Френсис Фицджеральд - Последний магнат

В темноте прозвучал сигнал, проектор замолк, включился свет. Стар сидел с каменным лицом.

— Кто писал сцену? — спросил он чуть погодя.

— Уайли Уайт.

— Трезвый?

— Конечно.

Стар помолчал.

— Сегодня же засадите за эту сцену четверых. Посмотрите, кто свободен. Сидни Ховард не появился?

— Приехал сегодня утром.

— Поговорите с ним. Объясните, чего я хочу. Героиня в смертельном ужасе, она тянет время — только и всего. У людей не бывает по три эмоции сразу. И еще, Кэппер…

Художник-постановщик подался вперед из второго ряда.

— Да.

— С декорацией что-то не то.

В зале переглянулись.

— Что именно, Монро?

— Это я у тебя спрашиваю. Слишком громоздко, глаз мечется. И выглядит все дешевкой.

— Денег-то как раз не жалели…

— Я знаю. Дело в какой-то мелочи. Вернись туда сегодня и посмотри. Может, мебели слишком много или она неподходящая. А может, окна не хватает. Или надо усилить перспективу.

— Проверю. — Кэппер взглянул на часы и стал пробираться к выходу. — Займусь прямо сейчас. За ночь что-нибудь придумаю, утром сделаем.

— Хорошо. Ли, обойдешься пока другими декорациями?

— Думаю, да.

— Ответственность на мне. Эпизод с дракой готов?

— На подходе.

Стар кивнул. Кэппер поспешил прочь, в зале вновь погас свет. На экране четверо персонажей мутузили друг друга в винном погребе. Стар засмеялся:

— Взгляните на Трейси — как налетел на того парня! Уж точно драться ему не в новинку!

Актеры сходились вновь и вновь, драка повторялась. В конце они неизменно взглядывали друг на друга с улыбкой, порой дружески похлопывали противника по плечу. Опасность грозила лишь одному — постановщику боев, профессиональному боксеру: ему ничего не стоило уложить разом всех троих, однако актеры, им же и обученные, под горячую руку могут сбиться с отработанного порядка и начать крушить все подряд. Самый молодой из троих боялся, что ему попортят лицо, и режиссер прикрывал его увертки продуманными ракурсами.

А позже двое все встречались и встречались в дверях, узнавали друг друга и расходились. Встречались, замирали, расходились.

Потом девочка читала под деревом, на котором устроился мальчик с книгой; девочка изнывала от скуки и хотела поговорить, мальчик не обращал внимания и ронял ей на голову яблочный огрызок.

— Длинновато — да, Монро? — раздался голос из темноты.

— Нисколько, — ответил Стар. — Чудный эпизод, хорошо смотрится.

— Мне казалось, что затянуто.

— Порой и десяти футов много, а когда-то и две сотни — слишком коротко. Пришлите ко мне монтажера: я с ним поговорю, пока он не взялся за эту сцену. Зрители ее запомнят.

Пророчество изречено. Споры и вопросы бесполезны. Стар должен быть всегда прав — не «часто», а «всегда», — иначе вся постройка расползется, как сливочное масло в тепле.

Прошел еще час. Обрывки грез повисали в дальнем конце зала, их рассматривали, оценивали и отправляли дальше — либо служить мечтой для толп зрителей, либо сгинуть в небытии. В конце, как обычно, настал черед проб: хара́ктерный актер и девушка. После рабочего материала, идущего с жестким ритмом, пробы казались гладкими и отточенными; зрители в зале расслабились, Стар спустил ногу на пол. Мнения приветствовались. Кто-то из техотдела заметил, что не прочь сойтись с девушкой поближе, другие не выказали интереса.

— Она уже мелькала в пробах два года назад. Должно быть, крутится рядом с киношниками, да без толку. А старик недурен. Может, сыграет старого русского князя в «Степях»?

— Он по рождению и есть старый русский князь, — заметил шеф по отбору актеров. — Только он из красных, поэтому титула стыдится. Говорит, что князя играть точно не станет.

— На другое он не способен, — ответил Стар.

Включили свет. Стар, закатав жевательную резинку в обертку, сунул ее в пепельницу и вопросительно взглянул на секретаршу.

— Комбинированные съемки во втором павильоне, — напомнила она.

Комбинированные съемки — когда объект снимают на фоне движущегося изображения, проецируемого на задник хитроумным устройством, — задержали Стара не надолго. После этого он заглянул в кабинет Маркуса, где обсуждали идею снять «Манон» со счастливым финалом, и Стар лишь повторил ранее сказанное — что «Манон» и без счастливого финала благополучно делает сборы уже полтора века. Он упорно стоял на своем (в это время суток он бывал особенно убедителен), и противники перевели разговор на другое: не отрядить ли дюжину знаменитостей на благотворительный концерт для тех жителей Лонг-Бич, кто после землетрясения остался без крова. Следуя порыву, пятеро из них тут же собрали пожертвований на двадцать пять тысяч — однако щедрый жест, лишенный того сострадания, какое испытывает бедняк к бедняку, мало походил на милосердную помощь.

Позже, в кабинете, Стара ждало сообщение от окулиста, к которому он отправил Пита Завраса: зрение у оператора оказалось 19/20 — почти идеальное; письменное заключение оформлено, Пит пошел делать копию. Стар торжествующе прошелся по кабинету, сопровождаемый восхищенным взглядом мисс Дулан. Заглянул принц Агге — поблагодарить за прогулку по съемочным площадкам; во время беседы позвонил продюсер очередного фильма и в завуалированной форме сообщил, что сценаристы, супруги Тарлтон, «обо всем прознали» и собираются уходить.

— Хорошие сценаристы, — объяснил Стар принцу Агге. — Здесь такие редкость.

— Как, вы ведь можете нанять любого! — удивился тот.

— Мы и нанимаем, однако стоит им сюда попасть — они резко портятся, так что работаем с кем можно.

— Например?

— С теми, кто примет нашу систему и не сопьется. Здесь кого только нет — отчаявшиеся поэты, драматурги-однодневки, студентки колледжей. Мы даем им сюжет на двоих, а если дело замедляется — ставим еще двоих, отдельно. У меня бывало по три независимых пары сценаристов на одном сюжете.

— И им это нравится?

— Если узнают — нет. Никто из них не гений, другими путями толку не добиться. Эти Тарлтоны — муж и жена с восточного побережья, неплохие драматурги-соавторы. Обнаружили, что работают над сценарием не одни, и пришли в ужас — наверняка скажут, что система нарушает их чувство единства.

— А чем создается единство?

Стар помолчал, не меняя серьезного выражения лица, лишь чуть блеснули глаза.

— Единство — это я, — ответил он. — Приезжайте еще.

Он встретился с Тарлтонами. Говоря о том, что доволен их работой, Стар обращался к миссис Тарлтон, словно за машинописными буквами сумел различить ее почерк. Доброжелательным тоном он сообщил, что снимает их с фильма и переводит на другой — где больше свободы и меньше спешки. Как он частично и предвидел, сценаристы запросились остаться на том же проекте: здесь был шанс скорее попасть в титры, пусть и вместе с другими. Стар отозвался о системе как о прискорбно грубой, нацеленной на выгоду; он не упомянул лишь о том, что сам ее и изобрел.