди, вся в шелках, а в автобусе давится, буржуйка, на тачку денег жалко. Ты не гляди на меня так, а то беньки повыдавливаю. Шкуры, разжирели на нашей крови!

С большим трудом Оксана вышла на своей остановке, солнце перевалило далеко за полдень. «Буржуйка», даже часов хороших нет, все не соберусь купить, то надо, то это, — подумала и мельком осмотрела свое платье, — ничего сверхестественного, просто хорошее длинное, темно-сиреневое, а фигурка еще ничего, я даже не помню, когда в зеркало смотрела, кроме как на прическу».

Вначале Оксану удручала появившаяся седина, она ее тщательно закрашивала, а потом, когда ушла на пенсию, плюнула на все, и голова ее, сначала лоскутами и полянками, а потом почти вся покрылась седыми волосами, но волосы были еще пышные и крепкие. Так, задумавшись, погруженная в свои или, вернее, свою проблему, она и шла по улице, носящей имя какого-то прибалтийского революционера Варейкиса.