Николай Чебаевский - Если любишь

Одно осталось в Алке неизменно: по-прежнему любила принарядиться. Как она ухитрялась следить за собой — трудно понять, но если комбайн останавливался даже на самое короткое время и парень соскакивал с тряского мостика на твердую землю, он всегда видел перед собой свежее, будто только что умытое лицо девушки и чистую косыночку на голове.

Сначала Максим молча удивлялся: пыль на нее, что ли, не садится? Потом приметил: Алка носит в кармане комбинезона плоскую капроновую фляжку с водой и запасную косыночку. Чуть стихнет мотор — она начеку, уже умывается, сбрасывает запыленный платок. А уж когда кончали смену, она непременно пряталась за машиной, сбрасывала с себя комбинезон и надевала белую кофточку с юбкой. Пусть был поздний вечер, пусть никто не мог заметить снежной белизны ее кофточки, все равно перед тем, как ехать домой, она переодевалась. Впрочем, чаще всего это не оставалось незамеченным. Максим обычно подвозил Алку попутно на грузовике до тока. А с тока она уезжала домой с очередной сменой студенток. И девчата прямодушно изумлялись:

— Когда ты только успеваешь стирать свою кофточку? И как не надоест: раз надела — и опять в стирку.

— Что я люблю, то мне ни в жизнь не надоест! — отвечала Алка подчеркнуто.

И Максиму было ясно: не только о кофточке говорит она это. Он подозревал, что наряжается она все-таки не из простого пристрастия к чистоте и аккуратности, не только из желания постоянно изумлять студенток и таким способом как бы возвышаться над ними…

Вообще Алка стала словно бы больше ценить себя, при случае старалась показать это всем своим поведением. Если раньше она любила зубоскалить, заигрывать с парнями, бездумно кружить им головы, то теперь держалась с ними строго. И оттого особенно ощутимо было, что Максим стоит у нее наособицу. Да, с ним она тоже перестала заигрывать, но явно выделяла его тем, что держалась с ним просто, по-дружески.

Что все это значило? К чему могло привести? На первый вопрос Максиму не так уж трудно было найти ответ, а вот на второй… Но вскоре все разъяснилось.

Забарахлила однажды под вечер молотилка комбайна. Можно было бы оставить регулировку и на завтра, но Максим не хотел терять на это дорогие дневные часы. Он вместе с трактористом занялся ремонтом. Вторая соломокопнильщица, пользуясь случаем, ушла пораньше домой. Алка осталась. Подавала инструмент, помогала чем могла, потом светила лампочкой-переноской.

Дело затянулось далеко за полночь. Тракторист увел свой трактор на зябь, и Алка с Максимом остались в поле одни.

— Девчата с тока давно уехали, — вздохнула Алка.

Этот вздох сразу поверг Максима в смятение. Как он не сообразил, что надо было раньше подсказать Алке отправиться домой. Теперь придется провожать ее до деревни. Не скажешь же, чтобы шла одна. Свинство ж это!.. И на стан с собой позвать тоже неудобно. Девчата там не ночуют, даже повариха уезжает домой. Это же только название: культстан, а так — хибарка с нарами в два этажа. Здесь, бросив на голые доски солому и какую-нибудь одежду с плеча, отдыхают только те механизаторы, которым через два-три часа снова заступать на смену. Да и то по нужде, из-за напряженной нынешней уборки, а в прошлые годы вообще никто не ночевал.

Отвезти разве Алку домой? Без света, конечно, ехать трудно, а фары включать никак нельзя, батарея почти разряжена, пора уже ее менять. Но ничего, ночь не шибко темная, куриная слепота его нынче не мучает, можно доехать помаленьку.

— Ладно, довезу тебя сегодня до самого дому. — Максим заспешил к грузовику, словно спасался от беды.

— Ой, Максимчик, спасибочко тебе!.. Подожди только чуток.

Алка скрылась за комбайном. Две-три минуты спустя она тоже подбежала к грузовику, залезла в кабину. Так и есть! Переодевалась, по обыкновению. В темноте белела на ней кофточка, от которой шел сильный запах сирени. И духи с собой носит!

Грузовик тронулся с места неровно, рывками.

— Ой, как это, оказывается, необыкновенно — ехать без света!.. — защебетала Алка. — Будто в древней карете сидишь, и местность кругом незнакомая, таинственная… Даже жутковато!

Максим молчал. Он неотрывно глядел вперед, стараясь не потерять из виду едва приметную полоску полевой дороги, и осторожно, ощупью вел машину. И был рад тому, что можно молчать, что надо так напряженно следить за дорогой.

— А тебе как, нисколечко не тревожно? Или тоже в душе все трясется?.. — не унималась Алка. — Ты вцепился в баранку так, будто можно упасть в пропасть. — Алка нервно рассмеялась.

Машина вильнула, ее сильно накренило, тряхнуло: одно колесо угодило в глубокую дорожную рытвину.

— В пропасть не в пропасть, а опрокинуться, видишь, можно, — раздраженно ответил Максим и еще крепче ухватился за баранку.

— Ты, оказывается, сердитый, Максимчик. Не слыхала еще у тебя такого злого голоса… — Алка опять рассмеялась. И, как бывало прежде, в голосе ее зазвучали игривые, шальные нотки.

Максиму сделалось не по себе. «Добраться бы поскорее до села…»

Но скорость прибавить никак нельзя. Подул резкий, порывистый ветер, стал швырять в лобовое стекло клочья соломы, всякий придорожный бурьян. Потом стремительно примчалась темная туча, принялась хлестать косыми струями дождя. Дорогу почти невозможно стало различать. И Максим в конце концов сбился с пути.

Он обнаружил это, когда машина вдруг пошла под крутой уклон, а сбоку замелькали расплывчатые силуэты кустов и деревьев. Максим резко затормозил, выскочил из кабины, чтобы осмотреться, куда его занесло.

Так и есть! Попал на свороток, который вел к реке. Дорожку эту проторили водовозы, больше тут никто не ездил, она терялась в реке. Надо возвращаться. Хорошо еще, что вовремя остановился. Хотя здесь и неглубоко, но мотор мог захлебнуться.

Только что это? Двигатель и сейчас молчит. Максим бросился к кабине, ощупью нашел заводную ручку… Идиот, в спешке, когда тормозил, забылся и сбросил газ! А аккумуляторы сильно разряжены, трудно мотор завести. Скорей, скорей надо, пока он еще горячий!..

Парень крутнул ручку. Чих-чих!.. Загудел… Да сразу и заглох… Снова крутнул, поэнергичнее… Неудача… Опять!..

— На акселератор нажми до отказа! И не отпускай ногу, не отпускай! — крикнул он Алке, а сам отчаянно стал крутить ручку. — Теперь отпусти, чуточку только нажимай.

Двигатель даже не чихал. Все! Аккумуляторы сели окончательно.

— Пойдем пешком, — предложила Алка.

Что было сказать в ответ? Не сидеть же, в самом деле, в кабине, дожидаясь утра. Да еще вместе с Алкой…

— Пойдем бережком, здесь ближе.

Алка говорила правду. Полевая дорога, где надо было им ехать, осталась в стороне, и вообще она делает изрядный крюк, огибая березник. А река течет почти прямо, берегом до Дымелки совсем недалеко. Один бы он, конечно, сразу побежал берегом, рыбачьей тропкой. Но вот с Алкой… Если кто-либо увидит, что вышли они ночью вдвоем из березника, — сплетней потом будет с три короба.