Петрюс Борель - Шампавер. Безнравственные рассказы

– Прощай, Авигея!

– Прощайте, Джек, поберегитесь!

Обимен с силой толкнул дверь ножом и убежал с быстротой оленя.

Хацармавеф Авраам Уэстмэкот вышел не один; наткнувшись на распростертую негритянку, которая была вся в крови, он вскрикнул от ужаса.

– Успокойтесь, не надо пугаться, господин, это ваша служанка Авигея!

– Авигея!

– Да!.. Беглые негры сначала ранили меня и утащили в горы, а потом подбросили к вашей двери.

Прежде чем перейти к дальнейшему повествованию, коль скоро я уже заговорил об оби, обименах и заговорных мешочках оби, не мешает растолковать вам, европейцам, что же такое оби.

Что касается людей ученых, полагающих, что они все это знают, или тех, кто прочел то, что об этом говорится у доктора Мозли, им просто-напросто следует пропустить эту педантическую и по-академически скучную главу.

Доктор Мозли, которому я обязан этой ямайской историей, самым серьезным образом утверждал в своем «Treatise of Sugar», [176]что оби, да еще плутовство или игра – единственные обнаруженные им примеры, в которых у уроженцев африканской земли могла проявиться способность комбинировать.

Ах, доктор Мозли, вы не любили негров! Бедняга! Пописывая на Ямайке о сахарном тростнике, он даже и не подозревал, что у него будут последователи, что в 1832 году вдруг заговорят и о нем, и о его «Treatise of Sugar», и о его рассказе о Джеке. О неисповедимая цепная связь событий! Нужно же было, чтобы родился альпийский горец, чтобы он спустился с гор и, пытаясь применить свои силы среди жителей долины, начал листать английскую книжонку!

Вообще говоря, слово оби обозначает колдовство и самого колдуна, однако в английских колониях колдуна называют словом обимен. Я ограничусь лишь одной из этимологии, точнее теорий, выясняющих происхождение и значение этого слова, вывезенного из Африки неграми в Новый свет, вот она: nobi по-арабски означает «пророк», и, несомненно, существует большая близость между этими двумя словами; отбросьте опускаемую в единственном числе начальную назализованную согласную, как это делают арабы, чтобы передать множественное число, и вы получите сходное слово; я не выдаю это за бесспорную истину, однако, откинув ложную скромность, я и впрямь почитаю себя весьма приемлемым этимологом. После того как я проделал немало палеографических и палеологических изысканий и, между прочим, еще в невинном шестнадцатилетнем возрасте написал большущий in folio, посвященный вопросу о происхождении имен собственных и географических названий, достойный бенедиктинцев ордена Святого Мавра, [177]– небольшой артезианский кладезь премудрости и эрудиции, мне следовало поработать еще каких-нибудь пятнадцать лет, чтобы завершить его, а в качестве издателя иметь в виду королевскую типографию, которая вообще ничего не печатает, – но тут я забросил сей труд ради произведений куда более удобоваримых и более гармонирующих с нашей лощеной эпохой, нежели изучение Паскье, [178]Фоше, [179]Менажа [180]и П. Бореля 13и т. п., и т. п.

В общем-то я искренне убежден, что эта этимология не хуже многих других, в том числе даже тех, что создал сам г-н Аруэ Вольтер, утверждающий, что слово «бульвар» (boulevard) происходит от игры в шары (boules) и от того, что он зелен (vert). Смотри его «Философский словарь» под философским словом «Бульвар». [181]

Наука оби весьма обширна, куда обширнее, нежели фармакология и фармакохимия, и, если бы пришлось сдавать экзамен на звание оби, не один из наших блистательных фармакологов оскандалился бы и был бы выпихнут вон; из действительно достойных этого звания я могу упомянуть лишь господина Ру [182]с его парагвайским снадобьем, магистра Герена [183]с его микстурой да еще фармацевта Лабаррака [184]с его хлором; все трое собаку съели в науке оби, и тем не менее завистливые невежды рады были бы, если бы их с камнем на шее сбросили в закись водорода – иначе говоря в Сену.

Чтобы сделать оби, талисман, назначением которого является заколдовать наш бедный мир или наслать на него наваждение изнурительными недугами, сплином, – берется могильная земля, волосы, зубы акулы и каких-то зверей, кровь, перья, яичная скорлупа, восковые куклы, птичьи сердца, чудодейственные корни, травы и шипы, неизвестные европейцам, но которые еще древние употребляли для тех же целей. Взятые в определенных соотношениях, ингредиенты эти прокаливаются или закапываются очень глубоко в землю, подвешиваются к дымовой трубе или подсовываются под порог у двери того, кого следует подвергнуть действию чар; все это сопровождается заговорами и заклинаниями, произносимыми в полночь в соответствии с фазами и положением луны.

Негр, предполагающий, что его околдовали с помощью такого талисмана, обращается к обимену или колдунье, подобно тому как больной, заболевший по вине врача, обращается к аптекарю.

В Вест-Индии были введены иезуитские законы, каравшие смертной казнью тех, кто занимается колдовством с помощью общ меры эти ни к чему не привели. Глупые законодатели! Не вашим кровавым законам, пущенным в ход в вашей Вест-Индии, уничтожить последствия идей, берущих начало в центральной Африке, куда вы едете набирать рабов!

Наш старый знакомый, доктор Мозли, все в том же «Трактате о сахаре», «Treatise of Sugar», говорит, что он видел оби знаменитого негра, вора, как он называет Трехпалого Джека, грозу Ямайки 1780–1781 годов, который беглые негры, убившие Джека, ему потом принесли. Талисман этот состоял из обломка козьего рога, наполненного смесью могильного праха, крови черного кота и человечьего жира. Все это было растерто в виде теста; только в результате внимательного и длительного анализа он смог установить состав. В колдовском мешочке оказались также: сушеная жаба, кошачья лапа, тоже черная, свиной хвост и связка пергамента из козьей кожи, на котором кровью были начертаны какие-то буквы.

Эти вещи да еще затупившаяся сабля и два ружья, какие были у Робинзона Крузо, составляли весь его оби. С помощью этого оби да еще своей отваги, как истый хайлендер, [185]он спускался в низину, совершая набеги и грабежи, чтобы обеспечить себя необходимым для жизни. Ловкость, с какой он прятался в непроходимых зарослях, делавших убежище его неприступным, наводила ужас на жителей и в течение двух лет бросала вызов гражданским и военным властям соседних провинций.

У него никогда не было ни сообщников, ни сотоварищей; в лесах вокруг горы Ливан, на которой он укрывался, жило только несколько беглых негров; после того как он пометил им лбы своим оби, они уже не могли его предать. Он никому не доверялся, презирая всякую помощь; он воровал один, один вел свои сражения, всегда убивал тех, кто его преследовал, и он был единственным человеком, поднимавшимся выше горы Спартак.