Халлдор Лакснесс - Самостоятельные люди. Исландский колокол

— То есть как это?

— Дело вовсе не в тебе. Все гораздо сложнее. Какое значение может иметь жизнь или смерть одного нищего? Целый народ не может жить милостью короля.

— Своя рубашка ближе к телу. Я знаю, что в доброе старое время не считалось достойным просить пощады. Но разве может бесприютный нищий бороться за свою жизнь против всего мира?

Арнэус снова внимательно посмотрел на этого человека, которого наказывали плетьми в Кьялардале, заковывали в кандалы в Бессастадире, приговорили к смерти на Эхсарау, колотили на дорогах Голландии, едва не повесили в Германии, а в Глюкштадте облачили в солдатский мундир. Теперь он сидел в гостях у него, Арнэуса, поставив рядом с собой свои, или, вернее, казенные, сапоги. Он хотел жить.

— Если твое дело так запутали, то лучше всего тебе самому исхлопотать аудиенцию у короля и устно изложить свою просьбу о пересмотре. Король не прочь лично видеть своих подданных и охотно и милостиво выполняет их просьбы, если считает таковые справедливыми. Но меня в это дело не вмешивай, ибо, спасая тебя, я не спасу ничего, и никому не будет пользы, если, занимая этот пост, я стану просить о мелочах.

— Н-да, — вздохнул Йоун Хреггвидссон. — Значит, конец. Выходит, зря сидел я под повешенным. Но вот передо мной лежит это кольцо, которое мне велели передать, и я думаю, будет не слишком дерзко с моей стороны попросить еще кружку пива.

Арнэус налил ему полную кружку и подождал, пока он выпьет.

— Я к тебе зла не питаю, Йоун Хреггвидссон, и еще более теплое чувство я испытываю к твоей матери. Она сохранила шесть листов из «Скальды». И тебе благодаря этому кое-что перепадет, хотя и не так уж много. Кольцо, которое ты видишь перед собой, некогда украшало руку знатной дамы с юга. Как-то летней ночью в Брейдафьорде мне довелось надеть его на палец другой королеве. Теперь она вернула его мне, а я дарю его тебе. Эту драгоценность, которой любовались королевы, этого дракона, кусающего себе хвост, я дарю тебе, Йоун Хреггвидссон. Купи себе на него пива.

— Что нужно здесь этому солдату? Разве я не прогнала его?

В комнате стояла горбатая ведьма. Прическа наподобие башни и острый подбородок, напоминающий скалистый мыс, удлиняли ее и без того вытянутое лицо; и казалось, что рот у нее приходится где-то на середине груди. Ее визгливый, резкий голос нарушил тишину, царившую в библиотеке.

— Дорогая моя, — обратился к ней Арнэус. Он подошел к женщине и ласково потрепал ее по щеке. — Как хорошо, что ты пришла!

— Почему этот солдат снял здесь сапоги?

— Они ему, наверное, жмут, дорогая, — ответил супруг, продолжая ласкать ее. — Этот человек исландец, и он хотел навестить меня.

— Конечно, он исландец. От него по всему дому вонь пошла. И, уж разумеется, он пришел за подаянием, как это делают все исландцы у себя дома и в других странах, — что бы они ни носили — шерстяную ли куртку, плащ или солдатский мундир. Неужели, мой дорогой, вы недостаточно натерпелись с этим сумасшедшим Иоганном Гриндевигеном и этим сущим дьяволом Мартинсеном? Вчера этот проклятый Мартинсен украл у меня двух петушков, а сегодня я видела, как он прокрадывался в сад. А теперь вы пустили к себе еще одного из этих ужасных исландцев, За те полгода, что я ваша жена, мне пришлось истратить на лаванду больше, чем за все время моего счастливого первого брака.

— Но, дорогая моя, таков уж мой несчастный народ, — заметил высокоученый архивариус, Assessor consistorii et Professor antiquitatum Danicarum. И он продолжал, хотя и с немного грустным видом, ласкать свою супругу.

Йоун Хреггвидссон бродил по улицам, не зная, как убить время: его отпустили на целый день. Было бы не плохо заглянуть в погребок, чтобы утолить жажду, но у него оставалось лишь немного мелочи. Йоун нерешительно остановился на углу, а люди проходили мимо него. И вдруг один из прохожих заговорил с ним.

— Что? — удивился Йоун Хреггвидссон.

— Говорил я тебе, что толку ты не добьешься, — сказал ему человек равнодушным тоном.

Йоун промолчал.

— Я-то вижу его насквозь, — продолжал тот.

— Кого это?

— Кого же еще, как не этого плута Арнэуса.

— Ты украл кур у его жены.

— Подумаешь! После первого мужа ей досталось в наследство огромное поместье в Зеландии и в придачу еще дома, корабли и бочка золота, — сказал Йоун Мартейнссон. — Послушай, приятель, какой смысл околачиваться здесь на улице. Пойдем-ка выпьем по кружке пива у докторовой Кирстен.

— Я и сам об этом подумывал, да боюсь, денег не хватит.

— У докторовой Кирстен человеку всегда подадут, лишь бы на нем были приличные сапоги.

Они спустились в погребок, и им подали любекского пива. Исландцы, жившие в Копенгагене, были, оказывается, хорошо осведомлены о деле Йоуна Хреггвидссона и его бегстве из Тингведлира на Эхсарау прошлой весной. Зато о его дальнейшей судьбе мало что было известно, пока он сам не явился сюда в мундире солдата, имя которого было занесено в воинский реестр королевской армии. За кружкой пива Йоун поведал о своих странствиях. Он умолчал, однако, о том, кто освободил его от цепей. Он никого не хотел предавать и сказал лишь, что знатная женщина вручила ему вот это красивое золотое кольцо, велев передать его самому знатному из исландцев, и человек этот должен был помочь Йоуну получить помилование. Затем Йоун рассказал своему новому другу, чем кончилась его встреча с этим знатным господином. Он даже разрешил Йоуну Мартейнссону поглядеть на кольцо, и тот взвесил его на руке, чтобы прикинуть ценность этого сокровища.

— Хм, — заметил Йоун Мартейнссон, — я-то знался со знатными дамами и даже с епископскими дочками. Все девки на один покрой. Давай-ка лучше выпьем водки.

Когда они выпили, Мартейнссон снова предложил:

— Давай спросим французского вина и супу. Все одно, Исландия погрузилась в море.

— По мне, пусть сгинет хоть сотню раз.

— Вот она и сгинула.

Потом они запели:

Какой-то посетитель погребка заметил:

— Сразу можно услышать, что это исландцы.

А другой прибавил ему в тон:

— Не только услышать, но и почуять.

— Не плохо было бы, если б она сгинула, — повторил Йоун Хреггвидссон.

— Я же тебе сказал, что сгинула.

И они продолжали пить водку и горланить:

В конце концов Йоун Хреггвидссон попросил своего нового приятеля Йоуна Мартейнссона походатайствовать за него перед графом и королем.

— Спросим дичи и французского вина.

Им подали и то и другое. Посидев так некоторое время, Йоун Хреггвидссон вдруг с размаху всадил свой нож в стол и сказал:

— Вот когда я наелся досыта. Теперь Исландия снова начинает понемногу всплывать.