Эмиль Золя - Истина

Маркъ вернулся вечеромъ въ Жонвиль встревоженный и смущенный: дѣло касалось вопроса совѣсти. Долженъ ли онъ заглушить всѣ свои страхи, въ которыхъ онъ даже не смѣлъ себѣ признаться, и рѣшиться на неизбѣжную борьбу съ бабушкою и матерью своей жены, — борьбу, въ которой можетъ погубить все свое счастье? Прежде всего онъ рѣшилъ откровенно объясниться съ Женевьевой; но потомъ онъ отложилъ это намѣреніе, зная, что она просто отвѣтитъ ему, чтобы онъ поступалъ такъ, какъ считаетъ за лучшее. Онъ даже не сказалъ ей ни слова о предложеніи Сальвана; имъ овладѣло недовольство собою, и тайный страхъ мѣшалъ ясному мышленію. Два дня прошли въ нерѣшительныхъ сомнѣніяхъ; онъ со всѣхъ сторонъ обдумывалъ причины, которыя могли принудить его принять или отказаться отъ мѣста въ Мальбуа.

Прежде всего ему представлялся городокъ такимъ, какимъ онъ сдѣлался послѣ дѣла Симона. Онъ подумалъ о мэрѣ Даррасѣ, добромъ и развитомъ человѣкѣ, но который не смѣлъ громко высказывать свои убѣжденія, боясь не быть избраннымъ и потерять выгодное мѣсто. Затѣмъ передъ нимъ прошли Бонгаръ, Додуаръ, Савенъ, Миломъ, всѣ эти существа средней нравственности и недалекаго развитія, которыя говорили ему такія странныя, жестокія и глупыя рѣчи; за ними стояла сплошная толпа, еще болѣе забитая, которая вѣрила всякимъ сказкамъ и была способна на еще болѣе звѣрскіе поступки. Въ народной массѣ гнѣздились предразсудки варварскихъ временъ, обожаніе фетишей, жажда крови и убійствъ; въ ней не замѣчалось ни доброты, ни разума. Въ такомъ случаѣ вопросъ становился ребромъ: почему эта масса пребывала въ грязи, въ невѣжествѣ и лжи? Почему эти люди отказывались отъ логическаго мышленія, отъ простого здраваго размышленія? Почему они боролись съ непонятною ненавистью противъ всего хорошаго, свѣтлаго, и чувствовали ужасъ передъ всѣмъ, что чисто и свято? Почему они закрывали глаза и отворачивались отъ блеска солнца, отказывались отъ свѣта и стремились къ мраку? Почему, наконецъ, въ этомъ дѣлѣ Симона они выказали себя неспособными къ справедливости, не хотѣли ни знать, ни видѣть, на чьей сторонѣ правда, а стремились погрязнуть во лжи и требовали смерти и казни, подавленные суевѣріями и предразсудками? Конечно, газеты — вродѣ «Маленькаго Бомонца» и «Бомонской Крестовой» — отравляли умы этихъ людей, предлагая имъ ежедневно грязный и отвратительный напитокъ, одуряющій и зловредный. Всѣ непросвѣщенные умы, всѣ слабые сердцемъ, всѣ страдающіе, изнуренные подъ долгимъ игомъ рабства, — всѣ они являлись легкою добычею лжецовъ и эксплуататоровъ народнаго довѣрія. Всесильные міра сего всегда царили надъ толпою, отравляя ея сознаніе, послѣ того какъ сами ее ограбили; они поддерживали свою власть, вселяя въ сердца ужасъ, а въ умы — ложныя представленія. Но чѣмъ объяснить постоянную сонливость мысли и неподвижность народной совѣсти? Если народъ позволяетъ опутывать себя ложью, то лишь потому, что въ немъ нѣтъ достаточной силы для сопротивленія. Ядъ дѣйствуетъ только на тѣхъ, кто невѣжественъ, кто ничего не знаетъ, кто неспособенъ на размышленія и критику. Слѣдовательно, основаніе всѣхъ общественныхъ бѣдъ лежитъ въ недостаточности образованія; этотъ недостатокъ является причиной медленнаго движенія человѣчества по трудному пути, который ведетъ къ свѣту, среди кровавыхъ стычекъ и тѣхъ преступленій, которыя составляютъ исторію народа. Поэтому всѣ усилія должны быть направлены къ устраненію этой причины; только работая въ этомъ направленіи, т. е. просвѣщая народъ, можно достигнуть желаемаго; невѣжественная, непросвѣщенная нація неспособна на пониманіе справедливости; только истина, понятная и доступная всѣмъ, можетъ, наконецъ, научить людей быть справедливыми и великодушными.

Маркъ не могъ не подивиться, какъ это до сихъ поръ во Франціи массы народа, рабочее сословіе, деревенскіе жители и обитатели промышленныхъ центровъ, находились еще на уровнѣ развитія дикарей и могли увлекаться фетишизмомъ? Развѣ во Франціи не господствовало республиканское правленіе болѣе трети вѣка? Развѣ основатели этого государственнаго строя не имѣли яснаго представленія о томъ, что требовалось провести въ жизнь для постановки прочныхъ основъ свободнаго правленія, издавая школьные законы и создавая безплатное, обязательное образованіе для народа, поставивъ его на должную высоту? Государственные люди вообразили, что они сдѣлали все самое главное и посѣяли добрыя сѣмена республиканскаго образа мыслей; они были увѣрены, что создали сознательную демократію, освобожденную отъ сословныхъ предразсудковъ и пагубныхъ суевѣрій, и что она будетъ свободно развиваться на отечественной почвѣ. Пройдутъ десять, двадцать лѣтъ, и поколѣнія, прошедшія эту школу, вскормленные трезвыми понятіями, выберутся изъ мрачныхъ подземелій, гдѣ они, лишенныя свѣта, влачили жалкое существованіе, и образуютъ свободную націю, послушную голосу разума и логики, способную на твердыя и справедливыя дѣйствія. Съ тѣхъ поръ прошло тридцать лѣтъ, и шагъ, сдѣланный впередъ, сейчасъ же терялъ свою силу при малѣйшей общественной сумятицѣ; народъ возвращался къ прежнимъ нелѣпымъ понятіямъ и проявлялъ настоящее безуміе подъ сгустившимся мракомъ старинныхъ предразсудковъ! Что же такое произошло? Какая невидимая сила, какое непонятное упорство парализовало громадное усиліе, которое было произведено для того, чтобы спасти несчастныхъ, возродить народную массу и освободить отъ мрачнаго рабства? Задавъ себѣ этотъ вопросъ, Маркъ тотчасъ же увидѣлъ передъ собою главнаго врага, который стремился поддерживать невѣжество и суевѣрія, — клерикализмъ. Церковь таинственными путями, съ неослабной энергіей загородила дорогу къ свѣту и улавливала въ свои сѣти несчастные, слабые умы, которые старались вырвать изъ ея власти. Клерикалы всегда отлично понимали, что они должны удержать въ своихъ рукахъ образованіе народа, т. е. распоряжаться ложью и мракомъ для того, чтобы поработить узкія душонки и тѣла своихъ жертвъ. На этой-то почвѣ школьнаго вопроса клерикализмъ снова затѣялъ борьбу и съ необыкновенною лицемѣрною ловкостью провозгласилъ себя приверженцемъ республики, пользуясь свободою законовъ, чтобы сохранить въ своей узкой темницѣ тѣ дѣтскія души, которымъ эти законы стремились привить просвѣщенныя понятія. Всѣ умы, которые были сбиты съ истиннаго пути клерикалами, явились поборниками жестокаго и непримиримаго ученія, которое угнетаетъ современныя общества и держитъ ихъ въ тискахъ нетерпимости. Во Франціи мы видѣли политическаго папу, который стремился изгнать изъ Франціи республику, совершая свои дѣянія во имя свободы. Мы видѣли тогда основателей республики, которые имѣли наивность вообразить, что они явились побѣдителями и заставили врага сложить оружіе; они улыбались ему и успокоились, гордясь своею терпимостью; они даже провозгласили новый союзъ во имя единенія всѣхъ убѣжденій въ одну общую политическую и національную вѣру. Радуясь побѣдѣ республики, они предложили ей принять въ свое лоно всѣхъ сыновъ, даже непокорныхъ, которые во всѣ времена стремились ее задушить. Благодаря такому великодушію, клерикализмъ продолжалъ свое побѣдное шествіе по всей странѣ; изгнанныя конгрегаціи понемногу возвращались на свои мѣста и, не теряя ни часа времени, продолжали свое дѣло порабощенія и нравственнаго развращенія массъ, основывая коллегіи и школы іезуитовъ, доминиканцевъ и другихъ орденовъ, населяя своими воспитанниками административныя учрежденія, суды, армію. Одновременно начальныя школы братьевъ и сестеръ отнимали учениковъ и ученицъ отъ свѣтскихъ школъ, безплатныхъ и обязательныхъ. Все это происходило тихо и незамѣтно, пока въ одинъ прекрасный день вся страна не очутилась въ рукахъ клерикаловъ; ея прозелиты занимали самыя выдающіяся мѣста; все будущее Франціи, всѣ классы общества, земледѣльцы, рабочіе, солдаты — всѣ находилось подъ властью и подъ гнетомъ монаховъ и іезуитовъ.