Генри Бестон - Домик на краю земли

В последних числах октября с востока налетел шторм. После полудня, когда прилив достиг большой высоты, я надел штормовку и вышел полюбоваться прибоем. Примерно в миле к северу от «Полубака», в то время как я, согнувшись в три погибели, пробивался сквозь стену дождя, немного впереди, над самыми бурунами, замелькало какое-то пятнышко, летящее к земле прямо из адского «пекла». Пока я всматривался в этот крохотный предмет, он упал на песок, преследуемый волнами. Я бросился вперед и подобрал предмет раньше, чем его слизнул язык пены. То был осенний кленовый листок — красный и мокрый.

Наступила середина октября, и с ней исчезли сухопутные птицы. На болотах остались лишь немногочисленные воробьи. Заросли сливы расстались с листвой. Прогуливаясь по пляжу, я угадал о приближении зимы но необычной форме облаков.

Ежедневно облака скапливаются на западе у горизонта. Эта плотная темная завеса, словно нарочно заслоняя солнце, укорачивает день. На пляже начали появляться дикие морские птицы, прибывающие с далекого пустынного севера, с берегов арктического океана. Это птицы, уходящие от надвигающегося пакового льда, прилетающие с обломков континента и огромных необитаемых островов, лежащих между материком и полюсом; птицы из тундры и пустошей, лесов и прозрачных озер, с карнизов птичьих базаров, усеянных гнездами, и впадин безыменных атлантических скал, неведомых человеку. Вокруг всего шара Земли, вниз от приплюснутых полюсов, струится живой поток, несущий на юг племена и нации, народы и толпы, семьи и кланы, молодежь и стариков. Земные пространства, покрытые жухлыми травами, октябрьским снегом и лесами, остаются позади, и вот уже пилигримы видят перед собой отдаленные проблески моря.

Существует множество птичьих потоков. Говорят, что два из них проходят через Кейп-Код. Могучая река, берущая начало в глубине Аляски, течет в юго-восточном направлении, пересекает Канаду и впадает в Атлантический океан. Русла этой реки придерживаются птицы северных лесов и канадских озер, а также пернатые, населяющие пустоши севера, арктические острова и земли, наполовину покрытые вечным льдом. Другой поток, берущий начало под сенью полюса, течет на юг вдоль побережья материка мимо Гренландии и заливов Лабрадора; этой дороги придерживается народ, закаленный Арктикой, добывающий пропитание в море. В обоих потоках можно встретить представителей одинаковых видов. Севернее Кейп-Кода, где-то в устье реки Святого Лаврентия, оба потока встречаются, перемешивают свои толпы — и к Новой Англии движется уже новый, объединенный поток, заполняя жизнью побережье.

В протоках появляются утки, прилетевшие или со стороны залива, или из океана; на закате дня на золотистую гладь западных бухточек плюхаются в воду гуси; стайки желтоножек кружат во мраке, мгновенно скрываясь в высокой солончаковой траве между протоками и лугами. С наступлением дня или ночи до моего слуха доносится птичий гомон. Незнакомцы в куртках защитного цвета, обутые в высокие резиновые сапоги, начали посещать мое царство. Каждую субботу я с философским видом простаиваю подолгу у западного окна, глядя на пучки травы, вызывающе торчащие в самых неподходящих местах и выдающие замаскировавшихся охотников.

Теперь, когда я устроился здесь на всю зиму, мне нравится порой разыгрывать из себя бичкомбера [4] Бичкомбер — моряк, предпочитающий не ходить в море, живущий за счет приятелей или случайными заработками. . Иногда, стоит только взглянуть на прибой, как в глаза бросается нечто то появляющееся, то скрывающееся в сутолоке набегающих волн. Вот тут-то во мне и просыпается бичкомбер. Чего только не оставляет море на своих необъятных пляжах. Порой даже самые пустяковые находки на берегу обретают значимость драгоценной добычи Таинственные предметы, переходящие от зыби к бурунам, могут оказаться обыкновенной кадушкой для наживки, смытой за борт с какого-нибудь «рыбака» из Глостера, омаровой ловушкой или упаковочным ящиком с трафаретным названием лайнера. Однако, когда подобная штука качается на волнах или валяется на берегу в миле от вас, не обретя еще своего истинного смысла, она олицетворяет манну небесную, нечто неизведанное, надежду, вечно гнездящуюся в человеческом сердце. На днях я нашел на берегу джемпер синего цвета, какие носят служащие военного флота Соединенных Штатов. Джемпер распростерся на песке, насквозь вымокший и одинокий. Увы, ткань джемпера успела подгнить, и, кроме того, он оказался мне слишком мал. Все же я срезал и сохранил на память пуговицы.

Срезая их, я случайно окинул взглядом южную часть неба и там впервые и единственный раз в жизни увидел летящих лебедей. Птицы двигались вдоль побережья, направляясь в открытое море; они летели очень быстро, держась примерно на высоте облаков, и настолько прямо, словно были стрелами, выпущенными из лука.

Великолепные белые птицы в синем октябрьском небе над колышущимся океанским простором; их полет был торжественнее музыки — казалось, с их крыльев изливалось на землю воспоминание о ее древнем очаровании, способное излечить и укрепить душу.

Вторая половина октября стала пиком осенних птичьих визитов. В ноябре и декабре поток птиц с материка ослабевает, однако наблюдается их перемещение вдоль побережья. Тогда здесь появляются редкие экземпляры пернатых Об этом я расскажу позже и подробнее, так как считаю подобное явление чрезвычайно интересным.

Заканчивая заметки о птицах и осени, я неожиданно вспомнил о том, что одной из самых необычных и впечатляющих миграций оказался вовсе не перелет птиц, а передвижение бабочек. Это случилось ранним октябрьским утром, дозревавшим по мере возвышения солнца над горизонтом при довольно мягкой, почти сентябрьской погоде. Насколько я помню, хул осенний северный ветер и гем не менее было тепло.

Я намеревался провести день на открытом воздухе и вскоре после десяти вышел из дому. Обогнув его, я оказался на солнце и принялся за постройку кладовой, используя всевозможные предметы, выброшенные морем на берег.

Я осмотрелся, как делал обычно по заведенному мной же порядку, однако ничто в окружающем ландшафте не привлекав моего внимания. Орудуя гонором и пилой, я трудился почти три четверги часа, а затем, отложив в сторону инструменты, присел отдохнуть.

За это время группа примерно из двадцати крупных оранжево-черных бабочек появилась у дюны. Это была настоящая стая, хотя ее члены летели далеко друг от друга — на расстоянии не менее одной восьмой мили. Некоторые из них были уже на дюнах, другие — на солончаках; трех я заметил на пляже.