Ивлин Во - Мерзкая плоть

— На моей памяти за этим столом обедало об Рождестве по двадцать пять человек, — сказал Флорин. — Когда полковник и мистер Эрик были школьниками, вот уж бывали праздники, так праздники. Спектакли ставили, весь дом, бывало, вверху дном перевернут, и каждый гость приезжал со своим лакеем.

— Да, — вздохнула миссис Флорин.

— Теперь не то, — сказал Флорин и потянулся за зубочисткой.

— Да, — вздохнула миссис Флорин.

И тут из столовой пришли господа.

Полковник постучал в дверь и спросил: — Можно нам войти, миссис Флорин?

— Можно, сэр, милости просим, — ответила миссис Флорин. Адам, Нина и полковник полюбовались украшениями и преподнесли Флоринам подарки, завернутые в папиросную бумагу. Потом полковник сказал: — Давайте-ка выпьем вместе по бокалу вина.

Флорин откупорил принесенную еще утром из погреба бутылку хереса, налил бокалы и подал сперва Нине, потом миссис Флорин, потом полковнику, потом Адаму, а последний взял себе.

— Примите мои наилучшие пожелания, миссис Флорин, — сказал полковник, поднимая бокал, — и вы тоже, Флорин. Годы идут, и мы не молодеем, но я надеюсь и верю, что мы еще не раз вместе встретим Рождество. Миссис Флорин — та вообще изменилась с тех пор, как сюда приехала. Желаю вам обоим и в наступающем году здоровья и счастья.

Миссис Флорин сказала: — Благодарю вас, сэр, и вам того же.

Флорин сказал: — И до чего же приятно, что мисс Нина… лучше бы сказать миссис Литлджон… опять среди нас, в родном доме, и супруг ее тоже, и мы с миссис Флорин желаем им счастья и благополучия в совместной жизни, и я одно могу сказать — ежели они проживут так же счастливо, как мыс миссис Флорин, так лучшего я им и пожелать не могу.

Потом господа ушли, и весь дом привычно погрузился в дремоту.

В тот вечер после обеда Адам и полковник взяли по рюмке с портвейном и повернули свои кресла лицом к огню. Нина вышла в гостиную покурить.

— По чести, мой милый, — сказал полковник, подправляя ногой горящее полено, — я очень рад, что Нина вышла за вас замуж. Вы мне сразу понравились. Нина у меня своевольная, всегда такой была, но я знал, что в конце концов она сделает разумный выбор. У вас с ней много хорошего впереди.

— Надеюсь, сэр.

— А я так уверен, мой милый. Она тут чуть не наделала глупейших ошибок. Сюда недавно приезжал один осел — хотел на ней жениться. Журналист. Совсем безголовый. Уверял меня, что мой старый друг каноник Таратор работает вместе с ним в газете. Ну, мне не хотелось с ним спорить — как-никак, ему виднее, — но я тогда еще подумал, что это странно, а потом, представьте, разбирал как-то у себя наверху старые газеты, и мне попалась вырезка из „Вустер геральд“ с описанием его похорон. Он умер в 1912 году. Это же надо быть полным идиотом, чтобы так ошибиться, верно я говорю?… Еще рюмочку портвейну?

— Спасибо.

— А то был еще один. Явился сюда, видите ли, продавать пылесосы и попросил у меня тысячу фунтов. Ну, я живо спровадил его… А вот вы, Литлджон, совсем другое дело. Лучшего зятя мне не надо. Ваш брак большая радость для меня, мой милый.

Тут вошла Нина и сказала, что под окнами гостиной собрались колядчики славить Христа.

— Зови, зови их сюда, — сказал полковник. — Они каждый год приходят. Да скажи Флорину, пусть несет пунш.

Флорин принес пунш в огромной серебряной миске, а Нина ввела певцов. Они выстроились вдоль буфета, каждый с шапкой в руке, моргая на ярком свету, с пылающими от быстрого перехода в тепло щеками и носом.

— Весть благая и радостная, — запели они, — благая и радостная.

О весть благая и радостная…

Они спели „Добрый царь Венсеслас“, и „Придите, кто верит“, и „Первый праздник Рождества“, и „Пока пастухи пасли стада“. Потом Флорин серебряным черпаком разлил по стаканам пунш, следя за тем, чтобы мальчикам не достались стаканы, предназначенные для взрослых, но чтобы каждому, по его возможностям, досталось вдоволь и даже немножко больше.

Полковник попробовал пунш и заявил, что пунш превосходный. Потом он спросил у певцов, как их зовут и откуда они, и, наконец, дал регенту пять шиллингов и выпустил их на мороз.

— Вот так бывает каждый год с тех пор, как я себя помню, — сказал полковник. — В моем детстве к нам на Рождество всегда съезжались гости… играли в шарады, то-то бывало весело… и после завтрака всегда бокал хереса в людской, а после обеда колядки… Скажите, — спросил он, внезапно меняя тему, — вам вчера в самом деле понравилась та часть моего фильма, которую мы успели посмотреть?

— Другого такого божественного фильма я просто не запомню, папа.

— Честное слово, сэр, я получил колоссальное удовольствие.

— В самом деле? Ну-ну, рад это слышать. А вот пастор, тот, по-моему, не оценил его, по крайней мере недостаточно оценил. Конечно, вы посмотрели только кусочек, так получилось огорчительно. Не хотелось ему это говорить, но я сразу подумал, экая небрежность — допустить, чтобы электрическая проводка в доме пришла в такое состояние, что ее даже на один вечер не хватило. И очень нелюбезно по отношению к людям, которые хотят показать фильм. Но фильм-то грандиозный, верно? Вы правда так считаете?

— Клянусь, я редко получал такое удовольствие.

— Эта картина, — сказал полковник мечтательно, — знаменует собою новый этап в развитии британской кинематографии. Это самый значительный звуковой суперрелигиозный фильм, созданный целиком на британской земле, силами британских актеров и режиссуры и на британские деньги. С начала до конца, невзирая на трудности и расходы, мы пользовались советами ученых консультантов — историков и богословов. Сделано решительно все, чтобы добиться максимальной достоверности каждой детали. Жизнь выдающегося социального и религиозного реформатора Джона Весли впервые будет показана британскому зрителю во всем ее человечном и трагическом величии… Я рад, что вы все это понимаете, мой милый, потому что я как раз собирался обратиться к вам с одним предложением. Я старею, на все меня не хватает, и я чувствую, что могу принести больше пользы как актер и постановщик, нежели в области коммерческой. Тут требуется человек молодой. Вот я и подумал — не заинтересует ли вас войти со мной в долю. Я купил все это предприятие у Айзекса, и, поскольку вы теперь член семьи, я не против того, чтобы продать вам половинный пай — скажем, за две тысячи фунтов. Я знаю, для вас это немного, а вы, со своей стороны, можете с уверенностью рассчитывать, что через несколько месяцев получите за свои деньги вдвое. Что вы на это скажете?

— Да понимаете… — сказал Адам.

Но ответить ему так и не пришлось, потому что в эту самую минуту дверь в столовую отворилась и вошел пастор.

— А-а, это вы, уважаемый, входите, входите. Вот это по-дружески — навестить нас в такой поздний час. Поздравляю вас с праздником.