Халлдор Лакснесс - Самостоятельные люди. Исландский колокол

— А как же собаки — они ведь многое чуют, — сказала женщина.

— Собака есть собака, — возразил Бьяртур.

— Но ведь ты говорил, что собака знает все на свете.

— Никогда я этого не говорил. Я только считаю, что собака — единственное животное, которое понимает человека. Но собака есть собака, а человек есть человек, как говорит Эйнар из Уиндирхлида.

— Все ясновидящие твердят, что в долине живут привидения.

— Наплевать мне на ясновидящих, — сказал Бьяртур. — Дьявол побери тех, кто не способен сладить с собственными чувствами! И видится им всякая чертовщина, как тому полоумному бродяге, с которым недавно так носились во Фьорде. Дескать, он впадает в какой-то там транс и несет околесицу насчет того света — про Иисуса Христа, про Кари из Бердлы [13] Кари из Бердлы — норвежец, живший в конце IX — начале X в., прадед знаменитого исландского скальда Эгиля сына Скаллагрима. Сыновья Кари, из которых один был скальд, служили при дворе норвежского конунга Харальда Прекрасноволосого. О Кари из Бердлы рассказывается в «Саге об Эгиле». (Прим. Л. Г.). и Христиана Девятого [14] Христиан IX (1818–1906) — король Дании. (Прим. Л. Г.). . А потом он подделал подпись окружного судьи и угодил в тюрьму.

— Я уверена, ты даже в бога не веришь, Бьяртур, — задумчиво промолвила Роза.

— О вере моей говорить не будем, — отвечал Бьяртур, — а вот что порода овец, которую вывел пастор Гудмундур, самая лучшая во всей округе, вот это так верно!

— Неужели ты и перед сном не читаешь молитв?

— Отчего же, читаю. Если рифма там хороша, прочитываю иногда перед сном одну-две, пока сон не сморит. Вернее, раньше прочитывал, пока у меня не было стольких забот. Но «Отче наш» никогда не читал. Это же не стихи. И я не верю в дьявола, так чего ради мне молиться. Да что об этом толковать. Давай-ка лучше выпьем кофе.

— Слушаю тебя — и оторопь берет, — сказала Роза. — После таких слов все божьи ангелы от нас отвернутся. По-твоему, на свете только то и есть, что видишь собственными глазами. Вот ты какой человек!

— У меня есть пять чувств, — ответил Бьяртур. — И я не понимаю, на что мне нужно еще шестое или седьмое.

— Есть люди поважнее тебя, и то они верят в добро и зло.

— Может быть, — сказал Бьяртур. — Я догадываюсь, кого ты имеешь в виду. Весной, в Мири, он то и знай толкался среди бабья и приманивал вас всякими россказнями о привидениях.

— Кого это «нас»? — спросила она, подняв глаза; и впервые в ее косящем глазе вспыхнула искорка. — На что ты намекаешь?

Бьяртур, напевая старинную песенку, стал искать котелок, ибо он был твердо намерен вскипятить воду для кофе. На лестнице он обернулся к жене и бросил на ходу:

— А разве кое-кто не гулял кое с кем? Меня это не удивило бы.

На первый взгляд замечание, которое бросил Бьяртур, не содержало в себе ничего определенного и тем более значительного, и все же мало что так повлияло на жизнь молодой четы в Летней обители, как этот брошенный на ходу намек, и особенно то, что послужило поводом к нему.

— Нет, — сказала Роза. — Это неправда.

Она упрямо отвернулась к стене, убитая, несчастная.

— Кто он? — спросил Бьяртур.

— Это неправда.

— На твоем месте я бы сказал.

— Ты же не рассказываешь про себя.

— Отчего же. Могу и сказать. У меня нет тайн.

— Я не хочу слышать об этом.

— Все вы в день свадьбы тихони — воды не замутите, а кто вас знает, с кем вы путались. Нам, мужьям, достается не любовь, а какие-то остатки, вроде трупа, у которого коршуны уже глаза выклевали.

— А ты-то сам — ангел?

— Не тот ли нахал из Тиннстада?

— Спроси у него.

— Или этот болван из Фьорда, который помогал пахать?

— Может быть, и он.

— Ну уж и не тот ведь бабник-учитель, с которым прижила ребенка Сдейнка из Гилтейги?

— Ты, я вижу, решил перебрать всех бабников в приходе?

— А я и не удивлюсь, если ты с ними со всеми путалась. В тихом омуте черти водятся.

Роза в гневе поднялась и страстно крикнула:

— Бог мне свидетель, что если я в чем-нибудь и каюсь, то не в том, что путалась со всеми, а в том, что вышла за такого человека, который ставит овец выше людей и верит в собаку. Как жаль, что у меня не хватило духу повернуть сегодня назад и вернуться к родителям!

— О, я сразу смекнул, когда ты хотела вернуться домой, что не старой ведьмы ты испугалась, — сказал муж. — Ты думаешь, что я дальше своего носа не вижу. Только не воображай, что я собираюсь у тебя что-нибудь выпытывать. Не нужно быть колдуном, чтобы понимать женщину. Такая уж у вас повадка: любите тех, которые вами тешатся, а выходите за тех, которые вам постылы.

— Ты врешь! — сказала Роза.

— Вот отчего ты ходила такая сонная этой весной, когда он вернулся из сельскохозяйственной школы, и вот как ты понимаешь самостоятельность и свободу. Ты думала, что его род выше моего, потому что его отец был скрягой и отказывал себе в человеческой еде! Давился какой-то смазкой из рыбьего жира с дегтем; разбавлял водку и продавал товарищам. И на свой легкий заработок покупал старых разбитых кляч, а на рынке, когда барышничал, ставил им горчичник под хвост, так что они припускали во весь опор. Если кому так повезло, что у него отец ростовщик и мошенник, тут уж нетрудно прослыть большим человеком и тешиться по ночам с девчонками, а потом отсыпаться целый день.

— Ты врешь, врешь! — в бешенстве повторяла женщина.

— И для этого черта я гнул спину восемнадцать лет, восемнадцать лет жизни я убил на то, чтобы у него были кровные лошади, чтобы он учился, колесил по свету! Ради этого черта ты терпела брань старосты за то, что не так, видишь ли, проворно выносила ночные горшки. А теперь еще того не хватало, чтобы я вырастил его ублюдка в своем доме!

И Бьяртур из Летней обители довел себя до такого бешенства, что вскочил с постели и сдернул перину с полуголой жены; казалось, еще немного и он прибьет ее. В страхе, став на колени, она обвила руками его шею и поклялась всем святым, что никогда ни один мужчина не тронул ее, и уж никак-никак-никак не… «Боже всемогущий, покарай меня, если я вру! Я всегда знала, что этот хутор проклят: семь раз дом разрушали привидения и дьявол! Что толку, что ты называешь хутор Летней обителью, если ты хочешь убить меня, жену свою, в свадебную ночь и отдать мои кости Колумкилли…»

Горько плача, Роза бессвязно молила его о пощаде, пока Бьяртур над ней не сжалился, ибо знал, что женский пол гораздо слабее мужского. И тогда он взял щепотку табаку и улегся спать.

Свадебная ночь. Летняя ночь.

Так началась их совместная жизнь.

Утрами, на рассвете, когда Бьяртур вставал, ему было жаль будить жену — она так спокойно спала… Одеваясь, он смотрел на нее и говорил себе: