Александр Ванярх - Перестройка

— Мама! — услышала она сзади, к ней почти подбежала Оксана. — Какая ты у нас красивая, прямо как черный лебедь, только вот с белой головой, со спины — прямо королева, — и девушка прижалась к матери всем своим рослым телом.

«Нет, не могла она это сделать», — пронеслось в голове Оксаны Ивановны, а вслух сказала:

— Что это вас сегодня мой вид раздражает?

— Почему раздражает? Наоборот, я всем всегда тебя в пример ставлю, мне даже в училище прозвище дали: «Глядите, «моя мама» идет», потому что я всегда говорю: «А моя мама сказала, а моя мама самая-самая, а моя мама...» — вот и прозвали.

«И я такое на нее подумала?»

И как-то само собой получилось, что Оксана спросила дочь о гараже.

— Вот была в гараже, и такое впечатление сложилось, что кто-то там побывал, все лежит не так и не там. Кто бы это мог быть? Ума не приложу. Я туда давно не ходила, может, оно так и было? — рассуждала Оксана уже в квартире, на кухне. — Ты кушать-то будешь?

«Вот идиот, — подумала дочь, — говорила же: ничего не трогай, так лазил, — все рассматривал». А вслух сказала:

— Да кто ж туда пойдет-то, небось, после Петра с Павлом никто туда не заглядывал.

«Нет, там встречаться опасно, — подумала, — нужно другое место искать, хорошо, хоть этот подонок от меня отцепился, а Валерка — мужик клевый, с ним не пропадешь, сам намекал на уединение».

— Оксана, как у тебя на любовном фронте? Петра с Павлом, как я понимаю, тебе надо сторониться, чтобы не посеять смуту в семье, а с другими я что-то не замечала. Девка-то ты видная, заметная.

— Какой там фронт, даже единичных увлечений нет. А с кем? С этими уличными подонками? Нет, уж лучше Петр или Павел.

— Ты опять: что значит — «или»?

— Только ты не волнуйся, мама, я, например, в ту дыру, даже при страстной любви, не поеду, так что — и не Петр, и не Павел, ты меня извини.

«Меня такие клевые чуваки клеют, а тут какие-то пастухи», — подумала дочь. Знала бы Оксана Ивановна, какая талантливая актриса сидит в ее приемной дочери! Вот тебе и гены!

Глава шестнадцатая

Иван улетел утром, прямым рейсом Красноярск-Токио. Настя из аэропорта поехала в училище. Последний день занятий! Впереди каникулы!

Раньше, всей семьей, ездили на Чулым, бродили по тайге. Какая красота там летом! Даже купались в неглубоких заводях. А теперь? Виктор, закончив школу, хотел со своими дружками «рвануть в дедовское гнездо», но Иван не разрешил. «Нечего там грязь разводить». — сказал. А прощаясь в аэропорту, старший брат вдруг ни с того ни с сего сказал: «Настя, а деньги, действительно, должны где-то быть, надо перерыть все вещи. Хранить в банке родители могли только валюту, а наши, «деревянные», точно где-то есть. Ты хорошенько поищи, пока я вернусь».

«Где искать-то, — думала Настя, уже сидя на занятиях, — конечно, же в гараже! — вдруг осенила ее мысль. — Как же я раньше об этом не подумала! Безусловно, туда ходил, и не однажды, Виктор. Иван машину брал очень редко, после смерти родителей, по-моему, ни разу».

— Матыцина! Ты где? — громко окликнула ее преподаватель анатомии, — Ты хоть и учишься на отлично, но это пока, а при таком отношении к учебе все может скатиться по крутой наклонной резко вниз.

— Простите, Наталья Ивановна, я задумалась.

— Рано еще вам так задумываться Настенька, годика полтора надо повременить: закончить училище, устроиться на работу, а потом можно и задумываться. При такой внешности и думать, много не придется.

Прозвенел звонок. Студенты пулей вылетели из аудиторий.

«Ура! Свобода! Остался последний курс, а впереди целая жизнь!»

Настя особенно не ликовала, но настроение было приподнятое. Вначале шла в сторону своего дома с подругами (благо училище располагалось недалеко), потом подруги по одной разошлись, и последние метров триста шла задумавшись, опустив голову.

— Извини, Настенька, — послышалось совсем рядом.

— Ты опять за свое? Сережа, ну я же тебе...

— Я совсем не по этому поводу, хотя это и не удобно, не по-мужски, но я хотел тебя предостеречь по поводу твоего брата Виктора.

— А ты его, откуда знаешь?

— Знаю и уже давно, мой брат, двоюродный, с ним водится, такой же подонок, как и ваш.

— Ну, знаешь, какой бы он ни был, но он мой брат, и тебе не пристало так говорить!

— Твой брат?! — разозлился Сергей, — Да он тебя в карты проиграл! Брат! Подонок!

— Меня, в карты? Ты думаешь, что говоришь!

— Думаю, думаю! Проиграл, еще на прошлой неделе, уже давно бы тебя укокошили, если бы...

— Что «если бы»?

— Двое из той банды сволочей тебя знают, а одному ты давно нравишься.

— Кому же, например?

— Гущина такого знаешь, Ваньку?

— Рыжего верзилу?

— Ну да, его самого.

— Так он же из тюрьмы не вылезает!

Подойдя к дому, где жила Настя, остановились.

— Я тебе сказал, а ты делай вывод. Этот Гущин сжалился над тобой и предложил замену. Тогда ваш Витька сказал, что сожжет дачу или дом, я тут точно не знаю.

— Какой дом? Какую дачу? У нас ни того, ни другого нет!

— Я откуда знаю, так мне передали, или, можно даже сказать, я случайно подслушал.

Настя, ничего не сказав, скрылась в своем подъезде.

«Какой ужас! Родной брат проиграл, не может такого быть! Я же его на руках когда-то, как куклу, держала, поила, кормила, играла, и чтобы меня! Не верю! До какого же состояния можно дойти!» — думала Настя, поднимаясь по лестнице.

На площадке, где располагалась дверь ее квартиры и еще трех, стоял мальчик лет десяти-двенадцати.

— Ты Настя? — спросил он грубо и строго.

— Я, а что?

— Вот! — мальчик передал сложенный вдвое лист бумаги. — Велено ответить немедленно.

Когда Настя взяла листок, мальчик поднялся этажом выше и там притаился.

«Чувиха, советую тут же прийти к летней эстраде, иначе... — крупными, почти печатными, буквами было написано на листке, а чуть ниже две буквы, — И.Г.». «Иван Гущин», — тут же расшифровала Настя.

— Никуда я не пойду, так и передай! — громко сказала Матыцина и стала открывать дверь в квартиру.

— Тогда вашему дому — хана, — сказал мальчик, проходя мимо нее, и спустился вниз по лестнице.

— Какому дому? — спросила Настя, но мальчик, хлопнув входной дверью, выскочил на улицу.

Настя зашла в квартиру, сняла туфли и надела тапочки, открыла холодильник и, не увидев там ничего съедобного, переодела платье, помыла в ванной руки и открыла дверь кухни. Села на маленький стульчик, взяла нож, пододвинула ближе ведро с картошкой и стала ее чистить.

«О каком доме они все говорят? — думала Настя и вдруг поняла. — Неужели дом дяди Виктора на Чулыме?!» Бросив картофелину, выскочила на улицу. Почти бегом побежала в сторону летней эстрады. На самой площадке и возле нее — никого. Настя постояла, огляделась по сторонам — никого. «Надо ехать на Чулым! Сейчас же, немедленно! Поезд идет через три часа. А если они на машине? Нужно позвонить. Но кому? А если на почту? Просто сказать, что может произойти трагедия, неужели не поймут? Скорее, скорее, — командовала себе Настя, — нужно успеть!» В этот момент что-то тяжелое ударило ее по голове. Светло-оранжевые круги поплыли у нее перед глазами, и девочка упала тут же, между скамеек.