Александр Ванярх - Перестройка

— Смотрите, кто же ее так?! — говорила пожилая женщина, поливая на голову Насти водой. Вторая стояла рядом и безучастно смотрела на окровавленную голову девушки.

— Шляются с кем попало, а потом вот это, — наконец грубо ляпнула.

— Помоги же! Что болтать, коли не знаешь! «Скорую» надо, похоже, глубоко ее стукнули.

Но в это время девушка очнулась. Удивленно переведя глаза с одной женщины на другую, она, резко вскочив, пробежала шагов десять, упала, потом, снова, поднявшись, побежала вниз к трамвайной остановке.

— Видала! «Скорую»! Курва она! Видать схлопотала за дело, раз сама удирает.

Глава семнадцатая

А на даче Владимира Ивановича происходил такой разговор:

— Да вот дела, расскажи кому — не поверят. А Егор, действительно, на отца похож, как две капли воды. Я Ивана и видел-то всего два раза, но когда догнавший меня лейтенант задал свой первый вопрос, я сразу его признал.

— Не совсем и сразу, но быстро — факт.

— Так говорите: погиб Ваня... Иван Егорович. Господи, какая трудная у него судьба была! А тут я еще помогла, хотя и наказана потом жизнью.

— Все мы чем-то наказаны: одни — за дело, другие — просто так, а третьи — так совсем ни за что, — сказал Владимир Иванович, — вот Ванька ваш за что по тюрьмам шатается?

— Из-за меня, да-да, из-за меня, я в этом виновата, все по заграницам шастали с муженьком, царство ему небесное, а сына бабка воспитывала. А вначале золотым ребенком рос. Бывало, встречают меня на вокзале, он еще ходил плохо, а Ваня его за обе ручки возьмет, а он смеется и, еле передвигая ножками, семенит ко мне.

— Как, Ваня? Это отец мой, что ли?

— Конечно же, Иван Егорович!

— Значит, Иван — мой брат? А где он сидит, не в Саратове ли? А его жену зовут Зина?!

— Вы что? Может, для одного дня хватит открытий? Откуда тебе-то, Егор, известно все это? — удивленно произнес Кузнецов. А Ольга Никитична даже подалась вперед и округленными глазами все смотрела на Егора.

— Знаю я его, встретились в вагоне, как родные братья, хотя фамилия у него Голубев. Так ведь, Ольга Никитична?

— Так, так, и как же вы встретились? Здоров ли он и почему в вагоне?

— Не волнуйтесь, с ним все в порядке, скоро вернется, а кто, все-таки, Габрилович? Уж вы-то, наверно, знаете?

— Не дай вам Бог с ним встречаться, из-за него и Ваню посадили. Ни за что.

— Как это — ни за что? Человек погиб.

— А вы знаете, как было?

— Немного знаю, а подробно нет.

— Ваня его пальцем не тронул. Когда тот сыночек выскочил из машины, Ваня лежал, потом поднялся, этот подонок со своего размаха хотел ударить Ивана, но Ванька увернулся, и сыночек Габриловича, не рассчитав удар, улетел через свою же машину, в передней ее части. Упал головой, перевернулся, и ноги его попали под грузовик – рефрижератор, тот даже не почувствовал, не остановился, и вот — финал: сильнейшая гемотома головы, смятые ноги, в результате, — смерть. Неужели подлецы следователи этого не знали? Знали, но отыгрались на Ваньке.

— Ладно, я все понял, значит, Габрилович? Ну, заяц, погоди!

Пробыв у Кузнецова на даче до утра, Егор рано уехал в Москву. Владимир Иванович долго анализировал все, что произошло за это время, вспоминал то, о чем они успели переговорить и с Егором и с Ольгой Никитичной.

А через два дня машина, в которой ехал Габрилович вместе с водителем и двумя охранниками, взлетела на воздух. Говорят, одни колеса по дороге еще долго катались.

«Вот это да! С такой техникой и один не пропадешь, — думал тогда Кузнецов, — не то, что в мое время! И все-таки зря ты, Егор, влез в это ярмо! Плетью обуха не перешибешь, этих сволочей сейчас развелось столько, что всех не перестреляешь».

А в это время Егор Исаев уже подъезжал к городу. Купейный вагон, в котором он болтался, был наполовину занят полицейскими.

— Почему там много этих? — кивнул Егор на дверь, спрашивая у своего соседа, единственного гражданского в вагоне.

— Так, местный глава администрации, губернатор, так сказать, едет в нашем вагоне.

— Понял, значит подлец!

— Почему подлец?

— По-моему, если людям зла не делать, то и бояться нечего будет. От кого тогда охранять? Значит, подлец, такой нафуфыренный, накрахмаленный, да?

— Не обращал внимания, не до этого было!

— А вообще, видели его?

— Конечно, много раз, по телевидению.

— Ну да, живьем — нет, а я хочу посмотреть, пойду — попробую.

— Да не лезьте вы туда, сейчас уже скоро город будет, вряд ли вы даже по проходу пройдете.

— Посмотрим! — Егор вышел.

Было утро. Прекрасное летнее утро!

— Господин лейтенант, зайдите в свое купе! — услышал Егор грубый окрик.

— Чего, чего, чего? — выставив левое ухо вперед, переспросил Егор, продолжая идти.

— Я сказал: зайдите в купе! — заорал охранник. Егор остановился.

— Слушай, дядя, смени тон, а то в окно вылетишь, я гражданин свободной страны, к тому же, офицер! Куда хочу — иду!

— Ах ты, сопляк! — шагнул к нему охранник.

— Стоять, подонок! Прострелю насквозь! — заорал уже Егор и, отпрянув к туалету, закрыл сзади себя дверь, вытащил пистолет. Из соседнего купе выскочили сразу двое и, увидев стоявших друг против друга с пистолетами в руках, остановились в нерешительности.

Егор левой рукой выхватил из кармана черную ребристую гранату и зубами выдернул чеку.

— На пол, гады! Скоты вонючие!

Охранники грохнулись на пол.

Глава восемнадцатая

Первым в квартиру, где жили две Оксаны, позвонил Андрей. Дверь открыла Оксана малая. В дверном проеме, освещенном тусклым светом, была видна ладная фигура в милицейской форме.

По тому, как завизжала малая Оксана, Оксана Ивановна поняла, что кто-то приехал. Она, вытирая передником руки, вышла из кухни. Андрей, с Оксаной на шее, рюкзаком и чемоданом, смешно передвигаясь, вошел в комнату.

— Да пусти же ты, с мамой дай поздороваться! Здравствуй, мамочка, здравствуй, родненькая! Дай я тебя обниму, расцелую. Ну чего же ты, так на нас всех слез не хватит!

А сестра уже открывала чемодан.

— Поставь чемодан на место! — сердито осадил ее брат.

— Я только посмотреть хотела, небось, подарки-то привез?

— Всему свое время!

Когда первая радость улеглась, Андрей-таки вытащил из рюкзака подарки. Первый — матери: длинный красивый сарафан.

— Ух, ты! — восхищалась малая Оксана, — Ты теперь у нас настоящей боярыней будешь.

— Зачем же теперь мне это? — сказала Оксана, но сарафан взяла и, приложив к фигуре спереди, посмотрела в зеркало, — и носят же где-то такое!

— Почему где-то? Совсем рядом, в Турции, а тебе, Оксана, — это, — Андрей подал толстый полиэтиленовый мешок, — век будешь носить — не сносишь.

Оксана схватила сверток и чуть не уронила.

— Ого, какой тяжелый!

— Ну, рассказывай, как живешь, что у тебя нового? — спросила мать, когда Оксана скрылась с подарком в угловой маленькой комнате, а они с Андреем вошли в кухню. — А я пока твои любимые вареники с творогом поставлю.