Френсис Фицджеральд - Последний магнат

Райдингвуд вслед за Старом подошел к выходу из павильона.

— Все будет как надо, — заявил он. — Лучшего от нее не добьешься.

Актриса их уже не слышала; Стар, резко остановившись, сверкнул глазами на Реда.

— Вы снимаете несусветную дрянь. Я смотрю материал ежедневно, она похожа на красотку из продуктовой рекламы.

— Я стараюсь выжимать что могу…

— Пойдемте со мной, — бросил Стар.

— С вами? Объявить тут перерыв?

— Оставьте все как есть. — Стар толкнул уплотненную для шумоизоляции входную дверь.

Машина с водителем уже стояла наготове: минуты у Стара обычно были наперечет.

— Садитесь, — кивнул он.

До Реда наконец дошло, что с ним не шутят. Он даже внезапно понял, в чем дело. Актриса взяла его в оборот с первого же дня, от ее хлесткого языка не было спасения — и режиссер, оберегая свой душевный покой, позволил ей отыгрывать роль как попало, лишь бы не связываться.

Стар только подтвердил его мысли.

— Вам с ней не совладать. Я объяснял: мне нужна героиня мерзко-подлая. А у вас она нудно-ленивая. Боюсь, придется отказаться.

— От картины?

— Нет. Я передаю фильм Харлею.

— Хорошо, Монро.

— Не обессудьте, Ред. Когда-нибудь еще попробуем.

Машина подкатила к конторе Стара.

— Доснять начатый дубль? — спросил Ред.

— Им есть кому заняться, — бросил Стар. — Харлей уже на площадке.

— Какого черта…

— Он вошел, когда мы выходили. Сценарий я ему отдал вчера вечером.

— Послушайте, Монро…

— Ред, я сегодня занят, — отрезал Стар. — Вкус к фильму у вас пропал три дня назад.

Вот уж пилюля так пилюля, пронеслось в голове Райдингвуда. Теперь его положение пошатнется — незначительно, но третью женитьбу придется отложить. И ведь даже скандал не затеешь: несогласие со Старом обычно не афишируют. Стар — один из столпов киношного мира, и правда на его стороне. Всегда или почти всегда.

— А пиджак? — вдруг спохватился Ред. — У меня пиджак остался в павильоне. На стуле.

— Знаю. Вот, возьмите.

Стар так старался быть терпимым к просчету Райдингвуда, что успел забыть о пиджаке, который держал в руках.

«Проекционный зал мистера Стара» походил на миниатюрный кинотеатр с четырьмя рядами мягких кресел. Вдоль переднего ряда тянулись столы с затененными лампами, кнопками и телефонами; у стены стояло пианино, забытое там с первых дней звукового кино. Хотя в зале сделали ремонт и сменили обивку всего год назад, помещение уже успело обветшать от постоянного использования.

Стар приходил сюда в полтретьего и затем в полседьмого — просматривать кадры, отснятые за день. Обстановка часто бывала напряженной: здесь Стар оценивал свершившийся факт — сухой остаток того, что достигалось месяцами закупок, планирования, сочинения и переписывания, актерских проб, строительных и осветительных ухищрений, утомительных репетиций и съемок; здесь материализовывался результат гениальных предчувствий и отчаянных замыслов, творческого бессилия, заговоров и рабочего пота. Сюда стекались донесения с линии огня — и сложный рабочий процесс замирал в ожидании.

Кроме Стара, на просмотрах бывали продюсеры обсуждаемых картин, координаторы съемок и главы всех технических отделов. Режиссеры не приходили: официально их работа считалась законченной, а деликатничать с оценками в проекционном зале, где с серебристых бобин потоком разматывались живые деньги, никто не собирался — и режиссеры по негласной традиции старались держаться подальше.

Стара уже ждали; при его появлении шепот стих, и как только он сел в кресло, подтянув к подбородку острое колено, свет погас. В заднем ряду чиркнула спичка — и все замерло.

На экране отряд франкоканадцев выгребал на узких каноэ против бурного течения. Сцену снимали в студийном бассейне; в конце каждого дубля, после режиссерской команды «Стоп!», вмиг расслабившиеся актеры со смехом утирали лбы, поток воды останавливался — и иллюзия исчезала. Стар по большей части молчал — лишь отметил, что к технической стороне претензий нет, и назвал номер выбранного дубля.

В следующей сцене, все на той же реке, девушка-канадка (Клодетт Колбер) разговаривала со следопытом (Рональдом Колманом), глядя на него сверху вниз из каноэ. После первых кадров Стар вдруг спросил:

— Бассейн уже размонтировали?

— Да, сэр.

— Монро, он нужен для…

— Смонтировать заново, — отрезал Стар. — Немедленно. Второй эпизод надо переснять.

Мгновенно включился свет; руководитель съемок, соскочив с кресла, вытянулся перед Старом.

— Сцена сыграна прекрасно — и все насмарку! — с холодным гневом произнес Стар. — Кадр не отцентрирован. Камеру поставили высоко: идет диалог, а видна одна макушка Клодетт. Этого мы и добиваемся? Ради этого зритель и приходит в кино — посмотреть на макушку красивой актрисы? Скажите Тиму, с тем же успехом можно было снять дублершу.

Свет вновь погас. Руководитель съемок примостился рядом с креслом Стара, чтобы не мешать. Ленту пустили заново.

— Теперь видите? — спросил Стар. — И еще волосок попал в кадр, вот там справа. Выясните, он в проекторе или на пленке.

В самом конце сцены Клодетт Колбер медленно подняла голову, явив миру огромные влажные глаза.

— Вот что зритель должен видеть с самого начала, — указал Стар. — И ведь сыграно великолепно. Сверьте расписание и доснимите сцену сегодня вечером или завтра.

Уж Пит Заврас не допустил бы такого промаха. Поди найди в Голливуде хоть полдюжины операторов, на которых можно положиться…

Дали свет, координатор с продюсером фильма вышли из зала.

— Монро, есть фрагмент сцены, поступил вчера поздно ночью.

Зал погрузился в темноту, на экране возникла голова Шивы среди толпы богопоклонников — гигантская и невозмутимая, словно ей и не кружиться в потоке наводнения всего через пару часов.

— Когда будете переснимать, — вдруг сказал Стар, — посадите на идола пару ребятишек. Выясните, не обвинят ли нас в неблагопристойности, хотя, думаю, никто не возразит. Детям все можно.

— Хорошо, Монро.

Серебристый пояс с прорезанными звездами… Смит, Джонс или Браун… В рубрику «Объявления»: женщине в серебристом поясе, присутствовавшей…

Со следующим фильмом — гангстерской историей — место действия перенеслось в Нью-Йорк, Стар сделался нетерпелив.

— Сцена откровенно испорчена, — раздался в темноте его голос. — Написана дурно, актеры подобраны отвратительно, смысла никакого. Типажи не те, вместо решительности — сплошной сироп. В чем дело, Ли?

— Сцену писали сегодня утром прямо на площадке, — ответил Ли Кэппер. — Бертон хотел все доснять в шестом павильоне.

— Никуда не годится. Как и следующая сцена. На такую халтуру даже пленку жаль тратить. Героиня не верит тому, что говорит, Кэри тоже. «Я тебя люблю» крупным планом — да вас освистают в первый же сеанс! И на девице слишком много наверчено.